Мирон Долот - Голодомор
Она по-прежнему ответила отказом.
Ситуация становилась щекотливой. Раньше люди охотно смеялись над шутками Петро. Сейчас он превзошёл сам себя и очень точно спародировал товарища Черепина. Однако на этот раз никто не осмелился засмеяться. Он открыто издевался над советским строем, и каждый опасался присутствия доносчиков.
– Товарищ враг! – продолжал донимать молодую женщину Петро. – От имени нашей любимой партии и дорогого правительства я арестовываю тебя за отказ герою пролетарской революции на его просьбу в ускоренной покупке причитающейся ему селёдки, в соответствии с постановлением всё тех же любимых партии и правительства.
Женщина не обращала на него внимания. И Петро, продолжая дурачиться, повернулся к старушке:
– Бабуля, ты это видела? – спросил он, указывая пальцем на молодую женщину. – Хотел ускорить завершение строительства коммунистического рая своим участием в годовой распродаже селёдки, а она даже не даёт мне купить селёдку впереди себя. Можно я встану перед вами?
Но Петро опять не повезло. Старушка не приняла и не поддержала шутки.
– Ты уже получил свой рай. Иди прочь! – пробормотала она.
– Что? – с удивлением закричал Петро.
– А то! Получай свой рай, если хочешь! Конец очереди вон там.
Петро придвинулся старушке.
– Моя дорогая! – воскликнул он. – Много лет я искал в этом раю ангела и, наконец, нашёл его в очереди за селёдкой!
В то время, когда старушка отбивалась от Петро, пытавшегося её поцеловать, к очереди приближался ещё один пьяница, громко распевая и размахивая руками.
Как и Петро, это был мужчина средний лет, известный своим остроумием. Его фамилия была Антин. В годы Гражданской войны он партизанил. У него ещё была репутация образованного человека, поскольку он умел читать и писать.
Петро отстал от старушки и направился навстречу Антину.
– А! – прокричал Петро. – Рыбак рыбака видит из далека. Да здравствует пьянство в раю!
– Ура! – подхватил Антин, обнимая своего друга Петро.
– Да здравствуют любители селёдки! Ура! – ответил Петро.
– Послушай, господин-товарищ, – начал Антин. – Ты, буржуазно-капиталистическая-контрреволюционно- империалистическая акула…
– Благодарю за такую честь, – отозвался Петро.
– Ты что? Хочешь купить селёдки? – продолжал Антин. – А это уже контрреволюционное намерение.
Петро засмеялся и в свою очередь начал дурачиться.
– А ты – старая, тощая и грязная свинья, Антин. Ты даже больше чем свинья. Ты – враг народа. Самый страшный и тощий враг, какого я видел за всю мою пропойную жизнь!
– Спасибо за такую честь, – ответил Антин.
– Как ты осмелился явиться на годовую распродажу селёдки в таком виде? – распалялся Петро, напирая на Антина. – Как ты мог появиться в общественном месте в таких грязных штанах?
И он с улыбкой ткнул пальцем на дыры в штанах.
– Я спрашиваю тебя, разрешается ли в социалистическом раю под руководством всеми нами любимого и дорогого, нашего мудрого и всемогущего, нашего отца и учителя, великого товарища…
– Заткнись, а то меня сейчас вырвет! – закричал Антин.
– А я как раз это и имею в виду, – продолжал куражиться Петро. -
Тебя тошнит, когда я говорю о нашем дорогом и любимом…
– Я убью тебя! – проревел Антин.
Петро намеревался назвать этого вождя по имени, используя прилагательные, которыми обычно пропагандисты характеризовали
Сталина. Энергичный протест со стороны Антина не остановил его.
– Лучше ответь мне прямо о своих штанах, – требовал Петро. – Разве можно демонстрировать на публике свои костистые коленки, как будто ты находишься в капиталистическом обществе?
– Ошибаетесь, товарищ красный партизан, – сказал Антин. – Мои штаны не грязные и не рваные.
Это новая мода.
– И эти дыры, не дыры вовсе?
– Совершенно верно, господин-товарищ. Это не дыры. Это отверстия для вентиляции.
Петро понимающе кивнул.
– А что? Создатели этих штанов тоже имеют такую же вентиляцию?
– Насчёт штанов не знаю, а то, что у них головы дырявые, это точно.
