Эдуард Борнхёэ - Князь Гавриил, или Последние дни монастыря Бригитты
Отвезите меня домой, я больна, — прошептала Агнес.
Милая, дорогая Агнес, скажи сперва «да»! — умолял Рисбитер: по его красному лицу струился пот.
Отец, спаси меня! Уведи меня отсюда, иначе я умру! — простонала Агнес, с ужасом отстраняясь.
Мённикхузен обнял дочь, дрожавшую как осиновый лист, и сказал грустно:
Дитя, дитя, что ты делаешь? Зачем ты навлекаешь позор на мою седую голову?
Прости, отец, я не могу иначе, — шепнула Агнес, пряча свое вдруг зардевшееся лицо на груди отца.
Старый рыцарь вынужден был, пожав плечами и нахмурившись, объявить пастору и гостям, что дочь его внезапно захворала и венчание состояться не может. Но гостей он попросил все же не расходиться, так как церемония, сегодня прерванная, может быть, закончится завтра. Церковь постепенно опустела, но на улице еще долго стояли толпы людей, оживленно обсуждая происшедшее.
12 Нищий, больной сердцем
Мённикхузен полагал, что его дочь действительно больна, — ничем другим он не мог объяснить ее безрассудное упорство. Он отвез Агнес в закрытой карете домой и оставил на попечение врача, подружек и теток, сам же поспешил в дом Гильдии принимать гостей. Женщины почти насильно уложили Агнес в постель, хотя девушка и уверяла их с улыбкой, что она уже не больна, а только чувствует усталость и небольшое головокружение. Врач предлагал ей то одно, то другое лекарство, но Агнес полупросительно, полунасмешливо отклонила его помощь, так что почтенному господину ничего другого не осталось, как сердито махнуть рукой и удалиться. От женщин было труднее отделаться. Напрасно Агнес описывала им в живых красках картины праздничного веселья в зале Гильдии, уверяла, что ее легкое недомогание никому не должно служить помехой, старалась объяснить, что ей нужен только покой и одиночество, — ничто не помогало: все хотели остаться с ней, бодрствовать подле нее. Наконец Агнес, действительно усталая, закрыла глаза и притворилась спящей. Женщины некоторое время перешептывались между собой, потом начали зевать и вопросительно поглядывать друг на друга. Постепенно из комнаты ушли сначала молодые, потом более пожилые и… больше не вернулись; все они спустились с Тоомпеа в город. Только старая тетка, жившая в доме Мённикхузена, осталась у постели больной. Агнес открыла глаза и начала именем бога умолять тетю, чтобы та оставила ее одну: она, мол, не может уснуть, пока в комнате сидят люди; если ей что-либо понадобится, достаточно будет помощи прислуги. Тетка удалилась, потихоньку ворча.
Через несколько минут Агнес позвонила. Когда вошла служанка, молодая краснощекая эстонка, Агнес одним прыжком вскочила с постели и весело воскликнула:
— Скорей, помоги мне одеться, чтобы я стала как можно красивее, слышишь?
Девушка от удивления широко раскрыла рот и глаза и, запинаясь, спросила:
Подвенечный наряд?
Нет! — резко ответила Агнес. — Подай мне праздничное голубое платье, драгоценностей не нужно.
Причесывая Агнес перед зеркалом, девушка робко спросила:
Значит, барышня уже поправилась?
А разве я похожа на больную?
О нет, барышня свежа и красива, как восходящее солнце!
Ты хорошо умеешь льстить.
Но отчего барышня сегодня в церкви упала в обморок?
Этого я не могу тебе сказать.
Наверное, от жары и духоты — ведь церковь бы ла набита битком.
Ты тоже была там?
— Да, я стояла позади, в углу.
Ты все слышала?
Нет, всего я не слышала и не видела, но слышала, как барышня громко сказала «нет».
Ты очень удивилась этому?
Что мне, глупой, удивляться! Но люди в церкви и вправду удивлялись, почему барышня не хочет взять себе в мужья юнкера Рисбитера.
А ты хотела бы за него выйти замуж?
Я?
Да, ты!
О, господи боже мой!
Ну, отвечай!
Как я смею об этом думать?
Почему же не смеешь? Представь себе, что в моей власти тебя с ним поженить. Вышла бы ты тогда за юнкера?
Ну, он, конечно, не очень-то красивый мужчина, — протянула девушка.
Кто же ценит мужчину по внешности? — назидательно заметила Агнес. — Но он все же, по-твоему, человек дельный, честный, щедрый, смелый, к тому же безмерно богатый?
Господи помилуй! — воскликнула девушка смущенно. — Я ведь не знаю господина юнкера, но его собственные люди говорят, что…
Что они говорят?
Как будто господина юнкера нельзя назвать хорошим человеком.
Одним словом, ты не хотела бы взять его себе в мужья?
