Кейт Аткинсон - Боги среди людей
— Надо думать, придется, — ответил он.
Сильви повернулась на каблуках и в облаке мятного аромата прошествовала обратно в дом. У двери черного хода она помедлила и бросила через плечо, обращаясь к Тедди:
— Обед запаздывает.
— Мрачная? — чуть позже спросила по телефону Урсула.
— Как туча, — ответил Тедди, и оба рассмеялись: Сильви яростно ратовала за политику умиротворения.
Целый день все члены семьи перезванивались между собой, и Тедди уже начал всерьез уставать от вопросов о том, что он намерен делать: словно разрешение военного конфликта целиком легло на его плечи.
— Но ты у нас — единственный, кто годен к воинской службе, — сказала Урсула. — Что думаешь делать?
— Запишусь в ВВС, — лаконично ответил он. С каждым разом его ответ на этот вопрос звучал все тверже. («Как поступил бы на моем месте Август?» — думал он. Взрослый, его сверстник, а не Питер Пэн из опусов Иззи.) — Да и потом, я не единственный. А Морис, а Джимми?
— Морис увильнет от любой опасности, вот увидишь, — сказала Урсула. — Но Джимми, думаю… О боже, не могу представить Джимми с оружием в руках — для меня он еще ребенок.
— Ему уже почти двадцать, — с нажимом проговорил Тедди.
Обед прошел вяло. За столом их было всего трое (вместе с кухаркой Бриджет — четверо, но она не считалась). Ели ягненка с картошкой и каким-то вязким гарниром из стручковой фасоли со своего огорода, а потом Бриджет грохнула перед ними овальное блюдо с рисовым пудингом:
— Спасибо этим чертовым немцам — пудинг пересох.
— Зато теперь Бриджет сможет винить за все свои промахи кого-то еще, кроме мамы, — сказала Урсула, когда Тедди в телефонном разговоре передал ей эту фразу. — Знаешь, будет много крови, — с грустью прибавила сестра.
Казалось, ей стало известно очень многое. У нее, разумеется, «были источники», включая «мужчину из Адмиралтейства».
— Как твой коммодор?{56} — спросил Тедди, понизив голос: Сильви находилась поблизости.
— Да все так как-то… Женат, — беззаботно сообщила Урсула.
«Не судите, да не судимы будете», — сказала она Тедди, когда посвятила его в свой роман. Тедди был поражен при мысли, что его сестра — гулящая, женщина на стороне. К концу войны ни мужчины, ни женщины его больше не поражали. Равно как и все остальное. Здание цивилизации, как выяснилось, было построено на зыбкой почве из песка и фантазий.
После обеда Хью и Тедди снова долго пили виски, а потом еще — перед ужином, и у обоих вид был весьма помятый, а ведь Тедди еще предстояло ехать в Лондон. «Утром опять в банк», — подумал он, но решил в обеденный перерыв найти военный комиссариат, чтобы записаться добровольцем, и этот мир, возможно, будет «перевернут», как пелось в старинной балладе, но уж точно сдвинется с места.
— Эта «баллада» выражала сетование, а не ликование, — сказала Урсула. Иногда она могла быть педанткой почище Нэнси. — Рождество погибло в битве при Нейзби. — Сестра на тот момент еще не стала пуританкой, но впоследствии на нее повлияла война.
Перед расставанием Сильви прохладно чмокнула Тедди в щеку и отвернулась, сказав, что не собирается говорить «прощай»: это звучало бы «слишком безнадежно»; впрочем, Тедди отлично знал, какую драму может разыграть его мать — ей только дай волю.
— Я еду поездом в девятнадцать двадцать, и всего лишь на Марлибон,{57} а не в преисподнюю, — сказал он ей.
— Это пока.
Хью примирительно похлопал Тедди по спине:
— Не обращай внимания. Береги себя, Тед.
Это отцовское прикосновение стало последним.
Тедди в сумерках поплелся переулком на станцию и, только заняв свое место в вагоне второго класса, сообразил, что не из-за отцовского виски его так тошнит и лихорадит, а из-за коклюша Нэнси. Из-за проклятой болезни его потом с месяц не брали в армию, и даже когда он пошел на поправку и решил тут же завербоваться, ему велели выждать. Лишь в разгар весны сорокового года он наконец обнаружил на тумбочке в прихожей адресованный ему конверт. Тускло-желтый бланк министерства ВВС предписывал ему прибыть на собеседование, которое будет проводиться на лондонском крикетном стадионе. Однажды летом перед началом учебы в Оксфорде отец взял его с собой на стадион посмотреть первый показательный матч со сборной Индии. Тедди удивило, что из всех возможных мест именно это выбрали для его отправки на войну.
