Антон Дубинин - История моей смерти
Еще пара разбойников повысовывала головы — один из кустов, другой из землянки. Я переступил через каменное кострище, и, не желая больше стоять, уселся прямо на землю. Длинноволосый с вялым любопытством смотрел на меня сверху вниз, и глаза у него были умные и темные. Еще раз зевнул, скрестил руки на груди.
— И кто же таков к нам пожаловал?
— Я его в лесу споймал, мастер Робин, — отозвался мальчишка, гордо подбоченясь. — Он сказал…
— Тебя я не спрашивал, Рори, — резко оборвал его длинноволосый. — К тебе у меня другой вопрос. Почему посуда немыта? Почему у костра кости валяются? Что, волков приманиваешь или просто ты — грязная свинья?
— Я, мастер…
— Пойди убери, — тот слегка сощурился. — С вечера должен был прибраться, а не шататься по лесу, следопыта из себя строить. Давай, работай. В следующий раз за такое буду драть.
С бедняги рыжего слетела разом вся спесь. Грустно сопя, он потащился к костру — собирать и зарывать кости; а я так и остался сидеть с полуоткрытым ртом и таращиться на атамана.
Откуда такой взялся? Уж явно не из соседней деревни. Одевался он тоже не по-виллански — странная смесь неряшливости и шика. Робин был бос, с соломой в спутанных волосах, — видно, только что проснулся — но в красивых кожаных чулках, грязной белой рубашке — я мог поклясться, что шелковой — и за ворот ее убегала золотая толстая цепочка. Выражение лица у него обозначало, что мир — очень глупое и надоедливое место, а все люди в мире ему должны по сто золотых. Я ясно видел, что это лицо может становиться — часто становится — очень жестоким.
— Ну, говори, — обратился он ко мне. Голос у него — я не мог не заметить — был очень красивый. Просто редкой глубины и красоты.
— Сначала дай попить, — отозвался я. Тот удивленно двинул бровью.
— А если не дам?
— Тогда не буду говорить.
— Понятно. Эй, Рори… Ты там все равно с посудой возишься. Налей гостю вина. Нет, моего, из дома.
Рори, моргая глазами, как совенок, исчез в крытой келье и вернулся с глиняной чашкой в руках. Я жадно выхлебал то, что там было налито — слабое, но очень вкусное розовое вино — и немедленно захмелел. Я думал, меня стошнит с непривычки — но по телу, наоборот, разлилось покалывающее тепло.
— Теперь отвечай, кто ты таков, — потребовал Робин, с интересом следивший, как я пью. Он уселся на порожек, скрестив длинные ноги и лениво чертя пальцем в пыли. Под ногтями у него виднелась черная кайма грязи, но сами руки были тонкопалые и красивые.
— Я — Эрик Пламенеющего Сердца, — просто сказал я, не в силах и не желая ничего выдумывать. — Сбежал из плена.
Робин оказался единственным, кто при звуке моего имени не поднял шума. Он слегка кивнул, словно принимая сказанное во внимание.
— А-а. Барон здешних мест. Очень приятно.
— А ты — атаман здешних разбойников, — тоже очень вежливо кивнул я. — Получается, мы оба хозяева Опасного Леса. И оба — вне закона.
— Лес Опасный, — куртуазно согласился Робин. — И мы — самое опасное, что в нем есть.
Похоже, он играл со мной в какую-то словесную игру. Я не понимал ее смысла, но совершенно не боялся. По сравнению с многими моими новыми знакомыми разбойник Робин был безобиден и просто очарователен. А кроме того, у меня в голове произошла некая перемена: я попросту устал бояться.
— Надеюсь, сэр, вы наслышаны о нашей жестокости и беспощадности?
— А вы, я надеюсь, наслышаны о том, что в нынешнем моем состоянии с меня нечего взять?
— Приятно побеседовать с умным человеком, — склонил голову Робин. — Вы, я слышал, учились в Университете?
Я не выказал удивления.
— Именно так. На факультете Изящной Словесности.
— Насколько я понимаю, вас выдавали за мертвого ваши враги, а сами держали вас в плену ради какой-то цели? Я правильно угадал вашу историю?
— Совершенно правильно.
— А зачем бы это, позвольте узнать? Поверьте, мне это не безразлично.
Подобный способ изъясняться приводил меня в бешенство. Этот Робин, несомненно, надо мной издевался. Но, к сожалению, выказать свою ярость я сейчас не имел шанса — силы были слишком неравны.
— К сожалению, не могу удовлетворить ваше любопытство. Потому что сам не знаю доподлинно.
В таком стиле я не говорил, кажется, с университетских времен! Так только на Риторике высказывались, да еще — при дворе. Наверное, жутко забавно было слышать подобную речь из уст грязного, обросшего, больного бродяги? Я вполне мог понять, что так радует Робина. Вряд ли у него в лесу богато с развлечениями.
