Евгений Сухов - Кандалы для лиходея
– Коля, Коля!
А вот Петра видно не было. Степан не удержался, спросил Тулупова, где, дескать, шурин мой?
– С похмелья мается, подняться не может, – сквозь зубы ответил тот.
Не нашли мальчика. На третий день лишь один Степан отправился на поиски Коли. Помня о том, что Коля побежал к речке по дороге в Карпухино, Лыков двинулся по этой дороге и, погруженный в мрачные и тяжкие думы, прошел до Карпухино и очутился возле ворот дома Тулупова. «И так у меня вдруг защемило сердце, – рассказывал после на дознании Степан, – что ажно продыхнуть никак не могу. А как поднял взор на избяное окошко, почудилось мне, что из него Коленька мой на меня глядит, как живой. Я к окну, а там уже никого нет, а из ворот Тулупов выходит и в глаза смотрит. Что-де, грит, маешься, друг, Кольку своего ищешь? Так ево не здеся искать надо, не в Карпухине, а в Холодце. Верно, его к мельнице утянуло. Вот по весне будут воду спущать, небось и отыщется малец твой. А я как глаза евоные увидел, понял, что врет он мне и что ворог он мне лютый, и душа у него черная, угля чернее. И так стало мне тяжко и муторно, что пошел я скорее прочь от этого дома, а куда, и сам не ведаю…»
Степана вынесло в поле. Когда понял, где он, решил на дорогу не возвращаться, поскольку полем до Мочалова тоже можно было дойти. А как прошел гумна тулуповские, дорога за ними началась. Степан двинулся по ней, миновал версты с три и вышел на большак. За ним, саженях в пятидесяти, начинался овраг, где Коленьку не искали. Степан решил обойти овраг и на дне его, прямо возле края, увидел черный комочек. Сердце забилось так, что вот-вот выскочит. Спустился Степан в овраг, а это Коленька…
То, что увидел Степан Лыков, было ужасно. У Красина, помощника судебного следователя Ивана Федоровича Воловцова, дрожали руки, когда он писал протокол осмотра местности и трупа. А диктовал ему сей протокол Иван Федорович, тоже едва сдерживая дрожь и изумление, поскольку такого ему видеть еще не приходилось…
«К востоку от старого почтового тракта, в пятидесяти трех саженях от него, имеет начало большой овраг с крутыми и обрывистыми берегами, –гласил судебный протокол. – Ширина сего оврага, фигурою своею напоминающего арабскую цифру 3, на всем его протяжении равняется почти десяти саженям, а протяженностью овраг восьмидесяти пяти сажен. Идет овраг почти перпендикулярно тракту, удаляясь от него. Больше всего глубина оврага у тракта, там она достигает четырех с половиной саженей. Удаляясь от тракта, овраг мельчает и в самом его дальнем конце имеет глубину не более двух аршин. В начале оврага, в его ближнем к тракту конце, который имеет закругление и выступ, на дне его, у самой его подошвы, лежит труп мальчика Николая Лыкова. Одежда на трупе мальчика та самая, в которой он, по словам родителей, вышел из дому. Она цела, за исключением шапки старой и нового платка, коим была повязана от ветру его шея. По словам матери убиенного мальчика, платок был ситцевый, красный, в белый горошек, ни разу не надеванный, купленный ее мужем на базаре села Карпухино за сорок пять копеек и повязанный на шею сына двойным узлом, дабы не потерялся. По одежде, задранной кверху на голову мальчика, в результате чего обнажились его ноги, одетые в серые посконные порты и черные валенки, определенно можно сделать вывод, что труп был сброшен с берега оврага за ноги и катился некоторое расстояние по его склону. При освобождении от одежды головы мальчика присутствующими – судебным следователем Воловцовым и понятыми крестьянами села Карпухино Еремеевым и Мартьяновым – было увидено лицо мальчика Коли Лыкова, совершенно бескровное, с открытыми глазами с застывшим в них выражением ужаса. Рот мальчика был приоткрыт, зубы обнажены, а подбородок обильно испачкан кровью. На шее у мальчика зияла огромная резаная рана, шедшая от левого уха вниз поперек всего горла. Хрящи, сухожилия и сосуды горла оказались напрочь перерезанными, на что, видимо, потребовалась значительная сила и весьма острое орудие преступления вроде бритвы или остро отточенного ножа. Похоже было, что убийство совершилось следующим образом: злодей, обхватив сзади левой рукой голову несчастного мальчика, запрокинул ее и изо всей силы полоснул по горлу острым предметом, зажатым в руке правой. При последующем осмотре трупа мальчика было обнаружено, что рукава шубы и рубашки на правой его руке стянуты вверх, а самая правая рука от локтя отсутствует, то есть отрезана. Судебный доктор