Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова
— Твой дед обещал ее не трогать, но…
— Я заступлюсь! Не бойтесь! — так же шепотом, но с жаром произнес мальчик.
Соджун улыбнулся одними губами.
«Чем я был занят, что не уделял ему должного времени? Мы даже не охотились вместе ни разу»,— удрученно подумал капитан.
— Думаю, у тебя скоро появится мать, — сказал он вслух.
— Госпожа Елень?
Соджун даже вздрогнул. Он сжал плечо сына, и тот вскинул удивленные глаза.
— Твой дед хочет меня женить, — ответил Соджун, вздохнув.
— А вы … вы не хотите?
— Кто ж меня спрашивает…
Чжонку посмотрел в глаза отцу, и тот вдруг понял, сейчас ребенок очень сильно походил на свою умершую мать: та тоже смотрела с благолепием и обожанием.
— Отец, а вы? Вы тоже не спросите меня, когда придет мое время? — тихо проговорил юноша.
На это Соджун лишь еще раз вздохнул.
— Ты не сможешь меня известить, если что. Я сам не знаю, где мы будем. Будь осторожен: твой дед — страшный человек. Ты дорог ему, но он любит делать больно именно дорогим ему людям. Так, он считает, делает их лучше. Ступай. Поздно.
Чжонку что-то хотел сказать, но передумал в последний момент и, поклонившись, вышел. Капитан магистрата вздохнул и лег спать. Завтра предстояло еще одно дело. Может, хоть так удастся обезопасить госпожу от жестокосердого отца?!
Всеми домашними делами заведовала старая няня. Она была даже не Соджуну няней, а являлась кормилицей[2] его матери. Когда у шестнадцатилетней рабыни родился первенец, в то же время родилась дочь и у госпожи. Чтобы аристократке не портить грудь, девочку кормила рабыня, и для девочки эта рабыня стала ближе родной матери. Когда пришло время покинуть отчий дом, мать Соджуна взяла с собой не молодую рабыню, а свою няню. Та с радостью пошла за своей госпожой, оставив сына и мужа. Сейчас кормилице было уже почти 80 лет, но она сохранила крепость духа и жила, как казалось самому молодому господину, вне времени. Соджун был привязан к няне. Накупив на рынке сладостей, он поскребся в ее комнату.
— Что тебя привело в мою лачугу? — тут же прозвучало в ответ. Она единственная из всей челяди обращалась с ним и Чжонку неформально. Соджуну это, почему-то, грело сердце.
Он толкнул дверь и вошел. Кормилица осталась сидеть на своем месте, так и не выпустив из рук мотка с нитками. Ее лицо было, как печёное яблоко, — обожжённое солнцем и сморщенное временем. Такой ее помнил Соджун и в детстве.
Няня посмотрела на него. Хитро улыбнулась, заметив сверток в руках.
— Зачем пожаловал?
— Няня, ты в нашем доме самая главная, — тут же сказал Соджун.
Старуха хмыкнула и завертела моток быстрее.
— Знаю я, что тебе гложет. Езжай спокойно. Я присмотрю за ними. Твой отец сейчас очень занят, чтобы лезть в дела рабов, — проскрипела бабка и посмотрела на своего молодого хозяина.
Тот стоял, едва не подпирая макушкой чжонрипа низкие стропила лачуги, вытянув руки вдоль тела. Он сжимал в руке сверток и молчал, глядя на проницательную няню. Она, как всегда, все знала, все видела. Ничего от нее не скрыть.
— Он приставит их к работе, как только ты сядешь на своего коня, но не печалься, я подберу им работу по силам, — продолжала няня, — ступай, молодой господин.
— Возьми, няня, твоя любимая хурма, — кое-как проговорил Соджун, протягивая сверток.
Он приготовил речь. Он продумал каждое слово, чтобы поговорить с няней, понимая, что она, по сути, единственная, кто может облегчить жизнь несчастной семьи во время его отсутствия. Вот только няня все давно знает. От осознания этого тепло щекотало в груди.
Бабка взяла сверток, засунула туда свой нос, запричитала, что у нее и зубов-то нет, чтоб съесть это лакомство, а потом глянула на мальчика, который на ее глазах превратился в такого мужчину, и вздохнула.
— Но ты должен вернуться! Если тебя там убьют…, — сказала она.
— Вернусь, я обязательно вернусь, — ответил Соджун, поклонился и вышел. На душе стало немного легче.
Через два дня он уехал. Анпё седлал лошадей, рабыни собирали вещи и провизию, а Соджун поглядывал на окна женской половины дома. Там, за закрытыми ставнями, была она. Он не ждал, что она выскочит его провожать, умоляя беречь себя. Он просто чувствовал, как сжимается собственное сердце. Старый политик напутствовал сына служить государю и стране и не щадить преступников. Соджун его почти не слышал. Чжонку молчал подле деда, и лишь когда тот отошел, взялся за стремя отца, шагая рядом с конем. Дойдя до ворот, подросток отпустил стремя и снизу вверх молча посмотрел на отца. Соджун улыбнулся одними глазами.
— Берегите себя, отец, — проговорил подросток и поклонился.
Соджун тронул коня коленями, и тот шагом отправился со двора. Капитан не оглядывался и потому не видел, как приоткрылась створка окна женской половины и зеленые глаза провожали его. Он ехал вдоль забора поместья и на дом не глядел.
[1] Бадук, — «падук» или «го» логическая настольная игра с глубоким стратегическим содержанием, возникшая в Древнем Китае, по разным оценкам, от 2 до 5 тысяч лет назад. До XIX века культивировалась исключительно в Восточной Азии, в XX веке распространилась по всему миру.
[2] Кормилица — женщина, нанимаемая для кормления грудью чужого ребёнка и, нередко, для ухода за ним.
Дорогие мои читатели! Спасибо, что открыли мою книгу. Надеюсь, она понравится вам. Приятного чтения!
Не забывайте: нажать «звездочку» недолго, но этим вы повысите рейтинг книги, и она не потеряется на просторах «Литнета». Рейтинг книги можно повысить через «награды» и «репост» (ссылка на книгу появится на вашей страничке в соцсетях). А уж если вы сами не обделены красивым слогом, или же вам просто хочется высказаться по поводу данной истории, пишите комментарий! Я отвечаю всем.
С уважением Ульяна.
Глава восьмая.
Восстание хуже обычной войны. Страшнее, беспощадней. Война — это когда ты сражаешься с врагом-иноземцем. Он и ходит, и говорит иначе. Восстание — это борьба с твоими вчерашними братьями, с людьми, слушавшими в
