Тит Антонин Пий. Тени в Риме - Михаил Никитич Ишков
Из чувства долга и по зову сердца я вынужден предостеречь тебя, благочестивый. Трудно поверить, чтоб скрывающийся от правосудия преступник по собственной инициативе решился бы на такое злодеяние, как покушение на Адриана. Поэтому полагаю, что появление в Риме этого разбойника неслучайно. Оно вполне может быть связано с какой-либо возможной террористической акцией против центральной фигуры римской власти…»
* * *
Ознакомившись с письмом, Антонин вызвал к себе соправителя, восемнадцатилетнего Марка Аврелия, и предложил ему ознакомиться с посланием Лупы.
Вместе с Марком пришел и Луций Вер.
Император одобрил – пусть учится…
Марк с несвойственной его возрасту серьезностью отнесся к предупреждению Аквилия Регула Люпусиана.
Немногие в Палатинском дворце знали, что дакский волчонок являлся не только воспитанником и любовником Адриана, но и его доверенным лицом. Еще в бытность наместником провинции Сирии и одним из претендентов на империум Адриан, пользуясь покровительством Траяна и его жены Плотины, заранее расставил своих осведомителей по всем важнейшим городам и провинциям государства. В их число входили вольноотпущенники Адриана, в первую очередь его бывшие эроменосы. Назначенные в провинции фрументариями – то есть чиновниками, в обязанности которых входил контроль за доставкой продовольствия в столицу, они также скрытно надзирали за состоянием дел на местах. В первую очередь их интересовало состояние и боеготовность армейских подразделений, умонастроение высших магистратов, пребывавших в составе администрации наместника провинции, а также степень верности местной знати. Они своевременно извещали патрона о реальном, а не выдуманном чиновниками состоянии дел на местах, о возможных эксцессах, бунтах, злоупотреблениях, а то и заговорах, о которых задумывались не только в Риме, но и в провинциях.
Эта сеть являлась самой надежной уздой, наброшенной на тех, кто мечтал о переделе власти, кто терял меру в добывании богатств из подвластных им территорий или просто впадал в административное безумие, применяя неадекватные меры к преступникам – в первую очередь к членам всякого рода сект и свихнувшимся проповедникам, которых в ту пору на просторах ойкумены развелось видимо-невидимо.
За теми, кто притаился в Риме, наблюдал Аквилий Регул Люпусиан, или Лупа, бывший дакский звереныш, прирученный Адрианом.
Марк так и заявил приемному отцу – Лупе можно доверять!
Антонин поморщился:
– Доверять-то можно, только в таких делах нет места любительству и сторонним доброжелателям. Это дело государственное, и заниматься им должно государство. Иначе как быть с провозглашенной Траяном политикой «добродетельной силы», а мы во всеуслышание объявили, что будем следовать его и Адриана заветам? Как быть с «благожелательным отношением» власти ко всем подданным империи, как гражданам, так и не гражданам, что должно вызвать взаимное доверие и активную поддержку населения мероприятий, проводимых государством? Этой линии всецело придерживался Адриан. Я обещал ему, что ни на шаг не отступлю от нее. Как быть с объявленной Римом приверженностью к строгому соблюдению законов, основанных на науке жизни, которая утверждает, что жить по совести куда выгоднее и дальновиднее, чем погрязнуть во всякого рода двусмысленных, а то и порочных поступках? Кто отважится доверять нам, если мы сами публично или тайно продемонстрируем, что вправе нарушать свои же собственные установления.
Это что же получается – если, например, в Палатинском дворце объявили, что отныне власть отказывается принимать доносы, в воле принцепса сделать для себя исключение? Ведь это письмо – типичный донос, прямо направленный против нынешнего префекта Катилия Севера, который якобы умышленно скрыл от меня появление в городе этого несносного Сацердаты.
Я наслышан о нем, Марк. Наслышан и о его роли в гибели Антиноя. Я своими глазами видел, какую радость испытали сенаторы, услышав о смерти этого молоденького гречишки. Таких было подавляющее большинство!..
Я поддержал их!
Мы в сенате – кто открыто, кто скрывая чувства под покровом римской невозмутимости, узнав о том, что Адриан излишне привязан к Антиною и метит его в цезари, – испытали неподдельное возмущение от одной только мысли о возможном назначении этого подозрительного юнца властителем римского народа! То есть наследником империума! Я уверен, и тому есть подтверждение, что Адриан никогда бы не отважился на это безумное начинание. Но кто знает…
Даже в слухах мелькают проблески истины.
Марк, давай рассудим здраво. Вникнем в последствия, которые могут иметь поспешные меры, принятые на основе этого очень даже немаловажного послания. К этому нас призывает наш разум. Как можно требовать от подданных брезгливости к любому, пусть даже основанному на самых добрых намерениях доносу, если верховная власть будет принимать их к рассмотрению? И дело здесь не в возможности обнаружения истины. Дело в нас самих. В тебе и во мне.
– Но не реагировать на это предупреждение глупо! – воскликнул Марк.
– Объясни, почему?
Марк, по молодости не в силах усидеть на месте, подбежал к приемному отцу и, тыкая в папирус, заявил:
– Здесь же ясно сказано – городской префект не соизволил предупредить о надвигающейся опасности.
– Не надо, Марк, приписывать соображениям Лупы свои собственные страхи и догадки. В письме не сказано, что соизволил и что не соизволил Катилий. Письмо только обращает внимание на этот факт. Впрочем, еще не доказанный факт.
– Значит, ты полагаешь, что не следует придавать этому письму того значения, на котором настаивает Лупа? Значит, не следует заранее позаботиться о собственной безопасности?
– О собственной безопасности следует беспокоиться всегда. К этому призывает разум и природная осторожность, однако даже в этом сверхважном деле нельзя переходить черту, за которой начинаются всякого рода оправдания, одним из которых являются соображения государственной безопасности.
Кто, как не принцепс и цезари, должен подавать пример уважения к презумпции невиновности, испытывать отвращение ко всякого рода интригам, и прежде всего к доносам. В чем же смысл «добродетельной силы», если сами правители начнут лицемерно обходить требование сегодня быть лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня.
Ты, я, Луций Вер, – он указал на мальчика, внимательно прислушивающегося к взрослым, – должны начать с себя. Это незыблемое требование к власти, если у нее есть природное достоинство. Только так можно привить темным людям ясное представление о том, что путь нравственного усовершенствования – единственная возможность сохранить мир и спокойствие на просторах владений римского народа.
Другого пути нет.
Наша задача – на собственном примере научить подданных мужественности, спокойствию и невозмутимости в любых обстоятельствах…
– Даже в таких, когда опасность
