Сергей Смирнов - Царь Горы, Или Тайна Кира Великого

Тут уж парфянская конница и вовсе дрогнула. Один из парфян — по-моему, от страха — первым метнул в кабана копье. Оно угодило зверю в холку и отскочило, как обыкновенная палка. Думаю, попади горе-охотник зверю в хре­бет или в бок, случился бы тот же итог, столь крепка и толста была кожа у этого кабаньего гиганта.

Вепрь сразу приметил своего обидчика и ринулся на него, уже невзирая на свору, почти повисшую скопом у него на ушах. Парфянин так струсил, что оцепенел в седле.

Его товарищи завопили:

— Гони! Гони!

Он поворотил было, ударил коня пятками по бокам, но, увы, опоздал. Вепрь налетел на коня лбом и одним ударом переломил ему передние ноги. Раздался хруст хрящей, и жеребец опрокинулся на землю. Парфянину как будто повезло: он сам отлетел далеко в сторону и в тот миг, когда вепрь одним мощным рывком распарывал жеребцу брюхо, уже мчался наутек. Но ему бы припустить зайцем, умело путающим следы, а он нырнул прямо в ближайшую палатку.

— Куда ты, глупец?! Беги! — кричали ему парфяне на своем наречии.

— Хватай другого коня! Скорей! — кричали ему персы.

Но бедняга с перепугу уже не слышал ничьих советов.

В два счета покончив с конем, вепрь оставил его, мотнул мордой, отпугивая псов, и шумно втянул ноздрями эфир. Запах страха выдал несчастного человека. Вепрь бросился на палатку, легко прорван крепкую, грубую материю и пропал внутри.

Из палатки донесся ужасный крик, а потом — стон, перешедший в глухой хрип. Палатка заходила ходуном, завалилась, превратившись в ком, и вспучилась с одного бока, как вздутые мехи. Материя с треском прорвалась сразу на два локтя, словно ее легко прорезали изнутри двумя острыми ножами, и зверь выскочил наружу. Черная его морда блестела кровью, пятак и клыки были багровыми.

И выскочило чудище прямо на царя Кира, вставшего на его пути всего с одним железным «клыком», крепко зажатым в руке.

Когда вепрь еще расправлялся с парфянским жереб­цом, Кир уже спустился с коня. Его копьеносец протянул ему оружие, однако Кир отмахнулся и вынул из кожаных легких ножен, висевших у него на поясе, особый меч. Тот меч был длиною в полтора локтя, немного загнут, но не плавно, а четким углом, и дальняя сторона угла своею шириной — и, значит, весом — значительно пре­вышала ближнюю сторону, соединенную с весьма длин­ной рукояткой.

Решительным жестом левой руки Кир запретил своим воинам следовать за ним, а сам быстро двинулся к палатке и остановился от нее в десяти шагах. Доблестные и по­слушные псы сразу образовали по сторонам от него плотную фалангу, а когда грозный враг появился перед ними, тут же завернули края фаланги полукольцом.

Вепрь, выскочив из «мешка» наружу, замер на месте, а потом, поведя мордой из стороны в сторону, громко засопел, словно желая перевести дух от обильно пролитой им крови.

Царь расставил ноги на ширину плеч, чуть подогнул колени и медленно повел мечом.

Собаки не лаяли, а только глухо рычали, плотно прижав уши и вздыбив шерсть.

Персы не могли ослушаться своего повелителя, но не­вольно подвинулись на шаг вперед, держа наготове копья. Целая стая копий обрушилась бы на страшного зверя, слу­чись что, но казалось, остановить эту гору дикого мяса, обладавшую титанической силой, смогла бы только молния самого Зевса.

Парфяне, снедаемые теперь не только страхом, но и любопытством — неужто один невысокий ростом и не слишком могучий видом человек устоит против чудови­ща?! — тоже подвинулись поближе к просцениуму.

Оглянувшись, увидел я вдруг и прекрасную Азелек. Ее конь стоял позади всех. Скифская стрела была наготове. Азелек держала тетиву натянутой до половины.

Я так сильно удивился, что почти протрезвел. Куда ей было стрелять?! И какой урон могла нанести черной горе тоненькая стрела, если казались бесполезными копья? И все же я сказал себе: «Ей хватит для точного выстрела одной крохотной щелки между всадниками. Богам изве­стно, что она сумеет помочь своему великодушному по­велителю вернее всех остальных: угодит зверю прямо в глаз. Два скорых выстрела — и два железных жала попадут чудищу в мозг. Она-то сумеет спасти Кира».

Что оставалось делать Кратону Милетянину? Увы, те­перь только наблюдать.

Если бы царь персов погиб в схватке со зверем, Кратон Милетянин получил бы полную свободу. Кто из эллинов поверил бы Кратону, если бы он признался своим землякам, что в те тревожные мгновения он вовсе не желал себе такой полной свободы?

