Иван Фирсов - Лазарев. И Антарктида, и Наварин
На следующее утро Лазарев, выйдя на стенку, обрадовался: в Военную гавань втягивался корабль «Борей» — на нем-то и служил Унковский. Он рассказал Михаилу, что его брат Андрей остался в Англии в эскадре Тета. Не один час уговаривал Михаил друга — оказывается, тот решил по окончании войны подать в отставку, сказывалось прежнее ранение. В конце концов Лазарев убедил его, и Семен согласился.
— Пожалуй, ты прав, такой вояж — предприятие редкостное, познать многое предстоит, а кроме того, — Семен взял за руку друга, — ты мой товарищ добрый, для меня же и тщишься, и я готов делить с тобой все тяготы.
Михаил обнял друга.
— Знаешь, Миша, на «Орле» Швейковский Павел ревизором, быть может, и он изведает сие предприятие?
— Мысль добрая, сей же час отправлюсь к нему.
Тот тоже был удивлен неожиданным предложением, но согласился. На другой день поутру Лазарев доложил директорам об изменениях в экипаже, те со всем согласились и просили как можно быстрее выйти в море, да и сам Лазарев знал прекрасно — надвигалась осень и коварная стихия могла преподнести любые сюрпризы. И тут первый сюрприз преподнес комиссионер Молво — позабыл доставить на корабль порох, хорошо, что вовремя проверил командир. Пришлось еще десять дней ждать, пока не привезли наконец пятьдесят пудов пороха для компании. Используя неожиданную паузу, Лазарев съездил в Петербург, наскоро забежал к Державиным. Те были ошеломлены, стареющий поэт вначале расстроился, но потом повеселел:
— Не напрасно мы с тобой Григорья Шелихова штудировали. Само провидение тебя на этот вояж подвигает. Побываешь в краях, где покойный Николай Петрович Резанов, царствие ему небесное, обретался.
В передней Державин обнял Лазарева, прослезился. Когда еще и придется ли свидеться…
Наконец все припасы погрузили, офицеры перебрались на корабль.
Из донесения Главного правления Российско-Американской компании Александру I:
«Всепресветлейшему державнейшему великому государю императору самодержцу Всероссийскому Российско-Американской компании Главного правления
всеподданнейшее донесение
По высочайшему Вашего и. в-ва дозволению, объявленному правлению компании через г-на министра внутренних дел в минувшем 1812 году, компания приступила в том же году к снаряжению третьей экспедиции в ея колонии кругом света для отвозу отсель туда разных потребностей, особенно же таковых, коих тяжесть и неловкость в сухопутном по охотской дороге верховом провозе к доставлению туда совсем неудобно, имея притом предметом и торговлю с гишпанскою Калифорниею, в которой бывший там г-н камергер Резанов зделал уже опыт… В нынешнем году сия экспедиция при пособиях начальствующих особ совсем снаряжена и корабль «Суворов» сего месяца восьмого числа по полуночи в 11 часов при ZO ветре отправился из Кронштадта в путь свой под начальством флота лейтенанта Лазарева с помощниками его лейтенантами Унковским и Швейковским, двумя штурманами и штурманским помощником, доктором, суперкаргом и его помощником, с 26-ю из флота и 9-ю вольнонаемными матрозами, а всего экипажу на оном корабле отправилось 44 человека.
О сем событии правление компании долгом поставило Вашему и. в-ву всеподданнейше донести.
Первенствующий директор и кавалер Михаил Булдаков».В пасмурный полдень «Суворов» снялся с якоря, на траверзе Рифсбанки салютовал российскому флагу и вышел в море.
Из Финского залива «Суворов» направился к берегам Швеции. Дания еще оставалась верной союзной наполеоновской Франции, и проход через проливы «Суворов» совершил в составе большого шведского конвоя из купеческих кораблей. Выйдя в Северное море, «Суворов» прибавил парусов, оторвался от конвоя и 27 ноября бросил якорь на Спидхедском рейде Портсмута. Настроение моряков «Суворова» поднялось. В глубине бухты особняком стояли корабли под Андреевскими флагами.
— Видимо, эскадра вице-адмирала Кроуна, — сказал Унковский. — Помнится, «Три иерарха» и «Чесма» точно плавали под его флагом.
В тот же день Лазарев с Унковским отправились на корабль «Смелый», где служили их товарищи-однокашники по Морскому корпусу.
