Владимир Рынкевич - Мираж
Потом гуляли с Лидой по набережной. Цвели прибрежные сады, и в безветрии можно было различить запахи роз и душно-сладкой бирючины. Рожок молодого месяца царапался о вершину горы, и в безоблачном небе над морем звёзды виделись ясно и отчётливо. Остановились у парапета. Охрана застыла шагах в двадцати. Лидия стояла рядом, прижавшись мягким плечом, и он показал ей поднявшуюся невысоко над горизонтом красноватую звезду.
— Это — Антарес, — сказал он. — Эту звезду видно только на юге. Офицерам надо уметь ориентироваться по звёздам, находясь в любом месте.
— Мне говорили, что это звезда мира и счастья.
— Пусть она будет звездой нашей победы. В 1919 году мы победим, и я повезу тебя в Москву.
Лёгкий прибой разбивался о скалы набережной. После каждого хлёсткого грохота волны слышалась дробь гальки, бьющей злой россыпью о бетон, нашёптывающей берегу какие-то морские тайны.
Они продолжили прогулку, тропинка вела вглубь садов, к степной окраине, и вдруг дальний-дальний, едва слышный, может быть, даже почудившийся голос:
Визьми мо-ое сердце-е,Дай мени своё-ё...
— Только знаешь, Лида, ради блага России я готов пожертвовать всем: и своей жизнью, и жизнью своей семьи, и даже детьми, если они у нас будут.
— Я знаю, что ты такой, Александр, и люблю тебя такого.
Через годы, через пять или десять лет, на какой-то обычной парижской прогулке она вдруг сказала ему:
— Если так случится, что мне останется жить лишь одно мгновение, то знаешь, что я вспомню в этот миг? Я вспомню тот вечер на юге, когда мы стояли на набережной и ты показывал мне звёзды.
1918. ДЕКАБРЬ
— Кто же она всё-таки? — гадали только что получившие новые воинские звания штабс-капитаны Дымников и Макаров.
Они встретились в Иловайской, куда перевели батарею Дымникова, а Макаров прибыл с поручением генерала.
— Я знаю только то, что и все: «дочь коллежского советника Лидия Давыдовна Кют, девица православного вероисповедания». Ведь он женился в Новороссийске, когда я перешёл в артиллерию.
— Может, обыкновенная чухонская б..., которых в Питере кишмя кишит?
— Если так, то была, а теперь — жена полковника.
— Точно говоришь, Лео: жена и жена. И точка. Мне он помог в Новороссийске. Там один дотошный чинуша чуть было не поймал меня за руку, но твой полковник его точно на место поставил. Не доверяешь офицеру — скажи ему в лицо. Тут тебе или по харе, или на дуэль. Тот и затих. Хороший я там навар получил. Фунтами. С меня причитается. После кино. Потом в один дом пойдём.
На афише: «Французский киножурнал. Русский фильм «Отец Сергий» с Мозжухиным в главной роли. 1 сеанс для господ офицеров. 2 сеанс для господ унтер-офицеров и солдат. 3 сеанс для всех. Цена билета 2 рубля».
Сугробы, темень, огней мало, но возле электрокинотеатра — толпа.
В зале погасили свет, затрещал аппарат. Пыльно-голубой расширяющийся конус упёрся в мятую простыню экрана, тапёр ударил марш, на полотне задвигались неясные тёмные полосы, зрители закричали: «Сапожники!.. Рамку!..», и всё пришло в порядок. Леонтий понимал французские титры и переводил Макарову.
«Вагон, в котором был подписан в Компьенском лесу мирный договор[33] между Францией и Германией, выставлен для всеобщего обозрения».
Тапёр играл «Марсельезу». Возле длинного вагона человечки делали кукольные движения, улыбаясь, приветствуя, махая руками: «Вся Америка танцует новый модный танец «шимми». Под яростные ритмы очень раздетые девушки танцевали с мужчинами в элегантных костюмах.
«Юзеф Пилсудский[34] провозглашён начальником свободного Польского государства — Речи Посполитой. Его горячо приветствуют жители Варшавы».
Тапёр заиграл мажорную маршевую мелодию. Пилсудский, похожий на изображение Тараса Бульбы из какой-то книжки, шёл посреди улицы. По сторонам и сзади — свита военных и гражданских. Совсем рядом с ним — не более чем на полшага сзади — молодая женщина в манто и шляпке-каскетке, из-под которой огромными потоками струились светлые слегка вьющиеся волосы.
В зале несколько человек вдруг запели под мелодию тапёра:
Марш, марш, Домбровский,Веди в край ваш польский...
