Агилета - Святая с темным прошлым
– Мы слышали, что земледельцы в России – настоящие рабы своих беков, – взволнованно говорил ногайский мирза Эльмас, – но наш народ не стерпит такого обращения!
– Из уважения к ногайскому и татарскому народам императрица не станет менять ваши обычаи, – убеждал в ответ Кутузов.
– Пока ее власть в Крыму не упрочилась – может быть, – упорствовал мирза, – но со временем…
– Я уверяю вас, – мягко подхватывал его незаконченную фразу Кутузов, – императрица будет помнить о том, что Турция с вожделением смотрит на Крым, а потому постарается стать более желанной владычицей, чем султан.
Мирза не мог сдержать улыбки.
А Кутузов краем уха слышал, как имам Дениз говорит по-татарски другим своим гостям:
– Если бы все русские были так же любезны, как этот офицер, их владычество не внушало бы опасений.
В свой следующий приезд Кутузов как бы невзначай поблагодарил Дениза за высокое о нем мнение. Имам оторопел:
– Я не думал, что вы уже так свободно понимаете по-татарски!
– С таким учителем, как вы, легко заговорить на любом языке, – с полной искренностью в голосе признался офицер.
Эти слова окончательно скрепили их дружбу. Встречи же и беседы с другими татарскими старейшинами в доме Дениза стали происходить постоянно и всякий раз заканчивались все более и более тепло. И, вероятно, именно вследствие этого Ахтиарский гарнизон никогда не знал нападений со стороны местных жителей, от чего страдали русские лагеря по всей Тавриде.
Кутузов же в разговорах с имамом, не утерпев, обмолвился однажды о необычной девушке, с которой свела его судьба. Дениз с большим интересом выслушал об удивительных способностях Василисы и выразил желание помочь ей в ее трудах. Вернувшись в лагерь, Кутузов передал Василисе в подарок от имама колючее растение, предусмотрительно завернутое в платок. Нетерпеливо развернув его, девушка увидела округлый толстый стебель и расходящиеся от него, как лучи звезды, сочные узкие листья, унизанные колючками.
– Имам сказал, что его сок заживляет раны и возвращает коже молодость, – с удовольствием видя, что доставил девушке радость, – сообщил Кутузов. – А если смешать его в равных частях с медом и красным вином, то восстанавливает силы.
Василиса с уважением рассматривала чудодейственное растение. Затем с не меньшим уважением перевела взгляд на Михайлу Ларионовича.
– Удается же вам и врага к себе расположить! – восхитилась она.
– А как же без этого? – наслаждался ее восхищением Кутузов. – С кем воюешь, того понимать надобно, а проявишь к человеку интерес – он к тебе дружбу питать начнет. С людьми управляться – отдельная стратегия, – гордясь собой, добавил он.
Василиса промолчала – что-то в его последних словах заставило ее испытать напряжение.
– Ну а ты заводи себе аптекарский огород! – уже другим, веселым и легким тоном, посоветовал Кутузов, заметив ее опущенный взгляд. – Трав лечебных я тебе еще достану.
Василиса задумчиво улыбнулась:
– Живой воды бы где найти!..
– Спрошу о том у имама, авось подскажет! – с полной серьезностью пообещал Кутузов, взглянув ей в глаза на прощание и оставив у лазарета с животворным и колючим подарком в руках.
* * *Всего несколько месяцев успела провести Василиса в лазарете, а ее служение уже воспринимали так же естественно, как и службу любого другого воина. Хотя на деле медсестра в армии XVIII века, да и любого другого предшествующего столетия была явлением уникальным: на протяжении долгих веков воюющие мужчины обходились без их помощи. Регулярная медсестринская служба возникла лишь в середине XIX столетия в ходе последней русско-турецкой кампании; до того времени раненых поручали, рабам, товарищам-солдатам, монахам или Господу Богу в зависимости от того, на какой исторический период мы бросим взгляд. Этот факт вызывает не меньше удивления, чем пресловутое отсутствие колеса у южноамериканских цивилизаций, но после краткого экскурса в историю удивляться будет, пожалуй, нечему.
Прежде всего, вспомним о том, что до того, как начала широко применяться анестезия (середина XIX века) и антибиотики (середина XX века), раненые умирали быстро. Максимум, что могли сделать для человека – это вынести его с поля боя, промыть рану, перевязать ее (перед глубокими внутренними повреждениями врачи были бессильны), и предоставить страдальца его судьбе – ведь никаких сколько-нибудь эффективных обеззараживающих и болеутоляющих средств попросту не существовало.
