Ольга Елисеева - Камень власти
На углу Галерной Орлов свернул в темный проулок, как делал всегда, когда хотел срезать путь домой. Тусклый свет фонаря, слабо покачивавшегося на ветру, исчез за спиной. Ориентируясь по памяти, Гришан обогнул большую помойную кучу и двинулся к арке следующего двора, как вдруг сзади ему на плечи кто-то навалился, а когда Орлов было повернулся, чтоб стряхнуть с себя нежданного драчуна, еще двое повисли у него на руках.
Возня в темноте продолжалась бы довольно долго, если б первый из нападавших не огрел Григория по голове поленом, выхваченном из березовой поленницы у ближайшей стены.
— Черт бы вас побрал! Смутьяны! — Из соседнего окна на голову дерущимся вылилось ведро воды. Но Григорий не почувствовал этого. Незнакомцы подхватили его и, как мешок, потащили прочь.
* * *Серый день по капле цедил свет сквозь крошечное окошко под самым потолком. При желании Григорий мог просунуть в него руку. Но никакого желания он не испытывал. Вровень с дырой шла деревянная мостовая, с которой внутрь стекала жидкая уличная грязь. Барабанил дождь.
Сколько Орлов провел в каземате? Где находился? Кто на него напал? Он не знал. Гришан растер замерзшие ладони и с трудом прошелся от стены к стене.
Камера была тесной. Низкие подвальные своды из старого растрескавшегося кирпича не позволяли разогнуться в полный рост. На полу не было даже вязанки соломы, но если б Орлову и вздумалось сесть, при его росте он не смог бы вытянуть ноги.
Грязным пальцем преображенец поковырял потолок. Красное крошево забилось под ноготь. «Вот черт! Когда это строили? — подумал он. — Лет 30 назад, не больше, а камень — сплошная каша. Вот место! То дождь, то холод. Не стоит тут город. И стоять не будет. Земля не держит».
Дверь скрипнула, и в узкую, на мгновение приоткрывшуюся щель, кто-то невидимый сунул оловянную кружку, накрытую куском хлеба. Григорий был голоден, но от удара по голове его до сих пор мутило, и стоило Орлову поднести ржаной сухарь ко рту, как его кишки немедленно отозвались позывом к рвоте. Он жадно осушил кружку воды и было собирался попробовать сесть, когда его внимание привлек стук копыт и легкий шелест каретных колес. В окне были видны только красные лаковые спицы и разбитые каблуки лакеев, спрыгнувших с запяток.
Где-то близко хлопнула дверь. За стеной по невидимой лестнице поспешно затопали ноги сторожей, а потом послышались тяжелые, значительные шаги, словно тот, кто спускался за первыми шустрыми ребятами, сознавал важность и солидность каждого своего движения.
— Он связан? — От этого низкого голоса у Григория перехватило дыхание. — Нет? Полагаете, не сбежит?
Его сиятельство ни то закряхтел, ни то захихикал, и у непутевого адъютанта графа Шувалова на сердце стало еще тяжелее. От Петра Ивановича Орлов не ожидал добра, хотя, вероятно, сам граф считал себя покровителем небогатого молодого офицера. Григорий закрыл глаза. Он виноват. Что правда, то правда. Нельзя было тянуться за несбыточным. Ловить журавля в небе. Не в свои сани не садись! Кто он и кто она? Открыла кобыла пасть на хозяйский овес!
«Но почему приехал граф Петр, а не его брат? Ведь меня загребли в Тайную канцелярию? Или…» Дубовая набухшая от сырости дверь натужно заскрипела и сторож с силой выдавил ее внутрь.
— Ваше сиятельство, Ваше сиятельство! Сюда.
Согнувшись в три погибели, граф Петр впихнулся в тесный погреб, где право слово двум людям таких внушительных размеров, как Шувалов и его адъютант, делать было нечего. Григорий инстинктивно отодвинулся к стене. Он не боялся своего начальника, просто не хотел тереться с ним боками в узком закутке.
— Э-хе-хе, Гриша, — Петр Иванович присел на немедленно подставленный ему сторожем табурет. — Попал ты, да-а, как индюк в шти. Кабы не моя мягкость… торчать бы уже твоей буйной головушке на шесте посередь двора. Э-хе-хе.
— Ваше сиятельство, — Орлов неловко поклонился начальнику. — Полагаю, произошла ошибка. Где я? В чем меня обвиняют? Почему схватили и заперли здесь? — он уже знал, что будет молчать обо всем, связанном с великой княгиней. Лучше умрет, чем разожмет зубы. А потому решился тянуть время, чтоб разузнать побольше.
— Какая ошибка? — Красные свиные глазки Шувалова хитро прищурились. — Никакой ошибки нет. Ты здесь, чтоб не дай Бог не быть в другом месте.
