К. У. Гортнер - Клятва королевы
В перерывах между чтением меня каждый раз влекло в угол библиотеки, к потускневшему от времени и пыли медному глобусу известного мира. Меня завораживало изображение Океана — обширного водного пространства, которое никто еще не осмелился пересечь. Многие считали, что за краем Океана ничего не существует, что в его глубинах таятся жуткие чудовища, подстерегающие неосторожные корабли, дабы утащить их в бездну. Другие, однако, полагали, что далеко за пределами наших земель существуют другие, неведомые. Рассказы о далеких берегах и искавших их авантюристах приводили меня в восторг; я зачитывалась хрониками Марко Поло, открывшего путь на восток, теперь потерянный для нас после падения Константинополя, или дневниками португальского принца, известного как Генрих Мореплаватель, который вкладывал средства в бесстрашные экспедиции в Африку.
Я читала о смельчаках, готовых рисковать всем ради возможных открытий, и забывала, что сижу в одиночестве с пахнущей плесенью книгой — неопытная девушка, никогда даже не видевшая моря. Не помнила ничего, превращаясь в крепкого просоленного моряка, пропитанного морской пеной и привыкшего к зову сирен, в окружении бескрайней голубой глади. Подобные книги доказывали мне, что в нас достаточно смелости, о которой мы не подозреваем, пока не приходит пора испытаний; слова их возбуждали во мне страсть, о которой я даже не догадывалась.
К тому времени, когда Энрике вернулся в Сеговию после очередного столкновения с мятежниками, я уже чувствовала себя готовой к любым его требованиям. Но когда меня позвали в Королевский зал, где внушительно смотрели из своих ниш золоченые статуи предков, я заметила рядом с Энрике худощавую фигуру Вильены.
Только теперь мне стало ясно, насколько на самом деле мало я понимала в этом мире.
Не веря своим глазам, я уставилась на сардоническую улыбку Вильены, на его высокомерную надушенную фигуру, словно не он последние два с лишним года подстрекал народ к мятежу от имени Альфонсо. Меня удивило, что он вообще жив. Подобное предательство заслуживало смерти.
Я присела в реверансе перед Энрике. Вид у него был смущенный. Спросив, как у меня дела, он выдавил:
— Мы нашли способ положить конец этой дьявольской войне.
— Что ж, хорошо, — сдержанно ответила я, размышляя, почему он сказал «мы». Если они с Вильеной больше не враждовали, значит война закончилась? Если так, то где Каррильо и Альфонсо? Несмотря на замешательство, я ничем не выдавала своих чувств, наконец поняв ценность совета, который дал мне Фернандо в тот вечер, когда я прибыла во дворец.
— Мы рады вашей помощи, ваше высочество, — растягивая слова, проговорил Вильена, — ибо вы — орудие нашего успеха.
Я не сводила глаз с Энрике. Поерзав на троне, король бросил взгляд на епископа Мендосу, на лице которого застыло мучительное выражение.
— Скажите ей, — приказал Энрике.
Мендоса откашлялся. Я относилась к нему с осторожной симпатией еще с тех пор, как он пытался успокоить королеву Жуану в день, когда я узнала о соучастии Альфонсо в мятеже. Хотя Мендоса был братом Менсии и старшим членом древнего и алчного знатного семейства Кастилии, он был беззаветно предан долгу, и его набожность и сдержанность всегда вызывали у меня уважение.
— Мы считаем… — начал он, в замешательстве морща лоб. — В смысле, мы думаем… близится день рождения вашего высочества, и после того, как по достижении пятнадцатилетия вам будут переданы во владение города Трухильо и Медина-дель-Кампо, в соответствии с завещанием короля Хуана, вашего покойного отца, ваш долг… то есть мы считаем своим долгом…
— Господи боже мой! — бросил Вильена. — Можно подумать, у нее есть выбор! — Он повернулся ко мне. — Король желает положить конец раздорам. Он предлагает заключить два брачных союза: один — между его дочерью, принцессой Иоанной, и инфантом Альфонсо, после того как принцессе исполнится четырнадцать, и второй — между вами и моим братом, Педро де Хироном. Оба этих брака принесут мир и согласие и…
Шум в ушах заглушил его голос. Я вспомнила Педро де Хирона, каким видела его в последний раз, — ухмыляющегося великана, который замахивался мечом на Бельтрана де ла Куэву, словно клинок был для него лишь игрушкой.
Энрике отвел взгляд.
— Я не даю согласия, — запинаясь, сказала я.
Вильена грубо расхохотался:
— Вы ошибаетесь, если полагаете, будто мы в нем нуждаемся.
