Роман Почекаев - Батый. Хан, который не был ханом

Интересно отметить, что, согласно официальной трактовке восточных придворных историков, кампании против народов Поволжья, кипчаков и прочих в 1236-1238 гг. описаны как война, покорение народов, которые должны быть подчинены — согласно завещанию Чингис-хана и интересам Монгольской империи, — но все еще оставались непокоренными. А боевые действия 1238-1240 гг. представлены не как очередной этап похода на Запад, а лишь как восстановление порядка внутри Монгольской империи, подавление мятежей, которые поднимало местное население против законной власти. Таким образом, факт первоначального покорения и признания ими власти Золотого рода автоматически вводил их в число подданных великого хана, и любое их дальнейшее сопротивление (возможно, законное с их точки зрения) трактовалось монголами как преступление, мятеж против легитимной власти, что влекло соответствующие карательные действия.

Чем же занимался в этот период сам Бату? По умолчанию предполагается, что он занимался устройством своего улуса в Поволжье. Но обратим внимание на то, что «Сокровенное сказание» упоминает Бату среди участников курултая года мыши (1240) [см.: Никитин 2003, с. 241]. Весьма вероятно, что он, и в самом деле, прибыл в Монголию, в частности, для официального подтверждения своих полномочий главнокомандующего и для получения приказаний относительно дальнейших военных действий.

Вскоре после похода на Северо-Восточную Русь 1237-1238 гг., считают исследователи, Бату совершил аналогичный поход и на Южную Русь в 1239-1241 гг. Между тем никакого единого похода на этот раз не было: была серия отдельных рейдов как в северные, так и в южные области Руси.

Отряды Гуюка, Кадана и Бури, прежде действовавшие против мордвы и мокши, в год свиньи (1239 г.) «зимой захватили... Мордовскую землю, и Муром сожгли, и воевали по берегу Клязьмы, и город святой богородицы Гороховец сожгли, а затем вернулись в станы свои» [Воинские повести 1985, с. 79; Каргалов 1967, с. 113]. Таким образом, Бату отправил свои отряды в Рязанское княжество, разорять начавшие, было, восстанавливаться города и села. Эти действия не носили характера крупного вторжения, подобного предпринятому двумя годами раньше: Бату просто давал понять преемникам русских князей, погибших во время нашествия, что им следовало бы изменить политику и пойти на признание власти великого хана в лице его представителя — самого Бату. Дело в том, что ни вокняжившийся в Рязани Ингварь Ингваревич, ни новый великий князь Владимирский Ярослав Всеволодович прежде не имели дела с монголами и не могли непосредственно убедиться в их силе и могуществе — приходилось демонстрировать им мощь монгольского оружия.

Начиная с 1239 г. все большее внимание Бату стала привлекать Южная Русь: «Того же лета нача Батый посылати на грады Русския. Послании же Батыеви пришедше в Русь взяша град Переяславль... А иную же рать посла на Чернигов» [Московский свод 2000, с. 179].

Первым крупным городом, павшим под натиском монголов, стал Переяславль-Южный — некогда третий по значс нию город на Руси. Нападению на Переяславское княжестно не предшествовала обычная схема действий, которой Бату старался придерживаться раньше: взятие пограничной крепости и только в случае враждебных действий местных правителей — начало масштабного вторжения. Лаврентьевская летопись сообщает: «В тот же год татары взяли Переяславль Русский, и епископа убили, и людей перебили, а город сожгли огнем, и, захватив много пленников и добычи, отступили» [Воинские повести 1985, с. 79]. Что могло поужить причиной таких решительных и бескомпромиссных действий монголов? Полагаю, их вызвало то, что русские в очередной раз поддержали кипчаков: как раз в этих местах и в этот период времени с кипчаками сражался Берке, брат Бату. Вероятно, переяславцы, так и не извлекшие уроков после трагедии на Калке, либо вновь выступили вместе с кипчаками против «поганых», либо же согласились дать им убежище в пределах своего княжества. Возможно, пустившись в погоню за разгромленными кипчаками, войска Берке, завершая свою миссию, настигли их остатки в Переяславской земле [ср.: Каргалов 1967, с. 113]. Убийство епископа, нетипичное для монголов, видимо, тоже следует объяснить местью городу (включая всех его жителей) за союз с кипчаками.

Как бы то ни было, но весной года 6747 (1239 г., некоторые источники называют точную дату — 3 марта) [ПСРЛ 89, с. 51; ср.: Каргалов 1967, с. 113] Переяславль Южный пал и с этого времени окончательно утратил свое значение. Не исключено, что Бату после падения города немедленно направил сюда своих наместников, поскольку эта область расположена в степной зоне и, следовательно, подходила для постоянного пребывания кочевых подданных Бату. Ипатьевсксая летопись сообщает, что когда Даниил Галицкий ехал к Багу, «он пришел в Переяславль, и тут его встретили татары» [ПЛДР 1981, с. 313], подтверждая, таким образом, что к этому времени город уже находился в непосредственном подчинении монгольских властей.