— Ваше сиятельство говорит загадками, — машинально отозвался Орлов, глядя на красное от духоты лицо начальника и прикидывая, скоро ли тот сорвется на крик.
— Ты был с ней! — Заорал граф.
— С кем? — Гришан и глазом не моргнул.
— Сам знаешь.
— Видит Бог…
— Не гневи Бога! — Его сиятельство воздел руки вверх и провел толстыми пальцами по потному лицу.
— Был?
— Не возьму в тол, о чем вы? — «Да что он так бесится, словно у него шило в заднице?»
— Был! Был!! Был!!! — Иступлено завопил граф, топая ногами.
Григорий никогда не видел своего начальника в таком состоянии. «Эка расходился!»
— Да с кем, сударь мой? Почем мне знать, коли вы не говорите?
— Собака! — Прохрипел Петр Иванович, — Глумишься? Ужо тебе!
Из-за дверей по его зову явились два дюжих лакея и разом набросились на Орлова. Будь Гришан здоров, он бы мигом разметал их, но после удара по голове Орлов плохо держался на ногах. Ему заломили руки, приперли к стене и пару раз крепко дали под дых.
— Будешь отвечать, кобель подзаборный? — В голосе Петра Ивановича звучало разраженное торжество.
Григорий мотнул головой.
— Еще, — потребовало начальство.
Орлову врезали по зубам.
— Был с ней?
— Нет.
— Ноги выдерну!
Удары градом сыпались на беззащитную голову Гришана.
— Был?
— Да с кем? — Возопил несчастный адъютант.
— С этой шлюхой! — Шувалов четь лбом об стенку не стучался. — С этой грязной потаскушкой, на которой…
«Это он о ком?» — Поразился Григорий.
— Да знаешь ли ты, сопляк, — продолжал граф, брызгая слюной, — что я вожусь с ней, только ради развлечения! Как с обезьяной в бубенцах! А ты… ты… смел обмануть меня! Елена…
«Так он о Ленке?» — Дикость происходящего дошла до Орлова не сразу. Зато потом Григория скрутил такой хохот, что лакеи едва удержали его у стены, иначе он бы рухнул на пол.
— Так ты был с ней? — Озадаченно спросил Шувалов.
У адъютанта началась истерика.
— Да, да, да! — Он хохотал, захлебываясь и выплевывая кровь на пол.
Признание, сделанное вдруг с такой легкостью, еще больше разозлило Петра Ивановича.
— Шельмец! — Шувалов выпростал из кружевного манжета руку и несколько раз ударил Григория по щеке, чтобы привести в чувства. — Неблагодарное отродье! Я вытащил тебя из дерьма. Отмыл, одел, дал жалование! А ты… А ты измазался об эту гулящую бабенку!
«Кого он к кому ревнует?» — мелькнуло в голове у Орлова.
Граф задержал ладонь на его взмокших волосах и вдруг, резко сцепив пальцы, дернул голову адъютанта наверх, глядя в красивое, перекошенное от боли лицо.
— Что же ты наделал, Григорий? — Почти мягко произнес он. — Я хотел быть твоим другом, покровителем, помогать тебе продвигаться наверх, следить за твоими успехами…
Орлов был готов поклясться, что начальник сейчас зарыдает.
— Если ты поклянешься мне оставить графиню Елену, забыть ее. — Шувалов шмыгнул губчатым носом, — вести себя примерно, благодарно, с почтением, — он снова заглянул в лицо Григорию, и на этот раз взгляд его сонных глазок был почти просительным, — я забуду все, — граф вытянул из кармана чудовищных размеров платок и шумно высморкался, — мы немедленно поедем домой…
«А хер тебе», — подумал Григорий.
— Если же нет, — продолжал граф, задетый молчанием узника. — На тебя наложат оковы, и ты неделю проведешь здесь на одной воде без хлеба. Потом тебя отправят в Пруссию, в действующую армию.
— Да хоть в Африку, — взорвался Гришан, — только бы подальше от твоих лап!
Граф сделал лакеям знак, и они оттащив наглеца от начальника, качнули и со всей силы ударили его об стену.
— Хам, отродье хамово, — констатировал Петр Иванович, выходя.
Григорий ненадолго потерял сознание, а когда пришел в себя, услышал стук молотка по железу возле своих ног. Руки уже были скованы. Один из лакеев подтянул цепь, шедшую от наручников, перекинул ее за чугунный крюк, торчавший в потолке, и стал медленно подтягивать узника так, чтоб его тело повисло в воздухе. Из-за низких сводов камеры поза была особенно неудобной. Руки завернуты за спину и вздернуты вверх, спина сильно согнута, ноги не касаются пола.
— Э-э, мужики, — окликнул их Орлов. — А если я помочиться захочу?
— Ссы в штаны, — процедил один из лакеев и, отряхнув ладони, сделал товарищу знак выходить.
Но второй, видимо, помягче, скривил рожу в ободряющей ухмылке.
