Август Цесарец - Золотой юноша и его жертвы
Правда, помимо нелепости, он усмотрел здесь и свой интерес — было бы неплохо, не обещая швабу ничего определенного насчет дедовых лошадей, воспользоваться его лампой, чтобы легче было возвращаться назад. В таком случае следовало тут же оставить Краля, а он собирался украдкой немного проследить, действительно ли тот пойдет домой или же надумает вернуться к Смуджам. За это время и доктор вместе с Йошко мог бы уже приехать и узнать, как он тут бродил с Кралем. Все это, а больше всего совершенное равнодушие, и заставило его возразить.
— Сейчас? Да ведь уже час ночи! — Он посмотрел на часы. — Где же вы были раньше, почему сразу не пришли к Смуджам?
Шваб несколько растерялся, но все же решился сказать:
— Я хотела, но там плохая господин лейтенант! И вы была там, господин! — обратился он к Кралю, на которого, впрочем, мало обращал внимания. — Я видела, es war unmenschlich[6], не было красиво!
В эту минуту в фургоне запищал ребенок, и швабка с оголенными до плеч руками скрылась из окна. Краль, только что странно пяливший на нее глаза, теперь вытаращил их еще больше и заорал на шваба:
— Что ты видела? Что не было красиво? Баба у тебя красивая, вот и иди спать с ней! Кхе-хе! — он сделал какое-то неприличное движение и хрипло кашлянул.
Шваб малодушно извинялся:
— Я не хотела beleidigen[7] господин! Я видела, как упала, гадкий дорога, а у меня могла бы вымыться!
— Кто это упала? Мой ты свою… — оскорбившись, Краль накинулся на него, а затем, порыскав глазами по сторонам и послав куда-то шваба и швабку, тронулся в путь.
— Подождите, сейчас мы решим! — все еще думая о лампе и в то же время вопросительно посмотрев на Краля, крикнул Панкрац швабу и направился вслед за Кралем. — Куда вы? — сердито спросил он, нагнав его. — Вам в другую сторону!
Краль уже успел дойти до конца луга, и если бы он направлялся домой, то должен был свернуть направо к котловине, он же забирал влево, назад на дорогу, здесь как раз и находилась ее высшая точка. Он не остановился и уже собирался выйти на дорогу, когда Панкрац схватил его за рукав; Краль оглянулся и прошепелявил:
— Что вам нужно, гм?
— Что мне нужно? — Панкрац чуть не взорвался, но, вспомнив о доме, находившемся совсем рядом с лугом, сдержался. — Вы же сказали, что идете домой, а куда повернули?
— Ну и что? Вам-то какое дело? Уж не думаете ли, что ради шваба я пойду с вами за лошадьми?
— Никто от вас этого и не требует! — Слабый свет от лампы шваба еще позволял Панкрацу следить за выражением лица Краля. — К черту шваба, нагляделся я на него!
— Гм, вы нагляделись, а я и того больше! Пять динаров содрал с нас за кино, а показал только на четыре! Кхе-кхе! — кашлянул он, быстро протянул руку и сказал мрачно: — Где ваша сотня! Давайте сюда!
Панкрац колебался.
— Да ведь я ее вам обещал только в том случае, если вы возвратитесь к Смуджам и там выяснится, что я вас обманывал! — Но не вынудит ли он его тем самым вернуться к Смуджам? — испугался Панкрац и, быстро вытащив из кармана сотню, показал ее Кралю и многозначительно сказал: — Я вам ее все же дам, только если вы сейчас же направитесь домой!
Краль громко и жадно зачмокал губами, что-то промямлил, казалось, он наконец внял Панкрацу. Однако, вырвав деньги из его рук, он зло буркнул:
— Я и пойду домой, но потом! — и свернул на дорогу.
В бешенстве Панкрац схватил его за локоть.
— С ума, что ли, вы сошли? Это неблагородно, Краль! Куда вы, в который раз спрашиваю?
Если идти по дороге, можно было попасть в село, центр общины, а еще дальше, но в том же направлении, находилась жандармерия. Неужели он не оставил мысль пойти туда? Невероятно, но куда же он мог еще идти? Панкрац дергал его за локоть, едва владея собой, он готов был его ударить, как Васо.
Краль засовывал свободной рукой сотню в карман, а другой отбивался от Панкраца.
— Да что вы так боитесь? Никуда я не пойду, я иду к Руже!
Панкрац было вздохнул с облегчением, но тут же встревожился еще больше! Ружа была той самой корчмаркой, чье помещение швабу не подошло для показа своего кино; само собой разумеется, Панкрацу не хотелось, чтобы Краль туда шел, не сболтнет ли он там лишнее? Еще хуже было то, что Ружина корчма не была ее собственностью, она ее арендовала ни у кого другого, как у Блуменфельда!
— Да что вам там нужно? — поразился Панкрац. Теперь, естественно, возвращение к Смуджу ему показалось во сто раз предпочтительнее. — Вино задарма — ведь я уже вас звал — есть и у Смуджа!