Продолжая свою болтовню, эти двое опять обратили своё внимание на очередь за селёдкой. Петро, снова подражая товарищу Черепину, прокричал:
– Товарищи, соотечественники! С этого момента вы все заслуживаете получать по одной целой селёдке в год! Мы назовём её Красной Селёдкой. А те из вас, товарищи, кто не сможет съесть свою порцию, будут обязаны сдать излишки нашим дорогим партии и правительству, которые в свою очередь распределят их среди голодающего населения капиталистических стран. Товарищи, присоединяйтесь к нашему социалистическому соревнованию по сбору излишков селёдки в пользу трудового народа капиталистических стран!
В очереди не раздалось ни одного смешка во время этой "селёдочной" речи. Люди, почувствовав опасность, повернулись к Петро спинами.
Видя, что его юмор не оказывает никакого эффекта на присутствующих, Петро вместе с Антиным переключились на новый вид развлечений: песни и пляски.
Они пропели антикоммунистические частушки, придуманные жителями села со времени начала коллективизации. Они уже попели несколько таких частушек, когда поняли, что люди на это никак не реагируют.
Тогда обнявшись, они затянули ещё одну, и за это кто-то на них донёс. И вот теперь в качестве обвиняемых, под конвоем милиции, они предстали перед народным судом.
В то время я ничего не знал о судопроизводстве и законодательной системе, однако то, что я увидел в суде, показалось мне трагикомической пародией. После зачтения обвинения, в котором ни словом не упоминались конкретные преступления, судья Сидор начал допрос. Он читал вопросы дрожащим голосом.
– Ваше имя? – спросил он Петро, даже не поднимая голову от бумаги, которую он близко держал перед глазами.
Вопрос поставил Петро в полное замешательство.
– Что? – выпалил Петро, открыв рот от изумления.
Петро и Сидор были соседями и дружили всю жизнь.
– Ты что, перестал меня узнавать? – спросил удивлённый Петро.
Сидор заметно смутился и не знал, как выпутаться из этой ситуации.
Он посмотрел на товарища Черепина. С этой минуты Черепин взял ведение судебного заседания в свои руки. Голоса других раздавались только тогда, когда товарищ Черепин задавал им вопросы.
– Вы слышали вопрос, – угрожающе прошипел товарищ Черепин, глядя на Петро, как на вошь. – Ваше имя, фамилия и отчество?
– Но он знает, как меня зовут. Все знают…, – начал, было, Петро.
– Назовите своё имя! – повысил голос товарищ Черепин.
Петро беспомощно огляделся, словно он не понимал, что происходит, и послушно ответил. Затем посыпался поток других вопросов.
– Дата и место рождения?
– Место работы?
– Национальность?
– Состоите в партии?
– Имена родителей?
– Их социальное положение до революции?
– Пользовались ли они наёмным трудом?
Это было только началом долгого и утомительного допроса. Петро пришлось вспомнить детали своей биографии с младенчества до настоящего времени. Товарища Черепина особенно интересовало, что родители Петро, его дед с бабкой, родственники, а также родители его жены и все её родственники делали до и после революции и в годы
Гражданской войны. Находились ли они на гражданской или военной службе при царском режиме? Были ли они богатыми или бедными? Имели ли они наёмных работников? Как они приняли Октябрьскую революцию?
Для нас, жителей села, такой допрос показался странным, нам всем стало не по себе. Ведь далеко не все из нас точно знали дату своего рождения, а особенно – дни рождения своих родственников. Мы свято хранили память о своих предках, но, вероятно, немногие из нас с уверенностью могли знать, пользовались ли они наёмным трудом или нет. Поэтому сначала нам было непонятно, какая связь существует между предками Петро и его преступлением. Но, по мере дальнейшего допроса, для нас стало совершенно ясно, что и мы в ответе за всё то, что сделали наши предки.
Петро знал примерно, сколько ему лет, но он не мог указать место своего рождения по той простой причине, что его рождение не было официально зарегистрировано.
Товарищ Черепин истолковал это, как неуважение к суду. Затем Петро не мог припомнить в деталях, чем конкретно он занимался до революции и после неё. Суд увидел в этом попытку скрыть своё контрреволюционное прошлое. Дальше выяснилось, что отец Петра служил младшим офицером в царской армии в годы Первой Мировой войны. Никто на селе, включая самого Петро, не знал, какое именно тот имел звание, но его все считали героем, потому что лишь немногим крестьянам удавалось дослужиться до звания офицера царской армии.
Однако его убили на передовой, и на селе плохо помнили. Даже Петро считал, что совсем неважно, какое звание он имел, и не придавал этому никакого значения. Но товарищ Черепин считал по-другому.
