Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Он уже говорил об этом, еще на Кощеевой горе: если обстрелять обоз издали, как обычно делается, то велика опасность поубивать пленных, навцы ведь не знают, где там кто. Завей, ради их спасения и затеявший все дело, упрашивал не стрелять, пока не подойдут вплотную и не будут ясно видеть, кто держит оружие, а у кого связаны руки. Красен и сам предпочел бы получить пленных смолян, а не одни трупы: при обозе обязательно будет несколько старших, родовитых людей, Станиборовых ближиков, как бы даже не сам Равдан Багряный. Если взять их в полон, то и выкуп можно получить хороший, и средство воздействия на Станибора приобрести.
Теперь только бы смоляне не увидели следы затаившихся врагов. На счастье навцов, снегопада не было несколько дней, снег утратил свежесть и затвердел, но все же множество лыж оставили следы, уходящие от реки в заросли.
Красен оглянулся в сторону леса: никого не видно, прятаться отроки были хорошо обучены и без него. Он замер, не сводя глаз с поворота русла. Вот показались первые сани – передового дозора смоляне не высылали. Идут почти посередине реки – осторожничают: с какой бы стороны ни пришла беда, они успеют ее увидеть. Стрелять из леса бесполезно: отсюда до обоза достанет разве печенежский лук, а здесь таких нет. Если и стрелять, то на бегу, уже показавшись из леса, а от этого толку будет не много.
Обоз достаточно приблизился, чтобы можно было разглядеть людей. Кто главный? Как видно, вон тот, – среди саней высился один всадник. Пожалуй, это не Равдан – лица издали не видно, но для Равдана слишком толстый. Под плащом кожух, крытый синей шерстью, на голове шлем. Под кожухом, скорее всего, имеется кольчуга. Между шлемом и кожухом видна только темная борода. Нет, не Равдан, у того борода короче и светлее. Отрок вел боярского коня под уздцы – видно, опасается, что конь поскользнется.
Разглядывая боярина и пытаясь оценить, что он за противник, Красен отметил, как позади в лесу запел вдруг клест. Чи-чи-чи, ти-ти-ти… Вот дурная птица – поет зимой. Вроде они уже отпелись?
За одними санями тянулись вторые, третьи… При каждых шагал возчик, а позади шел пленный – со связанными спереди руками. Идти так неудобно, но в санях были навалены мешки, и, видно, для пленных там не нашлось места – их заставили идти пешком, пусть даже это замедляло движение обоза. Через двое-трое саней шагали по трое-четверо мужчин с пустыми руками – видимо, бережатых. Из оружия у них были секиры в чехлах за поясом; щиты яркими цветными пятнами виднелись на санях поверх поклажи, где-то там прятались, видимо, и шлемы и прочее оружие. Беспечный вид отроков говорил, что в этих местах они никакой опасности не ожидают и не хотят обременять себя тяжестью холодного железа.
– Ти-тю, ти-тю, ти-тю! – не унимался клест. – Чив-чив-чив! Ти-тю, ти-тю, ти-тю! Ти-тю, ти-тю, ти-тю! Чив-чив-чив!
В чередовании трелей была некая раздражающая ухо упорядоченность, но едва Красен отметил это, как клест умолк. Обоз тем временем показался весь целиком, Красен быстро пересчитал людей. Кроме боярина, еще десяток возчиков и столько же бережатых. Всего двадцать человек. Если успеть, внезапно показавшись, перебить часть, освободить пленных и передать им оружие, то с остальными будет покончено быстро.
Обоз уже шел мимо того места, где засела стая. Когда расстояние до него по льду стало наименьшим, Красен встал в рост и заревел:
– Наааавь!
Ожидавшие этого знака навцы выскочили из своих укрытий – за сугробами, в ямах, за еловыми лапами и стволами, – и, ревя и воя на ходу, устремились к обозу. Все они были в шкурах и личинах, так что, зрелище, когда лес будто взорвался бесчисленными злыми духами, было оглушающе жуткое.
Больше всех, конечно, испугались лошади. Возчики, подпрыгнув от неожиданности, кинулись их удерживать, на снег полетели мешки из саней. Кто-то из навцов выстрелили в боярина – и попал. Красен сам видел, как тому в бок вонзились сразу две стрелы, третья звякнула о шлем и отлетела в сторону. Отрок, ведший коня, присел и встал за конский бок, чтобы не попасть под выстрелы самому, и тут же, не пытаясь помочь господину, сорвал с седла щит и секиру.
Все это Красен успел отметить лишь мельком. Глянув на обоз, увидел, что людей возле него стало как будто больше! Не успел удивиться, как понял, в чем дело: у него на глазах из саней продолжали лететь мешки, а из-под них вскакивали люди – в кольчугах, некоторые даже в шлемах, с щитами в руках.
– Стой! – рявкнул Красен, еще не осознав толком, что это значит, но угадав опасность. – Назад, глядь!
Поняв, что здесь на ловцов поставили ловушку, Красен теперь хотел только увести своих людей обратно в лес. Услышали его не все. Красен подался назад, голосом и взмахами рук увлекая навцов обратно в лес. Но на втором шаге ощутил сильный удар по голове сзади – и все потемнело.
Рухнув на снег без памяти, Красен уже не мог видеть, как следом за убегающими навцами устремилась от саней довольно плотная толпа. Как один из пленных возле ближайших саней поднимает свободные руки, выхватывает из саней щит и сулицу, и сулицу эту немедленно запускает в спину убегающего навца. Навец упал, а в руках у его убийцы сразу оказалась другая сулица.
Придя в себя, Красен снова зажмурился: обильный свет резал глаза, голова гудела и сильно болела. Удар обухом топора со спины хоть и не пробил, благодаря меховой шапке, ему череп, но подняться у него не хватило бы сил – даже если в грудь не упиралось бы острие копья. Он лежал на спине, над ним раскинулось бледное зимнее небо. Красен не двигался, раскинув руки, показывая, что сдается. Он уже понял главное: дичью на этом лову были не смоляне, а ловцом – не он. Но кто? Смоляне явно приготовились именно к этой схватке. Но не отправил же Станибор целую дружину в такую даль ради отроков на Кощеевой горе? Что ему за дело – здесь не его земля.
Ответ на этот вопрос Красен получил быстро. Заслоняя небо, над ним склонилось знакомое лицо. Никогда еще Красен не видал этих тонких чертах выражения такой сосредоточенной ярости. При виде него серо-голубые глаза вспыхнули.
– Не убивай его! – быстро велел Торлейв тому отроку, что держал копье, а потом закричал: – Берси! Иди сюда! Я нашел одного!
Красен попытался приподнять голову, но нажим на копье усилился, и он опять
