Андрей Караулов - Русский ад. На пути к преисподней
Кроме всего прочего, Россия любила, просто любила таких, как Ельцин, недотеп: он был свой, понятный, родной – потому Россия и выбрала его Президентом.
А что, в самом деле: может, он и впрямь на рельсы ляжет, если цены поднимутся?
Ельцину не верили, но смотрели на него с интересом.
Атмосфера в государстве была дохлая. Народ настолько от всего охренел, что перестал сочинять анекдоты.
Птица-тройка, воспетая Гоголем, так получила плетью наотмашь, что упала на колени и уткнулась в грязь. Все радовались перестройке, но никто, даже такой «коллекционер жизни», как Евгений Евтушенко, не мог объяснить, почему для того, чтобы выпустить из тюрем диссидентов, разрешить читать все, что хочется читать, и вернуть в Россию Ростроповича с супругой, надо было разрушить экономику, остановить заводы, создать безработицу и перестать сеять хлеб.
Бурбулис искренне верил, что в государственных делах он разбирается не хуже, чем Ельцин, и поэтому имеет право заходить к Президенту когда угодно. На пути Бурбулиса тут же встал Илюшин, произошел конфликт, и Илюшин получил от Ельцина нагоняй.
Президент жил здесь же, в Архангельском, дача Бурбулиса была в ста метрах, но Бурбулис решил, что встретиться с Ельциным и поставить точки над i надо не в Архангельском, а в Кремле. На самом деле Геннадий Эдуардович любил поспать; в Свердловске для Бурбулиса сущим наказанием была среда, когда он читал студентам первую «пару». Став государственным секретарем России, Бурбулис взял за правило не только уезжать с работы позже Ельцина, но и являться в Кремль раньше Президента – и почти всегда отставал. Так и нынче, на утро: 23 сентября 1991 – го. Только у Ельцина уже сидел вице-премьер Полторанин, потом, к половине десятого, должен был приехать Хасбулатов.
Войдя в кабинет, Бурбулис тут же набрал телефон Илюшина:
– Сообщите, пожалуйста, когда уйдет Руслан Имранович.
Как же, черт возьми, Илюшин не любил эти тихие приказы Бурбулиса:
– Конечно, Геннадий Эдуардович, не беспокойтесь. Но в десять пятьдесят у Президента выезд в «Макдоналдс».
– Куда?! – изумился Бурбулис.
– В «Макдоналдс», Геннадий Эдуардович. На улице Горького сегодня открывают еще один «Макдоналдс». То есть на Тверской, – поправился Илюшин.
«Интересно, кто же воткнул в его график этот «праздник жизни, – подумал Бурбулис. – Надо проверить…»
Настроение было хуже некуда.
Заглянул Недошивин, его пресс-секретарь:
– Геннадий Эдуардович, я…
– Жора, потом, – махнул рукой Бурбулис.
Недошивин исчез.
На самом деле Бурбулис ошибся только один раз – с Дудаевым. В Грозном режим коммуниста Доку Завгаева, которого так ненавидел Хасбулатов, поддержал ГКЧП. Ельцин поставил задачу: идеологический переворот. «Штоб-б без крови», – повторял он. Переворот без крови невозможен, ну да ладно: всю грязную работу взяли на себя генералы Баранников и Дунаев, а на роль демократического лидера Бурбулис, по совету Хасбулатова, выписал из Тарту Джохара Мусаевича Дудаева, коммуниста, орденоносца, генерала авиации и парторга дивизии.
Переговоры с Дудаевым вели Дейнекин, главком ВВС, и генерал Громов, хорошо знавший Дудаева по Афганистану. Кроме прочего, Хасбулатов имел информацию, что Дудаев – грушник, то есть на этого человека можно всецело положиться… Старая история: точно так же (когда-то) Андропов отправил в Кабул Бабрака Кармаля, найденного в Чехословакии. КГБ (Баранников) поддержал Дудаева в Грозном, он свалился – на головы местных депутатов с неба, причем в полном смысле этого слова (его привезли на военном самолете). А чтоб депутаты соображали быстрее, бойцы Дудаева просто выкинули кого-то из депутатов в окошко – с четвертого этажа.
Все, как учил Ельцин: крови почти не было.
Бурбулис удостоился похвалы. Правда, Дудаев тут же стал закрывать школы (чеченским девочкам, по его разумению, не нужно было учиться, значит, и мальчикам – тоже), прибрал к рукам нефть, аэропорт «Северный» и ввел военный режим. Потом, когда начнется скандал, Хасбулатов (у Хасбулатова с Ельциным в ту пору были самые дружеские отношения) скроет от Верховного Совета, что по его настоянию генералы Шапошникова оставили Дудаеву (на черный день!) все стрелковое оружие…
Теперь Бурбулис придумал СНГ. Это была его идея; сам план детально разработал молодой депутат – юрист Сергей Шахрай. Заговор? Зачем так грубо? Это игра ума, политический спектакль, если угодно, ведь почти все остается как есть, выдернут только Горбачева – в этом-то и прелесть!