Но и на этот необходимый минимум раненый мог рассчитывать далеко не всегда. Как правило, его участь всецело зависела от сострадания товарищей по оружию. И тут древние цивилизации дают огромную фору не только средневековью, но и новому времени.
Согласно древнеиндийскому трактату «Веда», раненые помещались в специальных палатках, снабженных железными кроватями, а врач обязан был иметь при себе не меньше 127 различных инструментов, включая сильный магнит для извлечения глубоколежащих обломков стрел.
Древнегреческие авторы, начиная с Гомера, постоянно упоминают военных лекарей (при осаде Трои их было аж двое на целую армию!), которые извлекали наконечники стрел, отсасывали из раны кровь и посыпали ее успокаивающим зельем. Солон заботился об организации государственной помощи раненым воинам. Аристид упоминал о том, что в Афинах существовали специальные военные больницы. Ксенофонт описывал, как во время одного из походов движение греческих войск было остановлено на 3 дня для ухода за ранеными. Однако присутствие врача в армии все же не считалось чем-то само собой разумеющимся. Например, перед походом Алкивиада в Сицилию в народном собрании всерьез обсуждался вопрос: посылать врача в эту экспедицию, или нет. И Гиппократ, чьим именем клянутся современные медики, предложил отправить с войсками своего сына.
Рим, по сравнению с Грецией, шагнул далеко вперед, благодаря безупречно четкой организации. Каждый легионер обязан был иметь при себе перевязочные средства, а специальные команды носильщиков организованно доставляли солдат с поля боя в лагерь. Позднее им даже стали платить за эту услугу, но, к счастью, раскошеливаться приходилось не самому спасенному, а государству, которое оценивало каждую выжившую человеко-единицу в золотую монету. В лагере раненый тут же попадал в руки врачей (по 4 лекаря на когорту в 1000 человек) и вздыхал с облегчением: система – великое дело! Уход за выздоравливающими поручали рабам (что, вероятно, делали и греки). Даже больных военных лошадей лечили в особых стойлах под названием Veterinaria! Императоры любили посещать лазареты для поднятия воинского духа, а врачам ставили памятники, как тот, например, что был найден в веками позже в Швейцарии. Надпись гласила: «Клавдию Гимносу – врачу 21 легиона».
Византия продолжила славные римские традиции, вменив санитарным отрядам также в обязанность носить при себе бутыли с водой. А вот падение Римской империи привело в упадок и военную медицину. Варвары не склонны перенимать чей-либо культурный опыт, а разномастные феодалы, как клопы, наводнившие Европу в средние века, ни в грош не ставили жизни зависимых крестьян, понуждаемых ими сражаться в своих интересах. Ну, ранен так ранен – не возиться же с ним! И хорошо еще, если междоусобные стычки происходили неподалеку от родной деревни – тогда человека сдавали на попечение близких – а если нет? Как правило, после сражений вся масса раненых крестьян и наемников лежала на поле боя в мучениях безо всякой помощи. А феодал при этом спокойно уезжал в свой замок праздновать победу или оплакивать поражение.
Если поход был достаточно крупным, то за войском вместе с маркитантами следовали также разнообразные знахари и шарлатаны, после каждого сражения слетавшиеся к раненым, как вороны. Пользуясь отчаянным положением солдат, они за определенную мзду врачевали (или делали вид, что врачуют) раны, попутно приторговывая «чудодейственными» снадобьями, ладанками, амулетами. Кто выживал, свято верил, что снадобье помогло.
Поразительно, но даже во время крестовых походов – фантастического для средневековья по размаху предприятия – вопрос регулярной медицинской помощи продуман не был. Врачи в армии (точнее, конгломерате армий), конечно, имелись, но нанимали их вожди крестоносцев для себя любимых, а не для своих солдат. Не исключено, конечно, что те оказывали помощь и простым ратникам, но это был уже вопрос совести каждого из лекарей. В большинстве же случаев совесть молчала, и раненого крестоносца неумело перевязывал его товарищ по оружию, а кружку воды ему подавала обозная девка, и то если у обоих было доброе сердце.
При этом иногда (как чудовищно бы это ни звучало) организованная помощь раненым состояла в том, что им помогали… отправиться на тот свет. Например, при осаде Гройнингена в Нидерландах командир отдал приказ покончить со всеми тяжелоранеными и больными в отряде – уж больно много хлопот они доставляли! А главнокомандующий итальянской армией при Карле V, маркиз де Пескара, отдал приказ по войскам, чтобы все солдаты, которые не могут передвигаться сами, были заживо похоронены. Оправдывал себя он тем, что препятствовал распространению некой болезни. И ведь действительно воспрепятствовал…