— Англия выиграла со счетом сто пятьдесят восемь ранов, — припомнил отец, когда Тедди рассказал ему о предписании.
«Интересно, сколько же ранов нужно, чтобы выиграть войну?» — гадал Тедди, склонный даже на этом этапе жизни к причудливым метафорам. Хотя на самом деле понадобилось ровно семьдесят два нот-аута (по количеству его боевых вылетов к концу марта сорок четвертого).
Когда Тедди возвращался на работу, в его походке чувствовалась какая-то новая легкость. Он остановился погладить греющуюся у стены кошку, приподнял шляпу перед элегантной женщиной, явно очарованной и улыбнувшейся в ответ (весьма заманчиво, особенно с утра). Остановился еще раз, чтобы понюхать гроздья поздней сирени, нависшие над садовыми оградами в Линкольнс-Инн-Филдс. Все-таки «слава и мечта» Вордсворта не совсем еще забыты, думал Тедди. При входе в банк на него внезапно повеяло знакомыми запахами полированного дерева и меди. «Нет, только не это», — подумал он.
Без малого два года спустя, когда на его форме появилась пара «крылышек»{58} и обучение в Канаде по программе подготовки летного состава для войск Британского Содружества закончилось, Тедди вернулся из Нью-Йорка на борту «Куин Мэри».
— Потрясающе, — сказала, узнав об этом, Иззи. — Я тоже пару раз великолепно отдохнула на этом лайнере.
Тедди не стал объяснять, что этот лайнер стал теперь американским военным транспортом, где еле-еле нашлось для него место («на самой нижней палубе, чуть ли не в трюмной воде!»), и что людей (из которых половина всю дорогу блевала) туда набилось больше, чем пресловутых сельдей в бочку. И ощущение уязвимости такое же: они пересекали Атлантику в шторм, без каравана сопровождения, поскольку считалось, что бывший лайнер достаточно быстроходен, чтобы уйти от немецких подлодок; но Тедди не питал напрасных иллюзий.
— И кормили превосходно, — съязвил Тедди (хотя так и было, если сравнивать с нормированным пайком).
Он не понял, уловила Иззи его тон или нет. Тетушку порой бывало трудно раскусить.
В промежутке между возвращением из Канады и зачислением в учебную часть боевой подготовки у него образовалась пара свободных дней. Сестре удалось вырваться из Лондона в Лисью Поляну на обед. Иззи тоже «нагрянула», причем, по словам Сильви, без приглашения. Итак, по состоянию на осень сорок второго: Памела эвакуировалась неизвестно куда, но обещала скоро вернуться; Морис, работавший в Уайтхолле, бо́льшую часть времени отсиживался в бункере; Джимми отбыл на армейские учения в Шотландию. Хью умер. Как такое возможно? Разве мог отец умереть?
Тедди получил внеочередной отпуск по семейным обстоятельствам, и флот (в лице того самого бойфренда Урсулы, о чем Тедди так и не узнал) подыскал ему место на торговом судне, отправлявшемся с караваном, однако в последний момент отпуск отменили.
— Ничего страшного, ты бы все равно не успел на похороны, — сказала Сильви.
— Я удивлен, — вставил Морис, — что в разгар войны кто-то счел похороны веским основанием.
— Морису, — сказала Урсула, — доверяют шлепать — или не шлепать — печати и перечеркивать красным бланки заявлений. Именно такие люди и способны отменить отпуск по семейным обстоятельствам.
В любое другое время Мориса сильно задело бы предположение, будто он стоит в иерархии настолько низко, чтобы шлепать печати. Он вздохнул. Один беглый, небрежный росчерк фирменной серебряной ручкой. Ладно, в другой раз.
Того, кто отменил отпуск, следовало лишь поблагодарить: караван атаковали немецкие подлодки, и судно, на котором должен был прибыть Тедди, затонуло вместе со всеми, оказавшимися на борту.
— Спасен для высшей цели, — прокомментировала Урсула.
— Ты ведь в такое не веришь, правда? — Тедди забеспокоился, не подхватила ли сестра религиозную бациллу.
— Нет, — ответила она. — Жизнь и смерть — вещи случайные, вот что я усвоила.
— В точку. Проверено на предыдущей войне. — Иззи закурила сигарету, хотя не съела почти ни кусочка тушеной курицы, которую Сильви подала на обед.
Сильви забила птицу с утра по случаю «возвращения блудного сына». (Ну вот, опять, подумал он. Это что, его удел? Вечный блудный сын?)
— Блудный — это напрасно, — уверенно сказал Тедди. — Я учился воевать.
— И тем не менее, дорогой, в честь твоего возвращения мы забили откормленную курочку, — заметила Урсула.