Кириллов, принимавший участие в осмотре трупа, пришел к заключению, что рука мальчика отрезана весьма искусно, и применил к сему действию медицинский термин «отсепарирована». При осмотре места преступления, как возле трупа, так и в значительном от него отдалении, отрезанной руки обнаружено не было. Каких-либо следов, около трупа, в овраге и возле него, также не обнаружено, поскольку выпавший и растаявший снег взрыхлил почву и загрязнил ее настолько, что если и имелись прежде какие-либо следы преступления, то были вследствие этого совершенно уничтожены. Единственно, что не смогли смыть ни снег, ни его таяние, – это следы крови под трупом мальчика, вытекшей из раны на его горле, которой была пропитана земля…»
Это преступление поражало своей жестокостью и необъяснимостью. Может, это был какой-то сумасшедший? Но тогда куда девалась рука? И если шапка могла потеряться с головы мальчика по дороге в овраг, то куда подевался платок, повязанный на его шее, по показаниям Антониды Лыковой, двойным узлом. Кто снял его и зачем? Что, какой-нибудь бродяга польстился на сорокапятикопеечный платок? И убил из-за него? Даже если это и так, что весьма маловероятно, то зачем тогда этому бродяге было отрезать Коле руку? И более того, унести ее с собой, поскольку рука нигде не была обнаружена при последующих розысках, проведенных по настоянию судебного следователя Воловцова столь тщательно и досконально, что пуще и не бывает. Ежели руку унес и съел какой-либо зверь, то где же от нее кости? Да и зверей никаких, кроме полевых мышей да кротов, в окрестности не имеется…
Тело Коли после этого передали родителям. И когда оно еще лежало в избе Лыковых, дожидаясь отпевания и погребения, когда растерянная полиция и судебный следователь Воловцов ломали голову над загадкой убиения мальчика, по Мочалову прошел слух, что Колю убили для того, чтоб у него, еще живого, похитить руку.
Это казалось невероятным. Зачем кому-то рука невинного мальчика? Все же Иван Федорович зацепился за эту весьма шаткую версию и выяснил, что в народе существует старинное поверье, гласящее о том, что, имея при себе руку ни в чем не повинного ребенка, ворам можно безнаказанно совершать любые преступления, в частности, кражи. Людская молва называла и этих воров: Пашка Тулупов и Коська Малявин.
Дыма, как известно, без огня не бывает.
Воловцов добился получения предписания на обыск в домах Тулупова и Малявина в Карпухино, а также дома Колиного дяди Петра Самохина в Мочалово. У Петра ничего найдено не было, а вот в хате Тулупова было обнаружено старое рядно с недавно замытыми пятнами, похожими на кровь. Также у Малявина был при обыске найден полушубок, на правом рукаве которого были различимы пятна, схожие с кровяными. Все трое были задержаны, допрошены, однако вины в убийстве Коли не признали и показали на дознании, что в день исчезновения Коли Лыкова находились все вместе в доме Тулупова, пили водку и играли в карты до самого утра. А утром их, еще не ложившихся спать и пьяных, застал приехавший в Карпухино на розыски сына Степан Лыков. Домашние Тулупова, в том числе и его сынишка Антон, одиннадцати годов, эти показания подозреваемых полностью подтвердили.
Сговор? Возможно. Именно так и подумал Иван Федорович. Уж больно слаженно звучали показания Тулупова, Малявина и Самохина и хорошо сходились с показаниями жены и сына Павла Тулупова. И заключил всех троих, включая Петра Самохина, «до выяснения обстоятельств» под стражу, надеясь, что это арестование развяжет языки сельчанам – возможным свидетелям убиения Коли Лыкова, побаивавшихся Тулупова и Малявина, когда они находились на свободе. Однако свидетелей злодеяния не объявилось. Что же касается предполагаемых кровяных пятен на рядне Тулуповых и полушубке Малявина, то Тулупов показал, что это действительно кровь, но его. И появилась она на рядне летом, когда он однажды ехал с базара со страшного похмелья и у него вдруг носом пошла обильно кровь. А рядно лежало на телеге, вот, дескать, и запачкалось. Малявин же показал, что пятна на его полушубке – это кровь барана, которого он резал соседу на Покров день.
Воловцов показания Малявина проверил. Коська и правда резал барана соседу Зиновию Никифорову под Покров день, но вот был Малявин тогда в полушубке или не был – Никифоров не помнил.
Для выяснения, что за пятна крови на рядне и полушубке, в Москву, в университет, был снаряжен помощник Ивана Федоровича. В университете сказали, что для проведения анализов понадобится неделя.
