Михаил Ишков - Марк Аврелий. Золотые сумерки
Все засмеялись.
— Что ж, ты его мечом проткнул? — спросил Фульв.
— Зачем греметь железом. Я ему шею свернул. Этому приему я в гладиаторах научился, — ответил Сегестий.
— Не сладко, наверное, было в гладиаторах? — посочувствовал Сегестию воин, стоявший рядом с костром и опиравшийся на копье. Сам он с виду был из союзников — одет в штаны, на плечах короткий плащ, однако говорил на латыни чисто.
— А здесь что, медом намазано? — вопросом на вопрос ответил Сегестий. — Завтра в бой, и на чьей стороне будет победа, только Ему судить. Другое дело, что на Господа надейся, а сам не плошай. Стой твердо, зри в оба, не забывай глянуть на орла, на вексиларий, слушай команды. Тогда тебе даже дикая охота нипочем.
— Спаси Юпитер, это что за напасть? — воскликнул молоденький легионер.
Сегестий замялся. В следующий момент наткнулся взглядом на императора и окончательно смутился. Тут все повернулись в сторону Марка, повскакивали, начали вскидывать руки — нестройно, невысоко. Марк подошел ближе, жестом приказал сесть, обратился к Сегестию.
— Что же ты замолчал? Поведай про дикую охоту.
— Сказки все это! — отмахнулся преторианец. — Жуть ночная!.. На нашей стороне… — он вновь замялся, потом вскинул голову и, смело глядя в глаза императору, закончил. — Господь.
— И все же, — настоял император.
— Старики в моем селении рассказывали, что дикая охота — это свита властелина неба Вотана. В окружении мертвецов, всяких мерзких духов или лярвов по — нашему, по — латински, мчится он по грозовому небу, сыплет молниями, нагоняет страху. Есть у дикой охоты и псы, громадные, с быков. Всем доводилось слышать, как они завывают в зимнюю пору, когда дикая охота нагоняет снежную бурю, мчится, оседлав северные ветры.
— Снег — это белый покров, покрывающий вершины гор? — спросил кто‑то из молодых солдат.
— Ну да, — объяснил Сегестий. — В этих краях он порой сутками валит с небес. Хорошо — о! — неожиданно заключил. — Свежо!
Все расхохотались.
Император поднялся и направился к повозке. Здесь улегся на приготовленную Феодотом постель. Уже засыпая, улыбнулся — хорошо, оказывается, когда снег идет.
Глава 7
Как бы тщательно не готовились к вторжению германские князья, как бы долго не договаривались о совместных действиях, сколько бы не клялись в верности общему делу, каждый из них в душе и не думал связывать себя какими‑то жесткими обязательствами по отношению к царю квадов Ариогезу или к своим союзникам. На пирах было проще — обнявшись за плечи, пели боевые песни. Кое‑кто, слушая скальдов, повествующих о героических деяниях предков, пускал слезу, смачивал усы в пиве, и все гости, поддавшись единому чувству, провозглашали здравицы за родину, за Германию, которая превыше всего, за единение. Однако поутру, на свежую голову, каждый из вождей ясно сознавал, что на помощь соседа особенно надеяться не стоит. Самим придется решать, из каких средств платить дружинникам, в какую сторону податься за добычей. Предки учили — у каждого своя удача. Обязательства священны перед родом и кровными родственниками, в долгу ты и у племени, дело чести помочь побратиму, но в отношении чужаков хороши были все средства. Каждый из вождей, примкнувших к квадам, в общем‑то, не рассчитывал ни на разгром римлян, что казалось предприятием немыслимым, ни на проведение какой‑то общей созидательной стратегии, способной опрокинуть легионы. На словах договорившись об едином командовании, каждый из князей ревниво следил за Ариогезом, опасаясь, как бы тот, вдруг добившись успеха, не возомнил о себе более, чем о племенном короле (reg).
Желанной и вполне достижимой целью казалась сама возможность пограбить, насытиться добычей, расплатиться с дружинниками, нахватать как можно больше золота и серебра, чтобы вернувшись на свою сторону, набрать еще больше дружинников и, если Вотан улыбнется, короноваться властителем в собственном племени. Слава — обязательный спутник вождя. Где, в каких битвах против какого врага ее добывать, все равно. Конечно, в компании, при таком наплыве воинов воевать легче — римляне не сторуки. К тому же на глазах у десятков тысяч соотечественников, при одобрительных взглядах богов, о доброжелательности которых загодя известили жрецы, — и славу добыть легче, и звонче она будет, а без славы, добытой на полях сражений, о власти нельзя было и мечтать. Для того, чтобы твое имя прогремело от Вислы до Рейна, достаточно одного сражения, затем следовало как можно скорее набить мешки, повозки подвернувшимся под руку добром, взять двуногую добычу и спешно уходить за реку, а о том, как далее вести войну, пусть думает Ариогез.