— У Смуджа! — усмехнулся Краль. — Но там нет такой женщины, как Ружа!
Ружа была молодой вдовой, отличавшейся еще при жизни мужа легким поведением. Всем было известно, что своих любовников она выбирала только среди состоятельных или хотя бы молодых, крепких крестьян. Более того, год назад она чуть не вышла замуж за нотариуса, отказавшегося тогда ради нее от дочери трактирщика, старой своей любви. Если Ружа была так разборчива, то как мог Краль, бедный, физически неприятный, вдобавок сейчас и страшно изнуренный, надеяться у нее на успех? Это все глупое и бессмысленное влияние проклятой швабки, это она своей оголенностью разожгла его страсть! — только теперь дошел до Панкраца смысл тогдашних жестов Краля и теперешнее его упрямство! Хотя ему было совсем не до смеха, он все же усмехнулся:
— Да в своем ли вы уме, Краль? Уж не надеетесь ли ее заполучить? К тому же, — он нагнулся и посмотрел вниз, где в каких-то двухстах метрах от него стояла Ружина корчма, — она уже и дверь закрыла, наверное, у нее кто-то есть!
— Гм! Увидим, — Краль пытался вырваться из рук Панкраца. — Краль уже имел с ней дело, а сегодня у Краля есть деньги!
Панкрац крепко держал его, не отпуская от себя ни на шаг.
— Да не можете вы к ней в таком виде! Видели бы вы себя, вы весь в грязи! Да и жена ждет вас дома!
Краль действительно был женат, но, несмотря на это, уже заведенный, вырвался от Панкраца и ринулся на дорогу.
— Не хотите ли и вы со мной! Надеюсь, не стыдитесь меня, хе-хе!
— Краль! — зашипел вслед ему Панкрац. — Разве для этого я вам дал сотню?
Краль обернулся на ходу и бросил хрипло, явно издеваясь:
— Гм! Дали! Знает собака, чье мясо съела! Дадите и больше, хе-хе!
Панкрац стоял и смотрел ему вслед, беспомощный и злой более чем когда-либо за все время их пути. Да и что он мог сделать? Драться с Кралем, силой заставить повернуть вниз к котловине или хотя бы к Смуджу? Рядом с ними находился дом, и счастье, что в нем никто еще не проснулся; внизу же из своего фургона, теперь уже в другое окно шваб по-прежнему таращил на них глаза, время от времени освещая их лампой.
Беспомощный и злой, Панкрац стоял в раздумье. Может, плюнуть на Краля и вернуться назад? Или пойти с ним к Руже? Это было бы глупо; как бы он объяснил столь позднее появление? Да и Ружа, наверное, уже закрыла корчму, она вся погрузилась во мрак; значит, вероятнее всего, Краль, — даже если его там и принимали когда-то, — сейчас туда не попадет. Что ему тогда останется делать, как ни отправиться прямой дорогой через котловину домой? Но чуть ниже, через дом от Ружиной корчмы была лавка и дом Блуменфельда; не занесет ли его черт туда? Опять же, зачем ему туда идти? Это бы означало, что он все еще не расстался со своей идеей выдать их жандармам — разве это удивительно?
И нет, и да, скорее нет, чем да, почти наверняка нет; но от этого человека всего можно ожидать!
«Дадите вы и больше, хе-хе», — засели в голове у Панкраца слова Краля, не давая ему покоя: что он имел в виду? Ту землю или его самого, намереваясь теперь и его шантажировать, как раньше Смуджей? Если это и вправду так, то не сказал ли он ему слишком много, не слишком ли своими косвенными и прямыми признаниями убедил в своей вине и виновности Смуджей?
Выходит, что так? — изумился он и побледнел; побледнеть-то побледнел, но почувствовал и ненависть. В приливе ненависти он вдруг содрогнулся — неужто только от холода?
Он стоял и, не отрывая взгляда, куда-то смотрел. Нет, не на Краля, которого, впрочем, уже и не было видно, а только слышалось позвякивание подковок на его сапогах о камни на дороге, не на громадную колокольню, которая прямо перед ним через дорогу, подобно призраку неведомой гигантской птицы, сидящей в гнезде, возвышалась над густым столетним дубом. Взгляд его остановился на другой стороне котловины, где, несколько сбоку, почти невидимая из-за скрывавшей ее сливовой рощи и до сих пор казавшаяся туманом, расстилалась холодная, свинцово-серая, таинственная и коварная водная гладь. Это разлилась речушка, протекавшая у подножия двух противоположных холмов, затопив лежащие в котловине луга.
Взглянув на нее, Панкрац сразу вспомнил поповский пруд, куда он когда-то бросил труп Ценека, труп того, кто приходился сводным братом этому человеку, которого он так сейчас ненавидел! Но только ли от этого воспоминания его бросило в дрожь?