Пискнул телефон, лампочка мигнула рядом с фамилией «Илюшин»:
– Геннадий Эдуардович, сейчас Руслан Имранович вышел от…
Бурбулис недослушал и кинул трубку. «Волнуюсь», – подумал он.
Кабинет Ельцина был на четвертом, через этаж. Бурбулис не любил лифты: можно застрять. Он резко распахнул дверь на лестницу. Так много солнца, что Бурбулис зажмурился, – ой, какая теплынь!
Геннадий Эдуардович всегда знал, что он достаточно умен, чтобы не волноваться.
– Один? – Бурбулис быстро вошел в приемную Президента.
– Доброе утро, Геннадий Эдуардович, – Мусуенко, секретарь Ельцина, встал из-за стола. – Президент ждет вас, Виктор Васильевич уже доложил.
«Какая бля…», – усмехнулся Бурбулис.
Мусуенко открыл дверь:
– Прошу.
Бурбулис быстро вошел в кабинет Президента.
– Разрешите, Борис Николаевич?
– Проходите. Здравствуйте.
Бурбулис хотел перехватить взгляд Ельцина, но не сумел: у Ельцина в глазах… не было взгляда. Щеки, нос, ямочка под носом – все есть… а лица нет, отсутствует.
– Легки на помине, – протянул Ельцин. – Я… посмотрел вашу записку.
Часы отбили четверть одиннадцатого.
«Ему ж в «Макдоналдс» надо», – вспомнил Бурбулис.
– Затея… неплохая, – медленно сказал Ельцин. Он выглядел очень уставшим, на лице появилась отечность, отчего лицо было как губка. Конкретных возражений – нет. А… не по душе мне, понимаешь… – вот как быть?
Взгляд Бурбулиса уколол Ельцина.
– Обком давит, Борис Николаевич, Свердловский обком КПСС.
– Ну… может быть.
Ельцин обмяк – он не выдерживал лобовые удары.
– У Президента Ельцина есть долг, есть историческая миссия, – тихо начал Бурбулис, – убрать Горбачева. Под Советский Союз заложена мина замедленного действия: Михаил Горбачев. Рано или поздно эта мина, Борис Николаевич, взорвется. Если мы хотим… а мы хотим… спасти Союз как Союз, это может сделать только Президент Ельцин, некому у нас больше, иначе война. В самом деле, Борис Николаевич, это факт. Теперь рассмотрим такую комбинацию: был Союз Советов, но он исторически себя изжил, он висит на волоске… значит, нужен другой союз, во главе с Россией… и пусть население за него, за новый Союз, проголосует – что в этом плохого?
– Тогда должен быть референдум, – сказал Ельцин. – Обязательно.
– Зачем?! – встрепенулся Бурбулис. – Референдум, во-первых, сорвет Горбачев, он же не дурак рыть себе могилу! «Нет денег», – скажет Горбачев, – и все… крышка, не будет референдума! Во-вторых, зачем? Народ избрал депутатов, чтобы они выражали его волю. Так ради бога, пусть выражают! А Руслан Имранович поможет им определиться…
Бурбулис смотрел на Ельцина. Глаза Ельцина были как опрокинутые ведра.
– Съезд… а лучше, конечно, Верховный Совет будем транслировать на весь Союз… только, – Бурбулис остановился, – только… Борис Николаевич, сразу договоримся, вы – не Агафья Тихоновна, я – не Подколесин, нет так нет, но я надеюсь на честную и глубокую дискуссию…
Бурбулис знал: у Ельцина избирательный слух. Ельцин сразу становился «глухонемым», если решение принято. И наоборот: если Ельцин был не уверен в себе, ему был нужен разговор, спор, причем он признавал только честный спор – без дураков.
В кабинете стало тихо. Началась пауза.
– Я хочу… задать вопрос, – медленно сказал Ельцин. – Как вы считаете: почему Горбачев… после октябрьского пленума… меня не убил?
«Приехали…» – усмехнулся Бурбулис.
– Не смел, Борис Николаевич.
– Смел. Еще как смел, – спровоцированный инфаркт, понимаешь, и Борис Ельцин спокойно умирает у всех… на глазах. А они вон кого… из бутылки, значит, выпустили…
– Джинна.
– Его!
– Рука не поднялась, Борис Николаевич.
– Вот… – Ельцин поднял указательный палец. – Рука. Правильно говорите: рука! Каждое убийство так, понимаешь, устроено, что оно никогда не идет на пользу… Кого в России убили правильно, ну? То есть… правильно сделали, что убили?..
– Троцкого, – уверенно сказал Бурбулис. – Он был страшнее, чем даже Сталин.
– Я про счас говорю, – махнул рукой Ельцин. – Вот – нету! Вот – не найдете! А то, что предлагает демократ Бурбулис, это… даже не убийство, это больше, чем убийство…
Бурбулис с изумлением посмотрел на Ельцина:
– Вы чего-то не поняли, Борис Николаевич?
– Да все я понял, – махнул рукой Ельцин, – я… этот ваш замысел, понимаешь, насквозь вижу… не дурак!
