Ольга Елисеева - Камень власти
— Ссы в штаны, — процедил один из лакеев и, отряхнув ладони, сделал товарищу знак выходить.
Но второй, видимо, помягче, скривил рожу в ободряющей ухмылке.
— Потерпи, братец, — шепнул он Григорию. — Больше трех дней тебя граф здесь держать не станет. Дело не законное. Я сам слыхал, как он в карете жаловался.
— Идем, идем, — поторопил его приятель. — Не распуская язык. Не ровен час сам здесь окажешься.
Григорий опустил припухшие веки, и красная муть медленно поплыла у него перед глазами.
* * *— Вы так легко изъясняетесь по-немецки и торчите здесь? — Новый шеф конногвардейского полка принц Георг Голштинский с негодованием воззрился на каптенармуса. — А я двух слов понять не могу из докладов ваших невежественных офицеров! Идете за мной, мальчик. Надеюсь, вы из хорошей семьи? Мне запрещено брать в адъютанты мещан.
Потемкин заверил, что он дворянин и упомянул об университете.
— Manifik! Manifik! Не знаю уж какие тут у вас университеты, — голштинец презрительно скривился, — но вас явно учили не баварцы!
Через день было подписано новое назначение.
А еще через день Георг отправил молодого адъютанта к графу Петру Шувалову с докладом о состоянии зимнего обмундирования полка. Надвигались холода, и кому как не бывшему каптенармусу знать, что конногвардейцы лишь на треть укомплектованы теплыми перчатками, а о сапогах на меху забыли с начала войны. Лошади болеют из-за недостатка фуража, сбруя раздрызгана, попон нет.
Граф Петр Иванович на правах откупа занимался военными поставками, но поскольку сейчас почти все отправлялось в действующую армию, глупо было рассчитывать, что расквартированным в столице полкам что-то перепадет. Живы? Не под пулями? И ладно.
В приемной Шувалова было тесно от докладчиков и просителей, ожидавших аудиенции. Молодой секретарь отобрал у Грица бумаги и приобщил их к огромной папке таких же сведений по другим полкам. Потемкин, конечно, не надеялся, что его допустят передать доклад лично графу. Да и не слишком этого хотел. О Шувалове ходили странные слухи, подтверждением которых отчасти служили вальяжные молодые секретари — все как на подбор смазливые, чуть расслабленные юноши, с девичьей грацией сновавшие между столами. Орлов в свое время тоже намекал, что с его начальником дело не чисто.
Пока Потемкин терся у конторок, заляпанных чернилами, и мыкался в поисках того из служащих, который даст ему для принца Георга письменное заверение канцелярии, что доклад получен, он краем уха услышал имя Гришана, проскользнувшее в чьем-то обрывочном разговоре. Вчера Иван пожаловался ему, что брата уже третьи сутки с фонарями ищут.
— Эй, там, из Конногвардейского! — Тощий, как щепка, правитель канцелярии махнул рукой, — Подойдите к аудиенц-камере. Сейчас будет выход генерал-адъютанта Яковлева, ему и доложитесь.
В первый момент Гриц растерялся, сжатый со всех сторон боками и спинами чиновников, ожидавших выхода графского любимца. Наконец, через четверть часа двери распахнулись, и в зал выбежала мартышка, громыхая золотыми бубенчиками на дурацком колпаке. Следом с важным видом шли лакеи, на ходу принимая чулки, шейные платки, мятые манжеты, сбрасываемые их господином. Это был худощавый молодой человек с розовым ото сна лицом и всклокоченными волосами, которые волнами падали на широчайший (явно с графского плеча) шлафрок, подбитый беличьим мехом. Из-под халата высовывалась мятая кружевная рубашка, на босых ногах шлепали алые атласные туфли.
В окружении тучных генералов, увешанных орденами и лентами, Яковлев выглядел комично. Потемкина позабавило то подобострастие, с каким весь зал, как один человек, восхищенно выдохнул при виде графского фаворита. Яковлев картинно встал, опершись спиной о резную конторку красного дерева, и принял из рук подбежавшего буфетчика чашку душистого кофе со сливками.
Просители вереницей потянулись к руке. Послушав их сбивчивые речи минут 15, не больше, фаворит допил кофе, и двинулся вдоль столов, принимая от секретарей важные бумаги, которые стоило показать графу. У одного из аналоев он замедлил шаг и уперся красными, едва разлипающимися глазами в молодого секретаря, который скромно потупился в присутствии начальства.
— Ну что, Макар? — Лениво осведомился фаворит, доставая из кармана кулек с засахаренными орешками. — Ничему судьба Орлова не учит?
Гриц вздрогнул и навострил слух.
Юноша, которого назвали Макаром, поперхнулся и часто-часто закивал головой. Яковлев похлопал его по спине.