Я высоко подняла голову:
— В том же самом завещании, по которому мне в день пятнадцатилетия передаются два города, мой отец распорядился, что на мой брак требуется одобрение кортесов. Вы советовались с кортесами по поводу моего предполагаемого брака с вашим братом, сеньор?
Наступила тишина. О завещании мне рассказал Торквемада, ожидая возможного союза с Португалией, и теперь я воспользовалась этим знанием в отчаянной надежде, что такой человек, как Хирон, никогда не получит одобрения кортесов на брак со мной, несмотря на все его могущество и богатство.
Энрике уставился на меня.
— С кем она говорила? — прорычал Вильена, поворачиваясь к Мендосе. — Это правда? Нам действительно требуется одобрение кортесов на ее брак?
Мендоса задумчиво посмотрел на меня:
— Полагаю, она действительно права. В соответствии с волей короля Хуана кортесы должны одобрить любой предполагаемый союз, в котором участвуют инфанты. Даже его величеству потребовалось их одобрение, когда он хотел жениться на своей второй королеве.
— Не может быть! Вы говорили, что все можно сделать без лишнего шума, — прошипел Вильена Энрике. — Мы договорились, что я получаю власть над Сантьяго и жену для своего брата, а вы возвращаете себе Альфонсо. Ради этого мне пришлось бросить Каррильо! Теперь он и его волки-мятежники охотятся за моей головой, а эта девчонка осмеливается встать на моем пути!
— Я инфанта Кастилии, — напомнила я ему. — Вы хотите использовать меня как разменную монету ради вашего тщеславия?
— Хватит! — Энрике весь дрожал. — Я говорил тебе — ты должна поступать так, как я скажу.
— Вы просили меня не делать ничего, что вынуждало бы вас поступать против совести, — возразила я. — Ничего такого я и не делала. Однако теперь вы вынуждаете меня поступить против моей собственной совести, нарушив условия завещания отца, чтобы сеньор маркиз мог получить титул, на который не имеет права и каковой по всем законам принадлежит моему брату, инфанту Альфонсо.
Энрике пошевелил губами, уставившись на меня так, словно вдруг забыл, кто я такая. Наконец он сказал:
— Как ты смеешь? Ты здесь не правишь. Я больше не могу этого вынести. Ты со своим братом, Каррильо, гранды — все хотят моей смерти, чтобы отобрать все, что у меня есть. — Вскочив на ноги, он закричал срывающимся голосом: — Мне нужны мир и спокойствие! А это означает, что ты должна выйти замуж за Хирона, и тогда ты тоже их обретешь!
Я стояла, не в силах пошевелиться от ужаса. Энрике выпучил глаза, выставил перед собой скрюченные, словно когти, пальцы. Я попыталась снова возразить, но, прежде чем успела вымолвить хоть слово, он взревел:
— Убирайся!
За моей спиной с грохотом распахнулась дверь, послышались быстрые шаги. Лицо короля исказилось от ненависти и страха. Я поняла, что он больше не владеет собой, и меня покинула вся смелость, которую, как мне казалось, я обрела в библиотеке, вся отвага и сила. В таком состоянии он был способен на что угодно.
Беатрис потянула меня за рукав:
— Прошу вас, сеньорита. Нам нужно идти.
По подбородку Энрике потекла слюна. Я силой заставила себя не отводить взгляда. Нужно было запечатлеть этот момент в памяти, чтобы никогда больше не проявить слабости, никогда не сомневаться и не забывать, что именно он меня отверг.
— Ты это сделаешь, — сказал он. — Выйдешь замуж за Хирона. Иначе пожалеешь.
Именно это мне и требовалось услышать. Я присела в реверансе почти до полу.
Вильена ухмыльнулся, положив изящную руку на плечо Энрике. Король вздрогнул, и по спине у меня пробежал холодок — я вспомнила мгновение из своего детства, когда точно так же вел себя с моим отцом кондестабль Луна.
У меня больше не оставалось сомнений — ничто не спасет Энрике от его судьбы.
Глава 10
Нас отправили в алькасар Мадрида — тесную каменную крепость с крутыми лестницами и осыпающимися заплесневелыми стенами. Несмотря на соответствующую обстановку, там не было той неумеренной роскоши, что так свойственна любимой Энрике Сеговии, которой он посвящал все свое внимание и деньги. Король известил в разосланном по всей Кастилии циркуляре — вне всякого сомнения, проверяя искренность мятежников в отношении предлагаемого мира, — что меня перевозят в Мадрид для моей же безопасности, поскольку свободные нравы двора не подобают впечатлительной девице, собирающейся выйти замуж.