Те из пришлых князей, кто поумнее, постарше, отдавали должное этому выскочке, свалившему Фурция, навязанного квадам римским цезарем, и оказавшимся пустым местом, когда смертельная угроза нависла над родным племенем. Северные князья родом из готов, ругиев, свевов, вандалов, гериев, а также пришлые родственные славянские вожди, бродившие со своими дружинами от Карпат до Рейна, и нанимавшиеся к любой, способной заплатить общине на время войны с соседями, даром времени не теряли. Они внимательно высматривали, какие из племен, родов, языков послабее. То и дело задирали местных, когда же обнаруживали слабину, давали знать сородичам, и тогда на слабейшего наваливались скопом. У всех перед глазами была незавидная участь маркоманов, которые едва спаслись от уничтожения, подписав с римлянами мир. С трудом они отстояли свои угодья от навалившихся на них хаттов, свевов и семнонов. От хаттов откупились, а также выделили полосу земли на границе с Римом, при этом дали слово, поддержать их, когда те полезут через Данувий. От свевов и семнонов отбились, те подались к квадам, там стали требовать доли, службы, платы за услуги. Эти, с побережья Свевского моря, были совсем дикие и нищие, терять им было нечего, а плодились они словно твари лесные. Если они всеми родами снимутся с родных мест, от них некуда будет спрятаться.
Ариогезу удалось в какой‑то мере объединить пришлых, указать им на противоположный берег великой реки, где добычи было не в пример больше, чем в лесах Богемии. На какое‑то время он спас квадов от неминуемого вторжения с севера, ведь тамошним князьям тоже надо было кормить и ублажать дружинников. Почему бы не сходить за реку, тем более, когда на левом берегу собралась такая силища, а царь римлян вместо того, чтобы переправиться через реку и разорить местные племена, решил отсидеться в крепостях и укрепленных лагерях. К тому времени германские князья уже поднакопили опыт, как одолевать такую оборону. Они делились на небольшие отряды, которые, словно половодье, растекались по чужим землям. Собирались вместе только, когда натыкались на запруду, но и в этом случае, в бою каждый действовал на свой страх и риск.
Правда, последние три года, этот умник из римлян сумел‑таки выдавить пришлые племена на левый берег.
— И что? — негодующе вопрошал Ариогез. — Это победа? Что же он остановился? Почему сробел переправиться через реку и сразиться с нами здесь, на наших землях. Марк мудрствует, ищет истину.
— Зачем? — спросил один знатных, пришедший с готами.
— Как мне объяснили в Риме, чтобы устроить все по правилам. Чтобы каждый поступал так, как записано в их книгах, имел только то, что нажил «честным трудом». Чтобы никто из сильных не имел права брать у слабых то, что ему понравилось.
Все захохотали, но тот, кто поумнее, постарше, невольно задумался. Добыча добычей, но было бы неплохо перебраться на римскую территорию со своим родом, и поселиться там, отгородившись от северных кровожадных собратьев стеной римских легионов и установлениями того, кто мудрствует, но о котором до сих пор никто слова худого не сказал. Тем, кто всерьез прикидывал такую возможность, хватало ума понять — лучший способ понравиться Марку и добиться цели, это принять участие во вторжении, а затем запросить мира, предложить ему свои услуги. Возможность заключить надежный договор с властителем Рима казалось золотой мечтой для тех, кто чувствовал, каким тягостным становился напор со стороны племен морского побережья.
Сама переправа прошла без особых хлопот. Приграничные когорты после первых же наскоков германского ополчения отступили от Карнунта. Город замкнул ворота, вновь сел в осаду, хотя никому из германцев и в голову не приходило лезть на стены. Ранее Карнунт уже два года отсиживался за стенами. Правда, это была странная осада. Горожане охотно скупали все, что германцам удавалось награбить в провинциях, но до этого доходного торга еще было далеко. Спустя день после вторжения сарматов Ариогез неожиданно потерял армию Марка из вида. Три легиона вроде бы направились в сторону Аквинка и вдруг растворились в лесах.
Неизвестность пока заставляла князей держаться вместе и действовать по ранее достигнутой договоренности. Еще в начале июля было решено первым делом опрокинуть Двадцать первый легион и распахнуть ворота вглубь провинции. При таком многократном перевесе в силах задача казалась легко выполнимой. Далее попытаться разгромить императора, но об этом князья, участвовавшие во вторжении, старались не задумываться. Это бремя должно было пасть на квадов, шедших во втором эшелоне. Конечно, соображали союзники, они помогут квадам, но главное, взять добычу, в противном случае им нечего было делать на чужой территории.