— То-то же. Не пытайся меня оттереть от графа, малыш. Один такой уже на цепи болтается. Хошь попробовать?
Несчастный Макар стал зеленее покрывала своего конторского стола и чуть не грянулся в обморок. Яковлев проследовал дальше.
Пока графский любимец шел между склоненными, точно рожь в непогоду, рядами просителей, Потемкин, затертый у самых дверей, краем глаза заметил как бледный Макар бочком-бочком выскользнул из приемной и ринулся вниз по лестнице. Парень аж прыгал через две ступеньки, так рвался на улицу.
Гриц чуть подался назад и не без труда освободился от сжимавших его плеч и животов. В сенях дышалось легче, а во дворе изрядно помятый конногвардеец, наконец, расправил плечи. Он успел заметить, как прыткий Макар скакнул за бревенчатую стену конюшни и там пристроился в лопухах.
Гриц рванулся за ним и схватил парня за плечо в самый неподходящий момент, струя ударилась в край сруба и обрызгала Потемкину сапоги.
— Ах ты, гаденыш! — Гриц хотел въехать щуплому Макару по уху, но наткнулся на совершенно затравленный взгляд секретаря и опустил руку.
— Не бейте меня, ваше благородие, — лепетал парень, прижавшись к стене. — Я же не ради себя, как Яковлев. Мне мать кормить надо… братишек двое… Я никому ничего дурного не сделал. А Господь знает мои страдания…
— Да что ты, — отступил Потемкин, — я не то что бы. Всякий добывает хлеб, как может. Бывает хуже еще, — он не знал, куда себя деть от смущения. — Ты, это, штаны надень.
«Господи! Пресвятая Богородица! Куда меня занесло?»
Макар поспешно натянул штаны.
— Мне бы про Орлова узнать, — Гриц почувствовал, что голос у него какой-то сиплый. — О чем это Яковлев плел?
Макар втянул голову в плечи и испуганно огляделся вокруг.
— Ей Богу, не знаю, ваше благородие. Почерк у меня хороший, а головой не вышел…
— Не крути, — Потемкин разом потерял к Макару всякую жалость и несильно вмазал ему по скуле. — Говори, как на исповеди, а то челюсть сверну. — руки Грица стиснули синюшную шею секретаря.
— Ладно, — парень опять позыркал глазами по сторонам и придушенно сообщил, — Орлов, слышь ты, спутался с графской любовницей Еленой Куракиной.
«Эка новость!» — Хмыкнул про себя Гриц.
— … А граф возьми да и узнай, — тараторил Макар. — Яковлев вчера похвалялся, что, по приказу графа, Орла свезли на его дачу на Каменном острове и держат там в подвале.
— А Яковлеву-то какая радость? — Удивился Потемкин, слегка разжав пальцы и давая бедному Макару продышаться.
— Как же? Ваше благородие? — В свою очередь удивился такой непонятливости секретарь. — Граф Петр Иванович Орлова очень из всех адъютантов выделяли. А Яковлеву это — острый нож. Да если б Григорий захотел…
— Видать, не захотел, — оборвал его Потемкин. — Спасибо за сведения. Прости, что шею помял. — Он потрепал Макара по плечу и, оставив перепуганного секретаря за конюшней, поспешил обратно в дом.
Яковлев уже завершал почетный круг по залу, как породистый жеребец на ринге. Гриц успел снова втиснуться в ряды просителей в тот самый момент, когда графский любимец подходил к дверям. Поравнявшись с конногвардейцем, фаворит сделал ему знак приблизиться.
— Из Конной гвардии? Мне говорил о вас принц Георг.
Потемкин поклонился.
— Кажется, вы собирались стать священником?
Гриц меньше всего ожидал этого вопроса.
— Мне говорил о вас митрополит Амвросий в Москве. Бывший студент? — Яковлев хвастался своей осведомленностью. — Мне говорил о вас Орлов.
«Кажется, ему про меня все уши прожужжали!» — разозлился Потемкин.
— Так вы идете? — Яковлев зевнул. — Мне тут привезли две чудотворные иконы из Чернигова. Говорят, они плакали миррой при царе Петре Алексеевиче. А теперь перестали. Хочу, чтоб вы их посмотрели. Думаете врут?
— Приходы на юге бедны, — пожал плечами Гриц. — Вот и выдают за чудотворные образу местную мазню. Хотя… все может быть.
Провожаемый завистливыми взглядами оставшихся в аудиенц-камере просителей, Потемкин проследовал за Яковлевым в жилые покои и, миновав ряд роскошно, но беспорядочно обставленных комнат, попал в холодную галерею, соединявшую левое крыло графского особняка с небольшой домашней церковью, ютившейся за оранжереей и танцзалом. Оба строения были крыты стеклянными двускатными крышами и обнимали крохотный почти лютеранский храм с тонюсеньким серебряным шпилем.