Расспросам, казалось, не было конца. Друзья, офицеры кораблей, собравшиеся за стаканом пунша в кают-компании «Смелого», узнав, что «Суворов» идет в Америку, наперебой давали советы, вспоминали происшествия из своих плаваний. Каждый старался хоть чем-нибудь помочь товарищам. Старший офицер «Смелого» подсел к Лазареву:
— Михаил, и тебе может улыбнуться фортуна. Ведь наверняка будешь в Штатах, вспомни, как Юрия Федоровича Лисянского жаловал в Филадельфии сам Джордж Вашингтон.
Усмехнулся Лазарев — вот уж чего с самого начала службы он страшился и обходил, как опаснейшие подводные рифы, так это милости монаршие.
Неожиданная пирушка на «Смелом» затянулась за полночь, пришлось заночевать у друзей. Выпив чая, возвращались шлюпкой утром на «Суворов». Неожиданно сквозь пелену сумрачной хмари, задернувшей небо от края до края, пробились лучи яркого солнца. Бухта преобразилась.
Всюду, куда ни кинь взор, красовались величественные многопушечные линейные корабли, фрегаты, корветы… Десятки судов располагались полукружьями. Ближе к берегу стояли на бочках и якорях фрегаты и корветы. Следующую дугу образовали линейные корабли. Почти на всех судах были убраны и сняты паруса. Солнечные блики сверкали на оголенных мачтах и реях, отливающих естественным блеском ошкуренного и отполированного дерева. Не случайно корабельные мачты в местах стоянки судов часто сравнивают с лесом. Освещенные солнцем высоченные борта отражались в зеркальной глади бухты. Справа, ближе к берегу, отдельной группой стояли на якорях купеческие бриги и шхуны. Подобранные к реям паруса сияли белизной и на фоне мрачных туч чем-то напоминали издали оперенья птиц.
Между берегом и судами, от одного корабля к другому сновали десятки гребных и парусных вельботов и шлюпок. Вслед за ними тянулись и пересекались пенистые шлейфы на поверхности потревоженной воды. Довершало живописную картину бесчисленное множество белоснежных чаек, паривших и перекликавшихся над бухтой или кормившихся на воде тут и там.
— Красотища какая, — проговорил, поеживаясь от утренней прохлады, Лазарев. — Один раз такую прелесть обозреть — на всю жизнь запомнится.
— Все так, — зевая, сказал Унковский, — однако средь красот этого стройного леса мачт добрая половина сотворена из нашенской, архангельской сосны.
— Ты, пожалуй, прав, — ответил Лазарев, — да и борта сих красавцев проконопачены пенькой вологодской.
Стоянка в Лондоне началась с неотложных забот. Прежде всего Лазарев отвез в Лондон на проверку компасы, хронометры и секстаны.
Парусный корабль в океане подобен щепке в море. Стихия ветра и волн, штормы и ураганы носят его и мотают иногда неделями. Имея даже доброе парусное оснащение, судно бессильно бороться с противным ветром, то есть воздушным вихрем, противным конечной цели плавания. «Мордавиндом» называют в шутку моряки ветер, дующий в направлении, противоположном генеральному курсу корабля, или попросту «мордотыком». Для достижения цели всякий уважающий себя капитан всегда обязан знать достоверно свое место в океане. Особенно важно это для безопасности плавания. И не только вблизи берегов. В неизведанных местах посреди океана часто скрываются под тонкой пеленой пенистых волн коварные коралловые рифы.
Правильное направление движения на судне показывает хорошо выверенный компас, а достоверность места судна обеспечивается точностью хронометров и секстанов.
Еще с гардемаринской поры Лазарев приучил себя проверять исправность мореходных инструментов, чтобы, будучи в море, быть уверенным в них.
Унковский же распоряжался загрузкой товаров Российско-Американской компании, приводил корабль в порядок. За две недели в Кронштадте многое не успели сделать, да и увидели далеко не все изъяны.
На переходе выяснилось, что добрая половина вант и бегучего такелажа оказалась подгнившей и требовала замены. Спустившись через три дня после выхода в море в носовой трюм, командир почувствовал резкий запах плесени. На дне трюма поверх бочек с пресной водой покоился многомесячный запас сухарей, позеленевших от плесени, их пришлось выкинуть. В корпусе кое-где показалась небольшая течь, в палубе местами зияли щели, часть шпангоутов в местах соединения с бимсами расшаталась.
Вернувшись, Лазарев вечером в кают-компании сказал Унковскому:
— Завтра же, Семен Яковлевич, опять отбуду в Лондон, надобно многое успеть, раздобыть материал для работ. — Лазарев озабоченно нахмурился. — Комиссионера Молво как ветром сдунуло, придется заняться и продовольствием. Ты, пожалуй, продолжай ремонтирование и вводи сам корабль в гавань.
