Сергей Кравченко - Кривая империя. Книга 4

Хорошо, хоть на престол взошел молодой (26 лет), симпатичный (с припухлыми от выпивки глазами) Николай Александрович. Его правление, слава Бахусу, не даст нам скучать!

Жил был у бабушки серенький козлик. Был он совсем серенький, то есть, никаких высоких достоинств, кроме знания нескольких ненужных для русского обихода языков, за ним не числилось. Поэтому напали на козлика совсем уж серые волки. Эта хищная сволочь, не понимавшая как следует даже собственного языка, разорвала козлика и его семерых (Историк считает, что десятерых, Писец, — что многие миллионы) козлят. И остались от козлика только рога да копыта. По ним и было произведено генетическое опознание останков...

Юные девы преклонных годов справедливо обижаются на меня за эти хамские слова и кощунственные аналогии. Поверьте, друзья мои, мне и самому как-то неловко их писать. Но что-то носит пальцы по клавишам. И я уверен, что это не «пархатый талмудический ангел» дергает за десять веревочек, не черный человек в котелке, протёртом золочеными рожками, подсыпает возбудительный порошок в мой бокал, и не толстый дядька с мешком золотых юбилейных долларов шуршит старым «паркером» в бумажке с моей фамилией. А сдается мне, что это оскорбленное достоинство наших безвременно погубленных соотечественников невесомым язвительным облаком струится из пор земли и перехватывает дыхание взволнованного автора. Так что, тут не до этикета. Слишком уж ответственность велика.

Ну, посудите сами. Вот, повезло тебе родиться в чистой семье немецкой бабушки и русского царя. Вот, кормят тебя заморским мороженым, неведомым сельской детворе, позволяют кататься на велосипеде и щелкать фотоаппаратом. И в доме на Неве и многих других домах есть у тебя своя комната. И вот, ты подрастаешь и узнаёшь, что так хорошо и сыто живут не все, что вполне так не живет вообще никто. И ты спрашиваешь прямо или сбоку, за что тебе такое удовольствие. И тебе объясняют, что ты — будущий царь, что тебе так «свезло», как на самом деле везти не может, то есть, тебе и не повезло вовсе, а избран ты Богом. Вот откуда этот земной рай, манна небесная, фрейлины в облачных одеяниях и нектар всех задушевных сортов и градусов...

Эх, Коля! — неправду рассказала тебе твоя немецкая бабушка! Наглую ложь сочинили и поднесли тебе учителя посторонних языков и наук. Ничего тебе, брат, не свезло. Наоборот, ты, как говорится, попал! Ибо возложил на тебя господь не шапочку кошачьего меха, не погоны золоченые, не голубенькую ленточку имени распятого апостола, а навалили неподъемную ответственность и заботу, впрягли тебя в арбу, которую не потянуть и крепостному быку. Хотят тебя, козленочка погубити. Ну, хотеть, может, и не хотят, но губят. И не находится рядом с тобой никого умного и честного, кто прямо сказал бы:

— Эх, парень, не по тебе эта шапка. Не вытащишь ты страну, не спасешь этот безумный народ, а только сам погибнешь.

И не приходят в твой розовый сон святые, хромые, мудрые, горбатые, грозные и великие русские мужики, не декламируют вслух статьи Имперской Теории. А снятся тебе глупые, распутные балерины, и мужик тебе является тоже Распутный.

И нету рядом строгого учителя, который объяснил бы тебе простую арифметическую задачу об ответственности. Приходится мне, век спустя, ее объяснять в нескольких вариантах.

Вариант 1. Вот, допустим, ты женился. Ну, допустим.

И вдруг у тебя появляются дети. Пять. И ты, как любой нормальный человек, их любишь. И должен ты теперь их растить, кормить, поить, обувать, одевать, учить, лечить и мирить. И ты болеешь за них сердцем в прямом и переносном смысле, гнешь спину, выковыриваешь из жилистой отечественной нивы скудную копейку. И, наконец, обнаруживаешь, что жизнь твоя прошла. Слава богу! И тебе — слава, ибо ты честно выполнил свой долг, не зря положил на семейный алтарь свою грыжу и свой инфаркт.

Вариант 2. Теперь, допустим, ты — начальник, бригадир, командир вверенного тебе подразделения. Ого-го! Оказывается, при той же получке у тебя в сто раз больше забот, хлопот, нервных случайностей. Ты должен всю эту черную сотню накормить, одеть, обуть, обучить как закаляется сталь, вывести в пургу на безымянную высоту, и поголовно угробить за Родину с полным удовольствием. А потом еще успеть до собственного отпевания проследить, чтобы всем бывшим бойцам оформили бесполезные награды. За это и тебя, отец родной, запишут на общую скрижаль золотом во первых строках.

