Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова
Старик посмотрел на макушку сына, улыбнулся уголком рта и тут же принял строгое выражение.
— Не смей так кланяться другим! — проворчал он, но Соджун услышал в этом не заботу, а лишь удовольствие старого интригана. Мужчина, сжав кулаки, скрипнул с досады зубами.
Он выпрямился и посмотрел родителю в глаза.
— Я согласен жениться на той девушке, — сказал сын и замолчал.
Старик выждал немного, но продолжения так и не последовало.
— Видимо, ты чего-то хочешь взамен, — пробормотал он, разливая вино по чашкам.
Соджун вновь поклонился.
«Какой послушный»,— хмыкнул довольно про себя политик.
— Через три дня я уеду вместе с начальником магистрата Син Мёном на подавление восстания в провинции Чолла, когда вернусь, не знаю, — начал Соджун, взвешивая каждое слово, — поэтому свадьбу придется отложить.
Старик отпил глоток из своей чашки и кивнул.
— Но я договорился о встрече на завтра, — напомнил он.
— Я познакомлюсь с невестой по возвращении. Если я не вернусь, то для нее лучше будет, если брачный договор не состоится. Так она сможет еще принять предложение о браке.
— В твоих словах есть смысл, — хмыкнул отец.
Соджун выдохнул про себя.
— Я женюсь, как только условимся о свадьбе, но…, — капитан запнулся и не сводил глаз с родителя. Тот молчал и никак не помогал ему. — Но я прошу вас принять Елень и детей.
Старик поставил чашку и выпрямился.
— В качестве кого? Твоей наложницей она не…
— В качестве рабов. Не продавайте их, не ссылайте. Они могут работать, но только чтоб…
— Слишком много условий! — перебил старик. — Они моя собственность!
— Они моя собственность! — припечатал Соджун, удивляясь и пугаясь собственной наглости.
Отец вытаращил на него глаза, уже открыл, было, рот, чтоб прикрикнуть, но сын не позволил.
— Вы забыли? Это моя награда от его высочества принца Суяна. Награда за ту ночь. Или вы хотите ее оспорить?
Старик захлопнул рот и отвернулся. Сказать что-то в противовес он не мог. Принц Суян при нем подарил этих четверых Соджуну. Претендовать на подарок от венценосной особы было бесчестно. Тем более, когда это — награда твоего сына.
— Отец, — позвал Соджун.
Тот перевел взгляд на него. Соджун пытался прочесть мысли старика, бороздившие морщинистое чело, но он никогда не мог понять своего отца. Старик с досады покачивался над столиком. Капитан молчал, сгорая от нетерпения.
— Кто я, чтобы спорить с его светлостью принцем Суяном? — наконец проговорил политик. А потом он так посмотрел на своего сына, что у того мир качнулся перед глазами. — Я даю тебе слово: эти четверо не покинут нашего дома, но ты поклянешься мне, что она никогда не будет твоей наложницей. Если ты нарушишь данное слово, клянусь Небом, эта ведьма умрет. И поверь мне, в тот миг она сама будет звать смерть. Уж я постараюсь.
Соджун, пораженный в самое сердце, оглушенный собственным страхом, сжал кулаки, чувствуя, как ногти вонзаются в ладони. У него от напряжения взмокла спина. Он едва различал слова отца. Они вливались в ухо, отравляя сознание, убивая душу. Было трудно дышать, еще тяжелее — осознать черствость родителя, наслаждавшегося твоей слабостью, упивавшегося ею. Соджун, загнанный в угол, готов был согласиться и на большее. Те условия, что выдвигал отец, его не пугали. Его страшила та уверенность, что источал политик, когда говорил о смерти Елень. Капитан знал: рука отца не дрогнет, поднимаясь на эту женщину. И то, что Соджуну чужестранка была так дорога, сейчас было на руку старому интригану. Своенравный сын превращался в послушную и бездушную марионетку.
Соджун склонился перед отцом, тем самым принимая правила игры. Потом поднялся и покинул покои родителя.
Оказавшись во дворе, он задышал открытым ртом, вдыхая стылый воздух и усмиряя собственное ярившееся сердце. Обвел взглядом родной двор, который превращался в тюрьму для него и его возлюбленной. Столько лет он прожил здесь, но никогда не был счастлив. Его старший брат Хёнчжун утонул в семнадцать лет. Соджуну тогда едва минуло семь. Брат был отрадой и единственной семьей выросшего без матери ребенка. Отец любил жену, наверно, поэтому не простил сына, укравшего его любовь. Он и увидел Соджуна, когда впервые призвал его к себе после смерти первенца. Семилетний ребенок глядел исподлобья на родителя и боялся его до дрожи в коленях. А тот смотрел на него тяжелым взглядом из-под сведенных на переносице бровей и молчал. Молчание было настоящей пыткой. Как разговаривать с отцом, ребенок не знал. Через несколько лет отец отдал его в ученики лучшему меченосцу Чосона, и мальчик увидел и узнал другой мир, другую жизнь. А потом в его душу вошла любовь, заполнив мысли и чувства. Не просто любовь — отрада всей жизни.
Соджун был так погружен в свои мысли, что не заметил сына, подошедшего к нему. Чжонку смотрел, смотрел на отца, а потом кашлянул, привлекая к себе внимание. Отец оглянулся.
«Я не отличаюсь от старика. Я так же воспитал сына. Сколько раз я говорил с ним? Сколько раз я играл с ним в бадук[1] или шахматы? Рад был бросить ребенка на Анпё и сбежать на службу. На службе проще»,— вдруг осознал с тоской в сердце Соджун.
— Почему ты еще не спишь? — спросил он.
Чжонку неуклюже улыбнулся, потом вдруг посерьезнел, стрельнул на отца снизу вверх глазами и вновь попытался улыбнуться.
«Он не знает, как себя со мной вести. Горе-отец из тебя получился, Ким Соджун»,— с горечью подумал капитан магистрата.
Он подошел к сыну. Тот сразу поклонился.
— Пойдем, поговорить нужно, — сказал отец и направился в свои покои.
Он разоблачался, а руки едва поднимались. Ноги, переступив порог комнаты, вдруг отяжелели. Чжонку сразу заметил это. Он подошел и помог отцу снять облачение. Соджун смотрел на сына и молчал.
— Может, вам купель приготовить? — спросил подросток.
Тот отрицательно мотнул головой.
— Я уеду через три дня, когда вернусь, не знаю, — начал Соджун.
— Вы боитесь за госпожу? — тихо спросил Чжонку.
Отец
