Тейлор Колдуэлл - Монгол
Молодые люди с криками и шутками мчались по безбрежной степи, с треском щелкая кнутами. Они привставали на стременах, за ними с трудом поспевали бешено лающие собаки, пытающиеся вцепиться на ходу в ноги мчащихся коней. Старики выходили из юрт и с удовольствием смотрели на веселье молодежи, потускневшие глаза светились ярче от зависти к молодости и силе. Девушки хлопали в ладоши и хихикали, дети громко вопили. Женщины посильнее раздували притухшие костры, над которыми грелись котелки с едой. Все радостно улыбались. Внезапно пронзительно заревели верблюды, натягивая тонкие поводья. А кони, стоявшие прежде спокойно, громко заржали и стали брыкаться. Взволновались даже овцы и коровы. Когда молодые люди наконец прискакали в орду, с морд их коней клочьями свисала белая пена.
Темуджин и его друзья собрались возле костра Кюрелена, где им тихо прислуживала спокойная и молчаливая Шасса. Они собрались у его костра не только из-за симпатии к Кюрелену. Давным-давно они поняли, что только в его котелке можно найти самые вкусные блюда с жирной подливой. Каким-то образом ему удавалось постоянно иметь разные иноземные лакомства, а кожаные бурдюки просто лопались от вина и кумыса. Если в орде было мало молока, его всегда можно было найти у костра Кюрелена. Молодые люди наедались у него до того состояния, когда были не в силах проглотить больше ни кусочка, а после этого они уговаривали его, чтобы он спел им необычные и странные песни. Песни эти волновали им кровь и наполняли неясными желаниями. В юрте калеки они могли свободно шутить и подначивать друг друга, смеяться, устраивать состязания по борьбе. Они чувствовали, что их окружают друзья, и все друг другу рады. Юноши понимали, что Кюрелену, несмотря на его острый язык, нравится находиться в окружении молодежи, что он откровенно любуется их силой, молодостью, красотой и бесстрашием. Кюрелен терпеть не мог собак и никогда их не заводил, у Темуджина здесь не было необходимости скрывать страх перед этими животными от своих друзей. Когда юноши начинали хвастаться, Кюрелен не смотрел на них с презрением, как это делали остальные взрослые, не насмехался над ними, как смеялись старики, завидовавшие и ненавидящие молодежь, а наоборот, с удовольствием их выслушивал. Даже если он критиковал их и говорил гадости, они над ним посмеивались, понимая, что он все равно их любит и не сделает им вреда.
В тот вечер Темуджин ел с огромным аппетитом. Казалось, что его сжигает возбуждение и внутренний огонь. Он пил до тех пор, пока Кюрелен не возмутился и не забрал у него чашу, сделав грубое замечание. Темуджин настоял на том, чтобы померяться силами со всеми друзьями, и даже после того, как он их всех поборол, огонь внутри его не стал меньше. Глубоко и тяжело дыша, он стоял у костра, широко расставив ноги и упершись руками в бедра, и хрипло хохотал. Ночью стало очень холодно, но его шерстяной халат был распахнут, а по бронзовой влажной от пота груди, сверкая, стекали струйки пота.
— Спой нам! — потребовал он у дяди и подбросил столько топлива в костер, что пламя взвилось высоко в небо.
Кюрелен запел, и все вокруг замолкло, когда его удивительный голос сладко и сильно звучал под звездами. Сначала Кюрелен спел одну из самых любимых песен Темуджина:
По всей земле разнесутся слухи обо мне:Он умер в седле. Он умер, как Бог!
— Да, да! — задыхаясь, вскричал Темуджин, когда прозвучали последние слова песни. — Я умру в седле! Я умру, как Бог! Но до этого я стану Императором, Самым Храбрым Полководцем и Великим Правителем!
Друзья громко расхохотались, услышав хвастливое заявление.
— Хан сорока тысяч юрт! Это великолепная империя! — выкрикнул Шепе Нойон и сделал шаг к огню.
Темуджин выставил ногу, и Шепе Нойон оказался на земле.
Улыбка пропала с потемневшего лица Темуджина, который с яростью оглядел притихших друзей. Грозные облака ярости пробегали по его лицу, которые искажали гримасы, а серые глаза стали черными, потому что до предела расширились зрачки.
Кюрелен собирался сделать юноше замечание, но передумал.
— Где тот верблюд, который желает посмеяться надо мной? — возмущенно завопил Темуджин.
— Сядь, Темуджин, — спокойно и с отвращением заметил Джамуха. — В твоем брюхе скопилось слишком много кумыса.
Темуджин со злобой на него накинулся:
— О тебе, Джамуха, говорят, что у тебя печенка желтого цвета, и она отравляет твою кровь!
Джамуха ему не возразил, но лицо его стало напоминать каменную маску, он не сводил спокойного пристального взгляда с лица друга. Все вокруг притихли.