Как только зверь перестал водить мордой и уставился прямо на царя персов, Кир неторопливо двинулся ему на­встречу, мягко приседая при каждом шаге.

Вепрь на миг застыл как изваяние. Затем он вдруг взре­вел и, поначалу подавшись тушей назад, бросился на Кира.

«Левый фланг» прекрасно обученной собачьей фаланги тут же с лаем и ревом рванулся вперед.

Вепрь в своем неудержимом броске невольно забрал чуть правее: ему надо было сразу и напасть на человека, и защититься от псов.

Кир сам качнулся вправо, одновременно же поворачи­ваясь к зверю правым боком — и вдруг мощно, по-медве­жьи прыгнул прямо на вепря. Получилось так: вепрь как бы проскочил мимо Кира, а тот в один миг крепко оседлал его, обхватил руками и ногами и сразу изо всех сил полоснул мечом снизу по кабаньему горлу.

Послышался хруст. Вепрь, словно оступившись, ткнулся мордой в землю и, содрогнувшись, откинулся назад, как строптивый конь, пытающийся сбросить седока. И вновь широкое лезвие меча исчезло в черной шерсти.

Раздался уже не хруст, а шипящий хрип. Кровь брызнула из-под вепря двумя сильными струями, будто вино из лопнувшего меха.

Вепрь издал такой чудовищный визг, что все кони, персидские и парфянские, шарахнулись вспять. Персы едва не поранили друг друга поднятыми копьями. В этой внезапной толкотне кони многим из седоков прищемили ноги.

Из последних сил вепрь рванулся в одну сторону, потом в другую, завалился на бок и мог бы легко раздавить Кира. Но царь успел спрыгнуть со зверя. Как только вепрь вско­чил, царь схватил его за шерсть на холке и, словно удерживая вепря на ногах, нанес сверху по первым позвонкам два быстрых и очень мощных удара.

Голова вепря как будто осела к земле. Кир ударил в третий раз, а четвертый и пятый удары нанес мечом уже с двух сторон от головы. Туша вепря мелко задрожала, и Кир отпустил зверя, а вернее, толкнул его на бок. Вепрь упал и забился в предсмертных судорогах. Тремя послед­ними ударами Кир отсек огромную голову.

Когда голова отвалилась от туловища и Кир пихнул ее ногой, собачье войско смешалось, и псы, окружив Кира, принялись слизывать кровь с травы и с ног царя персов.

Кир выпрямился и обвел властным взглядом весь мир.

В тот же миг персы разом соскочили с коней и с ра­достными криками двинулись навстречу своему царю, по­бедителю чудовища. Да, его подвиг был достоин и самого Геракла. Великий силач, несомненно, признал бы царя пер­сов своим собратом.

Даже чужестранец Кратон испытывал гордость от того, что служит такому славному царю-герою, и стал снисхо­дительно поглядывать на парфян. Те тоже спешились, и, хотя их здесь было куда больше, чем хозяев гор, они ти­хонько обступили персов со всех сторон, терпеливо дожи­даясь, когда их подпустят к победителю зверя и к самому поверженному чудовищу.

Только «скиф Азал» не двинулся ближе ни на шаг, так и остался в стороне. Но Кратона учили зоркости в школе Болотных Котов, и он видел, что Азелек очень радовалась победе своего необыкновенного повелителя, только скры­вала свою радость глубоко в сердце.

Она неторопливо убрала стрелу в колчан, повесила лук, а потом, поплевав на пальцы, взялась за поводья и стала разворачивать коня.

На Кратона скифская красавица Азелек не взглянула в тот день ни разу.

Парфяне конечно же дождались своей очереди. Так за­думал и того очень хотел Кир, царь персов.

По знаку Кира его соплеменники расступились, про­пуская чужаков. Парфяне подошли, но не так близко, как персы, и стали выражать свое восхищение беспорядочными возгласами и взмахами рук. Они словно робели, признавая в царе нечеловеческую силу и ловкость.

Из парфянских рядов выступил на шаг вперед человек наружности более благородной, чем имели остальные, в воинском гиматии из дорогой материи.

— Вот поистине царь! — немного склонив голову, с до­стоинством проговорил он на арамейском.— Царь, кото­рому надлежит править многими доблестными воинами и большой страной. Приятно и почетно исполнять веления истинного царя.

— Кто ты? — вопросил его Губару.

Парфянин представился кшатрапаваном конницы.

— Так ты хочешь иметь разговор с царем персов? — многозначительно произнес Губару.

— Почту за самый высокий дар богов! — воодушевленно ответил тот.

От парфян отделился еще один человек. Он вышел с медной чашей, полной воды, подал ее стратегу, а тот принял сосуд и торжественно поднес его царю персов.