Вариант 3. Строим дальше. Теперь у тебя целая территория в несколько европ, целая армия малых, роющих великий канал, и все тебя называют отцом. Ты чисто инстинктивно пытаешься их всех любить, кормить, одевать, обувать, девок им запускать в бараки из соседней зоны. Но обнаруживаешь, что не тянешь. Сердце у тебя останавливается раньше времени. Тогда ты раскладываешь эту непосильную любовь и заботу на беспечных заместителей и толстокожих исполнителей и замыкаешься в чтении классической литературы.

Вот так, примерно с ротного уровня иссякает в человеке возможность реальной групповой любви и начинается пошлое массовое обслуживание. И чем больше размножается стадо спасаемых, тем страшнее, ответственнее и неблагодарнее становится личная жизнь. И если человек не сбрасывает лямку, не уходит в отставку или скит, то превращается в сторожевую овчарку, гуртует население, строит его в ряды, выбирает пастбища, повседневно и всенощно руководит шайкой подпасков. То есть, — созидает Империю. О личной жизни, мороженом, прогулках он теперь может вспоминать лишь во сне. А то, что будет у него под видом личной жизни, отдыха и досуга, — это только эрзац, плоская вырезная картинка...

При таком разъяснении нормальный ученик сразу говорит: «Фигушки!», — прощается с рыдающей матерью-царицей, принимает фамилию бывшей жены, покупает на Сухаревке поддельный паспорт и уезжает на родину бабушки играть на биллиарде.

Но нормальных людей мало. А самонадеянных и самовлюбленных сереньких козликов — много. И вероятность обретения одного из них в качестве нашего государя при династическом престолонаследии очень велика! Но хуже ли это обретения Волка? Для Империи хуже. Нам — по барабану.

Николай Александрович Романов родился 6 мая (старого стиля) 1868 года. Он оказался старшим сыном в семье Александра III, когда тот был еще наследником, а не царем. Все его матери-праматери вплоть до блаженной Евдокии Лопухиной были немками, а праотцы — до Петра Великого — продуктом этих немок. Так что, Николай на полном праве готовился стать русским царем. То есть, сам он не готовился, — ему такое и в голову не приходило, а учителя его готовили, как умели.

Жизнь этого формально-последнего императора описана объемно и замечательно. Наш Историк извел ведра чернил и цистерны слез, и стала эта запечатленная жизнь бесценным материалом для многолетнего сериала, который — я уверен! — в ближайшем будущем поставят наши кинематографисты. Согласитесь, в обиходе дома Романовых при Николае для кино есть все — и куча детей, озабоченных проблемами секса и социализма, и неизлечимо больной наследник, и мощная мистическая подоплека — от проклятий царевича Алексея Петровича и сожженного протопопа Аввакума — до благословений Серафима Саровского и Григория Распутина. Да еще — родство со всеми королевскими домами Европы, собственная бескрайняя династия. Ну, и сам Николай, конечно, — находка для экрана. Яркий набор личных пороков дополняется диким педерастическим, алкогольным окружением, политические интриги бурлят непрестанно, корабли взрываются, поезда сходят с рельс, анархисты и эсэры не дают карасю скучать. Все это — благодатный художественный фон последнего царствования.

Говорят, в целом Николай человек-то был неплохой, но что нам за дело до хороших человеков? — их у нас вон сколько угроблено!

Поэтому остановимся только на свойствах царя в понятиях нашей Теории.

Императором Николай был ничтожным...

— Не то!

Но человеком был незлым...

— Тоже не то.

Так чего ж мы от него хотим?

— Ничего мы не хотим, нам поздно хотеть, мы созерцаем.

И вот что нам видится. Николай Александрович Романов был человеком уникальным! Уникальность его состоит в удивительном раскладе личных качеств, достоинств и недостатков, политической ситуации, реальностей раннего 20-го века, кадрового состава имперской верхушки и божественного набора случайностей, грянувших в России.

Был бы Николай больным, дебилом, догнивающим сифилитиком, как многие его коронованные предшественники, — это было бы полбеды. Рядом нашелся бы Годунов, Нарышкин, папа-Филарет, сестра-Соня. Они бы вывели имперский корабль на чистую воду.

Был бы Николай истериком, шизофреником, садистом-милитаристом, резал бы неустанно свое окружение, — все равно в этом окружении всплывали бы новые люди; любимые женщины ласково поправляли бы потные волосы и вытирали эпилептическую пену, старая мама склоняла бы к миролюбию и покаянию.