На них зашикали, затопали, закричали.
На экране бесновалась восторженная толпа с двухцветными флагами. Женщина, идущая рядом с Пилсудским, улыбалась. Дымников словно чувствовал особенный запах упругих овалов этих щёк.
После французского киножурнала великий артист Мозжухин честно отстрадал за отца Сергия.
Когда фильм кончился, Дымников сказал Макарову, что должен забежать в батарею, проверить лошадей, и затем можно встретиться в кафе, а сам смешался с толпой унтеров и солдат и вновь оказался в кинозале.
Вновь посреди улицы, добродушно хмурясь, шёл начальник польского государства, а рядом с ним — она, Марыся, улыбающаяся Леонтию с экрана, зовущая куда-то к себе — в Варшаву, в Харьков, в любовь...
1919. АПРЕЛЬ
И опять они чувствовали, что он чужой — не только не генштабист, но и вообще другой. Не надо думать, как он что-то воспримет, как поступит. С ним просто — прикажешь, и он сделает. И даже теперь, произведя Кутепова в генерал-майоры, к нему продолжали относиться, как к бессловесному исполнителю. Назначили приказом командующим ещё не существующим 1-м армейским корпусом — его надо было создавать из остатков 2-го корпуса, который и корпусом нельзя назвать... и т. д.
Мало того: по штабным картам место сосредоточения 1-го корпуса — район Иловайская—Кирпичная, к северу от Таганрога, а вновь назначенного командующего корпусом направили на Маныч, где жмут красные. А там, где плохо, — туда и Кутепова. В Екатеринодаре и Ростове генералам не до красных: Деникин стал Главнокомандующим вооружённых сил юга России, и, конечно, романовские, лукомские, Врангели и т.п. рвут друг у друга из рук добычу — должность командующего Добрармией.
Кутепов заставлял себя не только не говорить, но и не думать обо всём этом. Приказал подготовить штабной вагон с отделением для Лидии Давыдовны, набрал свой штаб, добился по телефону от Романовского конкретного ответа на вопрос, какие части поступают в его распоряжение. Оказалось, что это дивизия генерала Шатилова, следующая из Терской области.
Эшелон остановили на станции Торговая. Кутепов приказал выставить охранение, оставил Лидию в вагоне с адъютантом, сам со штабными офицерами прошёл на станцию. Начальник станции доложил, что эшелон с дивизией Шатилова прибудет часа через два, и попросил разрешения провести необходимый технический осмотр вагонов. Кутепов разрешил, но под наблюдением своих солдат.
Лезли под вагоны, стучали по колёсам, переговаривались двое. Один сильно хромал. Он говорил товарищу о весенней рыбной ловле:
— Нам самим и глушилку не надо мастерить — завтра на Песчанокопской пушками набьют.
— Той осенью ты здорово наработал, — похвалил напарник.
— Я, брат, минёр: корабли топил, а здесь это так, безделица.
Дошли до штабного вагона.
— Начальство едет? — спросил тот, что хромал.
— Генерал-майор Кутепов, — ответил солдат, — с супругой.
— О-о! Здесь надо поаккуратнее тормоза наладить, — сказал железнодорожник. — Уж мы постараемся.
Командир дивизии Шатилов появился только к вечеру, на тёмном предгрозовом закате, когда на востоке упрямо поднималась пятнисто-дымная туча. Кутепов пригласил Шатилова в свой вагон, не вступая в посторонние разговоры, подвёл к карте, разложенной на столе, объяснил замысел операции и закончил кратко:
— Начало наступления завтра на рассвете, боевой приказ получите у начальника штаба.
— Но, Александр Павлович, ещё не началась разгрузка, люди устали, я ещё не был на месте...
Кутепов выслушал Шатилова, не перебивая, затем улыбнулся по-своему, по-мужицки хитро, и сказал:
— Распоряжение о наступлении на следующий день дано лично Главнокомандующим в связи с общей обстановкой.
Разговор был закончен.
Под Песчанокопской красные были разбиты, и вечером Кутепов пригласил на ужин многих отличившихся участников боя. Пили, как обычно при Кутепове, мало, но разговаривали долго, разойдясь группами по купе и даже вышли на улицу, благо ночь была тёплая.
Утром Александр Павлович проснулся от ужасного крика Лиды. Она в белой сорочке стояла у его постели и протягивала какой-то непонятный свёрток — не то коробка, не то бумаги, не то книги. Однако из свёртка свешивались электрические провода.
На крик вбежал мгновенно капитан Ленченко, смутившийся при виде неодетой дамы.