Девушка, краснея, покачала головой.
— Вот видишь! — сказала Агнес с улыбкой. — Если и ты не хочешь выходить за него замуж, как же мне этого хотеть? Так, а теперь поди и принеси из сада самую красивую розу, я приколю ее себе к волосам. Только никому не говори, что я встала с постели. Я хочу остаться одна.
Когда роза была принесена и приколота к волосам, Агнес отослала девушку, заперла дверь на ключ, распахнула окно и стала смотреть из-за занавески. Комната находилась на втором этаже, и из окна был виден двор и единственная узкая улочка, ведущая к дому. И двор и улица были безлюдны.
Почему Агнес так жаждала остаться одна? Нужно ли ей было что-то скрыть от чужих глаз? Да, ей действительно нужно было кое-что скрыть: неописуемую радость, наполнившую ее сердце, вновь пробудившиеся жизненные силы, упоительное чувство утерянного и вновь обретенного счастья. Гавриил жив, Гавриил здесь! — звенела в ее сердце ликующая песнь. Агнес не отрываясь смотрела на улицу. Она знала: Гавриил должен появиться оттуда! Надежды Агнес дважды оказывались обманутыми: там проходили люди, которых рыцарь Мённикхузен присылал из дома Гильдии узнать, как здоровье его дочери. Им ответили: «Барышня спокойно спит», — они поспешили удалиться, и улица снова опустела.
Когда наступили сумерки, на улице показалась какая-то мужская фигура. Может быть, опять разочарование? Агнес не могла ясно разглядеть идущего, но сразу узнала Гавриила по его богатырскому росту, по его походке, движениям. Это был Гавриил! Он вошел во двор и стал пристально смотреть вверх, на окна дома. Агнес только теперь заметила, что Гавриил одет в рубище нищего, в руках у него палка, а за спиной мешок.
«Подаст ли кто-нибудь милостыню такому нищему?» — с сомнением подумала Агнес.
Она отодвинула занавеску и выглянула из окна. Их взоры встретились. Они кивнули друг другу головой. Большего им сейчас и не нужно было — одним этим взглядом и кивком головы они все объяснили друг другу, обменялись долгими речами.
Гавриил поднялся по ступеням лестницы быстрее и легче, чем полагалось бы настоящему нищему, и постучал в высокую сводчатую дверь дома. Через несколько минут за дверью раздался голос служанки:
Кто там?
Бедный нищий. Подайте Христа ради кусочек хлеба! — был ответ.
Агнес услышала, как дверь отперли.
Ах ты, лентяй этакий! — укоризненно сказала служанка. — Здоровый, сильный мужчина — и не стыдно тебе побираться?
Не сердись, прелестная девица, — льстиво произнес Гавриил, — злость ангелам не к лицу. Пусть недобрая мысль никогда не омрачит этот гладкий белоснежный лоб, пусть холод сердца не угасит луч доброты в этих кротких голубиных очах. Я твердо верю, что ты настолько же добра, как и прекрасна.
«Плутишка! — подумала Агнес улыбаясь. — Он хочет возбудить во мне ревность?»
Это все пустая болтовня, — сказала девушка насмешливо, но уже гораздо мягче. — Ну, подожди здесь, я вынесу тебе чего-нибудь.
Постой, доброе дитя, — попросил Гавриил. — У меня есть еще одна, совсем особенная просьба. Видишь ли, насколько я, по-твоему, здоров и силен, на столько же я немощен и хвор на самом деле. Я болен тяжелой сердечной болезнью, из-за нее-то мне и при ходится просить милостыню. Старая знахарка предсказала мне, что я выздоровею только в том случае, если невинная девица, у которой хватит смелости даже перед алтарем сказать «нет» своему нелюбимому жениху, даст мне поцеловать свою нежную руку. Я долго искал такую девицу, но пока все мои старания были напрасны: все перед алтарем охотно говорят «да». Сегодня я случайно услышал, что в этом доме живет ангел, который может меня исцелить. Может быть, это ты, милое дитя, — моя спасительница?
Нет, — ответила девушка смеясь.
Жаль! А кто же она?
Не надейся найти здесь спасение. Этот агнел, о котором ты говоришь, — сама наша высокородная барышня.
Она злая или заносчивая?
Сам ты злой и заносчивый! — рассердилась девушка. — Наша милостивая барышня — настоящий ангел небесный.
Тогда почему же ей не помочь бедному человеку?
Кто же осмелится из-за тебя, оборванца, беспокоить барышню?
Пусти меня к ней, я сам ее попрошу!
Я не могу впустить в дом чужого человека.
Тогда вызови барышню сюда!
Еще лучше! Бери свой кусок хлеба и иди с миром!
Выслушай меня, милое дитя! — настойчиво продолжал Гавриил. — Сейчас я только жалкий нищий, но я знавал и лучшие дни.