Южная граница Руси оказалась, таким образом, открыта для более масштабного вторжения. И Мунке со своим братом Бюджеком, незадолго до того покончившие с кипчакским предводителем Бачманом, осенью 1239 г. оказались уже под стенами Чернигова. Если войскам Берке удалось взять Переяславль фактически с налета, то столичный город Северской земли оказал куда более упорное сопротивление. Тверская летопись так описывает его оборону: «А других татар Батый послал к Чернигову. Мстислав Глебович, внук Святослава Ольговича, услышав об этом, пришел на татар с большим войском к Чернигову, и произошла жестокая битва. Из города на татар метали пороками камни на полтора выстрела, а камни могли поднять только два человека. Но татары все же победили Мстислава, и многих воинов избили, а город взяли и огнем запалили, но епископа их довели до Глухова и отпустили» [Воинские повести 1985, с. 93-941.

В начале следующего года Мунке подошел к Киеву, Он направил в город послов, но последние были убиты Михаилом Черниговским, владевшим в это время «матерью городов русских». Убийство послов должно было повлечь немедленную осаду, штурм и взятие Киева, но Мунке не торопился наказывать киевлян за непродуманные действия их князя (который к тому же, не дожидаясь каких-либо действий со стороны монголов, вместе с сыном Ростиславом бежал в Венгрию): он понимал, что с его немногочисленными войсками Киев не взять. Кроме того, вероятно, он совершал по распоряжению Бату лишь разведочный рейд, на что указывают и сообщения русских летописей: в Тверской: летописи например, есть запись, что «Батый послал Менгухана осмотреть Киев» [Воинские повести 1985, с. 94].

Осенью 1240 г. Бату вновь возглавил объединенные войска и приступил к осаде Киева, сосредоточив под ним все силы, задействованные в западном походе. Вместе с ним в осаде приняли участие «Урдюй, Байдаръ, Бирюй, Кайданъ, Бечак, и Меньгу, и Куюк..., се Бедяй богатуръ и Бурунъдай багатырь...» [ПСРЛ 1908, с. 785]. В этом списке, приведен ном русским летописцем на основании слов захваченного в плен «Татарина именемь Товрулъ», легко угадываются участники и первого похода на Русь — соответственно Орду, Байдар, Бури, Кадан, Бюджек, Мунке, Субэдэй-багатур и Бурундай.

Бату осадил город 6 сентября и в течение двух с половиной месяцев вел почти непрерывный обстрел городских укреплений из луков и камнеметов. Но лишь 19 ноября монголам удалось ворваться в город, однако в отдельных частях Киева сопротивление продолжалось до 6 декабря. Согласно русским летописям, Бату сохранил жизнь воеводе Дмитру, уководившему обороной города и раненым попавшему в плен: монгольский предводитель приказал залечить раны воеводы и оставил его при себе [см., напр.: ПСРЛ 1908, с. 785].

Взятие Киева не прошло мимо внимания и западноевропейских авторов. Так, Иоанн де Плано Карпини писал: «Они пошли против Руссии, разрушили города и крепости и убили людей, осадили Киев, который был столицей Руссии, после долгой осады они взяли его и убили жителей города» [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 51]. Как следует из асмого сообщения, Киев привлек внимание францисканца, поскольку являлся столицей, что представляется весьма странным: брат Иоанн лично побывал в Киеве во время своей поездки к монголам и мог убедиться, что столичный статус этот город давно утратил. Польский историк XVI в. Матвей Меховский писал: «В год господень тысяча двести сорок первый татары пришли в Руссию и до основания разрушили обширнейший город Киев, великолепную столицу русских. Этот город имел крепкие ворота и башни, а на некоторых воротах блестящие позолоченные крыши. Был там до сих пор есть митрополит русского или греческого обряда, глава многих владык (wladicis) и епископов, начиная от Дуная — по Молдавии, Валахии, Руссии и Московии, но в Киеве, после разрушения, он больше не живет» [Меховский 1936, с. 49]. В Хронике Быховца, составленной в Великом няжестве Литовском в начале XVI в., имеется сообщение: «...поднялся царь Батый, и пошел на Русскую землю, и всю землю Русскую повоевал, и многих князей русских убил, а иных в плен увел, а столицу всей земли Русской, город Киев, сжег и сделал пустым. А князь великий киевский Дмитрий, испугавшись большой силы и могущества его, убежал из Киева в город Чернигов, и потом узнал, что город Киевский сожжен и вся земля Русская опустошена» [Хроника Быховца 1966, с. 36]. Как видим, если Утемиш-хаджи и Абу-л-Гази присвоили Москве XIII века статус столицы, каким она обладала в их эпоху, то европейские авторы склонны были признавать такой же статус за Киевом, который ко времени описываемых событий уже лишился его!