Темуджин посмотрел на Джамуху, и вдруг он побагровел от стыда и смущения. Кюрелен посчитал, что настало время ему вмешаться.
— Должен тебе заявить, что для Великого и Идеального Полководца у тебя слишком длинный язык, как у пердучей старухи! Ты раздулся от спеси, как переполненный мочевой пузырь. Тихо отойди в сторону и отлей, а мы тебя подождем!
Все вокруг начали ухмыляться, а Темуджин снова распалился, лицо его побагровело, а глаза свирепо сверкали. Не улыбался один Джамуха. Он, отвернувшись, смотрел на дальние холмы, а его глаза излучали холод и презрение.
Казалось, против своей воли Темуджин воскликнул:
— Прости меня, Джамуха!
Джамуха к нему не повернулся и, продолжая смотреть на холмы, тихо промолвил:
— Я тебя давно простил.
Темуджин сразу притих, сел на землю и посмотрел на своих друзей. Шепе слегка усмехнулся. Касар в ярости оглядывался и был настроен защищать своего брата от кого-либо, кто посмеет его критиковать. Субодай сидел молча и о чем-то раздумывал. Его красивое лицо оставалось поразительно спокойным. Именно от его вида у Темуджина вдруг защемило сердце, и он поклялся, как делал это уже тысячу раз, что будет впредь следить за своим поведением и за тем, что говорил. Его язык, как острый меч, ранил его друзей. Юноша решил, что завтра же отдаст Джамухе свою самую любимую вещицу — китайский кинжал с серебряной рукоятью, украшенной бирюзой, но он прекрасно понимал, что пройдет несколько дней, прежде чем их отношения с Джамухой восстановятся. А Темуджин в такие моменты сильно страдал, понимая, насколько сильно он любит своего друга, которому нанес обиду, и себе был противен.
Субодай попросил Кюрелена спеть его любимую песню, и великолепный голос старца снова зазвучал в ночи, страстно и грустно.
Прекрасное лицо Субодая стало серьезным и грустным, и тень сомнений затуманила глаза Джамухи. Лицо Темуджина напряглось и почернело, казалось, ему неприятна звучавшая в ночи песня.
— Это песня для стариков! — заявил он, встал, оглянулся, и его серые глаза потемнели, и в них засветились дикие огоньки. Подняв голову, Темуджин пристально посмотрел в небо. Рядом тенью проскользнул Бектор, он остановился, и в его глазах можно было прочитать черную злобу и мрачную ненависть.
Глава 13
Есугей вызвал к себе в юрту Темуджина. Рядом с ним сидел шаман и двое стариков. Темуджин остановился перед отцом. Есугей внимательно оглядел сына с головы до пят.
— Ты уже повзрослел, и для тебя надо подобрать невесту, — наконец вымолвил отец. — Я собираюсь отправить тебя в орду Олхонода, где есть красивые невесты, у которых имеется приличное приданое. Готовься. Тебе придется пожить с родителями твоей суженой. Ты возьмешь с собой двоих друзей, которые останутся там с тобой, чтобы ты не так сильно скучал по дому.
Хан продолжал смотреть на сына, и его морщинистое лицо посветлело: юноша был красив.
— Отец, я действительно должен ехать так сразу? — сказал Темуджин недовольно.
— Сейчас же! И поспеши, Темуджин. Ваши кони уже ждут вас!
Темуджин отправился в юрту матери, но она не пожелала выслушивать его жалобы.
— Тебе пора обручиться, — повторила мать слова Есугея. — Когда ты женишься, то возвратишься в орду отца, а после его смерти — станешь ханом.
Оэлун вручила сыну небольшую серебряную шкатулочку с душистыми маслами, предназначавшуюся для невесты, и улыбнулась ему теплой и любящей улыбкой.
— Сын мой, я хочу, чтобы у меня было много внуков, — сказала мать и коснулась лица Темуджина изящными руками. Ей было очень приятно, что у нее такой сильный и красивый сын, она гордилась им. — Ни один человек не должен жить одиноко. В определенный срок он должен взять в руки меч обязательств. Тот, кто этого не делает, должен умереть. Так было всегда.
Кюрелен по-философски отнесся к жалобам племянника. Калека ткнул искривленный палец в его грудь:
— Что? Разве ты не мужчина? Если это так, возвращайся к отцу и проси его об отсрочке!
Темуджин от ярости стал багровым. Он посмотрел в хитрющее лицо дяди, и в первый раз в жизни ему захотелось его ударить. Пока юноша боролся с приступом ярости, Кюрелен, продолжая хихикать, открыл сундук и достал оттуда два широких серебряных браслета с великолепным рисунком, который напоминал хрупкую сеть паука, покрытую изображениями виноградной лозы и цветами с лепестками из бирюзы и темно-красных камней. Темуджин позабыл о злости, восхищенно разглядывая браслеты.