— Увы и ах, — скорбно отозвался он — без малейшей скорби в темных глазах. — У нас есть еще один способ узнать чуть больше истины. Эй, Кабан!
Тот разбойник, что топтался возле землянки, резво обернулся. Пытать, что ли, меня прикажет, почти равнодушно подумал я.
— Слушай, где мой оруженосец?
(Ну ничего себе, поразился я! Интересно, а кастелян у него есть? И пажи? Хотя за пажа вполне сошел бы хилый Рори…)
— Охотится, мастер, силки проверяет. С Красавчиком и Лысым, как было приказано.
— Ладно, пойди-ка, поищи его, если знаешь, где. Найдешь — замени, а он пускай чешет сюда. Ясно?
— Да, мастер…
— И еще. Где наша дамочка?
— У ручья, мастер, белье полощет.
— Так вот ее тоже пришли ко мне. И поскорее.
Разбойник по имени Кабан, похоже, не пришел в восторг от идеи заменить кого-то на проверке силков. Но здесь слово атамана явственно было законом, и он нырнул в землянку за луком и колчаном.
Робин созерцал меня, прищурившись и улыбаясь углами губ.
— Покуда простолюдины бегают туда-сюда, может быть, нам, людям благородным, позавтракать вместе?
Он видит, что я голоден, и хочет, чтобы я просил у него милости, тоскливо подумал я. Ну и пусть. Плевал я, чего он там хочет. Вот возьму и съем его завтрак. Только перед этим тоже его подразню.
— А откуда мне знать, что вы человек благородный? Никогда про вас не слыхивал.
Робин солнечно улыбнулся и встал на ноги.
— А это потому, что я бастард. Ну так что, будем лопать или благородно помирать от голода?
В жизни не представлял себе человека, который так безразлично сообщает о подобном позоре! А у Робина это получилось просто и даже слегка самодовольно. Уголки моих губ сами собой поползли в стороны. Как ни дико, он мне начинал нравиться, и с каждым мигом нравился все больше. Он кого-то мне смутно напоминал — или не кого-то конкретного, а просто сам воздух… нашего Университета. Компании из «Красного льва».
— Лучше лопать, — ответил я и тоже попробовал встать. Но получилось не сразу. Только когда лохматый Робин подал мне руку, и я после мгновенного размышления ее принял. Рукав мой задрался до локтя, рука вылезла на свет — худая, как палка, в красных полосках шрамов. Разбойник на миг задержался взглядом на этих шрамах — но только на миг.
Мы сидели, скрестив ноги, и если очень хорошую еду — холодное мясо, правда, без хлеба, зато запивая тем самым легким вкусным вином. Тарелки Робин расставил прямо на пороге и то и дело подливал мне в чашку из кувшина, так что я опьянел от еды и питья и совсем потерял смущение. Теперь я лопал вовсю, жадно, отрывая от костей толстые жилы, и по щекам моим невольно текли слезы. Не знаю уж, почему — от слабости и болезни, от жалости к себе или от благодарности и сознания собственного убожества. И их я увидел сквозь поволоку этих самых слез — теперь не знаю, которого заметил первым. Кажется, его. А вскочил я еще раньше — вскочил, ударившись головой о выступающий камень в арке двери, когда услышал слова. Это сказал конопатый мальчишка у костра, поднимаясь кому-то навстречу:
— Мастер, тут споймали парня, который говорит, что он ваш брат.
И тут я увидел его. Выходящего из леса — вернее, выбегающего, даже забывшего гукнуть совой, встрепанного… с отросшими волосами… В зеленой драной курточке… С луком на плече… С совершенно сумасшедшими глазами… Живого. Своего брата, Рейнарда.
И ее — я увидел их как-то одновременно, хотя они появились и с разных сторон. Она была в нижнем белом платье, подпоясанная какой-то мочалкой, с растрепанной черной косой через плечо. Рот ее приоткрылся, как в крике, но она не кричала. Просто остановилась в двух шагах, сама себе не веря, и смотрела. Глаза у нее были красноватые, будто от слез или с недосыпа. А я не мог ничего сказать, потому что в горле у меня что-то сломалось, и звуки не выходили наружу. Я стоял и, кажется, улыбался, и смотрел то на своего брата, то на черноволосую девушку — Марию, баронессу Белой Башни.
Глава 9. Мария
— Господи, — вот первое, что сказал мой брат. Он почему-то не подходил ближе, так и стоял, прижимая руки к груди, как будто увидел призрак. Я трудно сглотнул и сел обратно на землю, потому что ноги отказались слушаться.
— Здравствуй, Рей, — выговорил я очень глупо. — Я думал, ты умер.
