Леонид Жариков - Червонные сабли
Что и говорить: задача была непомерно трудная. По-прежнему недоставало лошадей, а те, что имелись, нуждались в отдыхе и лечении. Почти у трети кавалеристов не было настоящих седел, приходилось приспосабливать обрывки ковров, мешки с сеном. Были сформированы четыре конно-артиллерийских дивизиона, по три батареи в каждом. Но не хватало снарядов.
Лишь одно вселяло надежду на успех и радовало - заметно возрос революционный порыв бойцов. Красноармейцы подтянулись, и во всех частях восстановился наступательный дух.
Примером для всех была дивизия имени Блинова. Это она еще в июне, когда генерал Слащев только высадился в Северной Таврии и пошел на Мелитополь, стремительным ударом разгромила штаб белогвардейской части и захватила в плен генерала Ревишина. Тогда кавалеристы хорошо приоделись за счет противника в новое английское обмундирование. Хотели даже послать Врангелю «благодарность» за снабжение. Но тут случилась беда с корпусом Жлобы. И лишь одной дивизии имени Блинова удалось тогда избежать поражения. Теперь бойцы-блиновцы хорошенько отдохнули и готовы были к новым боям.
В один из ясных дней над Волновахой появился вражеский аэроплан-разведчик.
- Барон летит! Ло-жись!..
Бойцы схватили винтовки и, лежа на спине, открыли такую пальбу, что летчик почел за благо удалиться. Городовиков пристроил станковый пулемет на селянской бричке и сам вел огонь по врангелевскому разведчику.
Наконец красноармейцам были розданы боевые патроны, каждому по тридцать штук. Все стало ясно: скоро в поход.
В тот день ученья не прекращались. Люди и кони устали так, что едва держались на ногах. И все-таки вечером бойцы собрались у костра. Пришли те, кто любил песню и задорную пляску. Гармонист растянул мехи, и со всех концов села заспешили девчата, угощали бойцов ароматными жареными семечками, кружились в вальсе.
- А ну, Махметка, покажи, как пляшут буденновцы, - подзадорил товарища Сергей.
Махметка станцевал по-татарски, и все дружно захлопали ему.
Стали выходить в круг другие плясуны. Русские отбивали камаринского или барыню, украинцы - гопака, белорусы радовали крыжачком, латыши, поляки, башкиры показывали свои народные танцы. Но вот кто-то крикнул:
- А ну давай яблочко!
Цимбаленко снял тяжелую папаху, хватил ею оземь и пошел выделывать кренделя.
Ему на смену вышел сам командарм. Отовсюду сбегались красноармейцы, оживленно переговаривались.
- Что за шум?
- Командующий коленца откалывает, будь здоров!
Лихо, по-казачьи плясал Ока Иванович. Загорелось сердце у Прошки. Вот когда он докажет командарму, как на вербе груши растут! Не успел Ока Иванович пройти круг вприсядку, как Прошка развел руками толпу и козырем пошел по кругу, подсвистывая сам себе, прищелкивая пальцами, подмигивая девчатам.
Когда кончилась пляска, Городовиков, смеясь, вытер платком лоб и сказал Жлобе:
- Будем считать - ничья. Твои хлопцы удалые, и мои не подкачали. Теперь мы одна семья. Родилась младшая сестра Первой Конной. Как ты думаешь, родилась или нет?
- Бои покажут.
- А я считаю, что родилась, и будет она непобедимой.
- Хай будет так, - согласился Жлоба с улыбкой.
На западе догорала багряная заря. Бойцы расходились по домам и палаткам. Брели не спеша, предвкушая блаженный отдых кто на пушистом сене, кто на свежей траве, пахнущей чабрецом. Но не успели бойцы забыться в сладком сне, как запели сигнальные трубы.
Тревогу трубят, скорей седлай коня,
Но без суеты, оружие оправь, себя осмотри,
Тихо на сборное место веди коня.
Стой смирно и приказа жди!
Артиллеристы запрягали коней, шоферы заводили броневики, во все концы скакали вестовые, выезжали строиться всадники.
В эту ночь Вторая Конная выступила на фронт.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВСАДНИКИ-ДРУГИ
Глава седьмая. КРЕМЛЕВСКИЕ КУРСАНТЫ
В ответ усмехнулся
Палач-генерал:
«Спасибо за вашу работу!
Вы землю просили -
Я землю вам дал,
А волю на небе найдете».
1
Рано утром эскадрон входил в Гуляй-Поле. Разведка еще раньше донесла, что махновская столица занята бригадой красных курсантов, прибывших на фронт из Москвы и Петрограда. Конники невольно подтянулись, подравняли ряды: о курсантах говорили, что они бесстрашны, все до одного коммунисты и что в Москве охраняли правительственные учреждения и квартиру Ленина.
Окраина Гуляй-Поля встретила всадников тишиной, белыми хатками, утонувшими в садах по самые крыши. За глиняными загатами пестрели красные мальвы, выглядывали золотые круги подсолнухов.
В этот ранний час улицы села казались пустынными. Но так лишь казалось. Жители настороженно глядели сквозь щели в заборах: одни с ненавистью, другие с любопытством и радостью. Но они боялись, как бы соседи не донесли махновцам об их сочувствии Красной Армии.
Девчата прихорашивались, им не терпелось показаться на улице, да строг был запрет родительский.
Но вот грянула песня. Ее затянул Павло Байда:
Засвистали козаченьки
В поход с полуночи,
Заплакала Марусенька
Свои кари очи...
Какое сердце не забьется от дружной песни с лихим пересвистом!
Первыми высыпали мальчишки в холщовых рубахах, в залатанных штанишках: гуляй-польская голытьба. Одна за другой выходили девчата. На ходу рвали цветы, дарили бойцам. А когда матери увидели своих детей в седлах у кавалеристов, тоже заулыбались. Кто-то из мальчишек кинул яблоко, и Махметка на лету подхватил его на конец сабли, чем вызвал бурю восторгов.
В центре Гуляй-Поля большинство домов каменные. Улицы, как и в городе, пересекают одна другую. Центральная обсажена молодыми акациями и топольками.
Эскадрон сделал привал в сквере, где уже расположились курсанты.
Ленька привязал Валетку к стволу тенистой акации: здесь коню было прохладней. Гуляй-польские ребятишки наперегонки носили в ведрах колодезную воду, поили коней.
Курсанты разбили на площади временный спортивный городок. Тут шли учения: одни маршировали, другие практиковались штыковому бою.
Неподалеку рослый курсант, сбросив гимнастерку, упражнялся на перекладине. Легко и ловко он вертелся на согнутой коленке, взлетал над перекладиной, потом сел на ней, отдыхая.
- Атлетикой занимаешься? - подойдя поближе, спросил Ленька.
- Можешь и ты попробовать. Покажи свое искусство, - сказал курсант, спрыгнув на землю.
- Мое искусство вон стоит, сено жует, - и Ленька указал на лошадь.
- Кавалерист?
- Вроде того...
Курсант был старше Леньки лет на пять, совсем взрослый парень с сильными плечами и упругой мускулатурой. Леньке он сразу понравился: глаза светлые, улыбчивые, кудри на голове вьются.
Ленька не сводил глаз с татуировки на груди курсанта. Всякие дива видел он - и орлов с раскрытыми крыльями от плеча до плеча, и гадюк с раздвоенным жалом, и русалок, и женские головки с надписью: «Маруся, любовь до гроба!», но такой наколки не встречал. Рисунок, изображенный на груди курсанта, был революционного содержания. На пушке стояла женщина с саблей. Оглядываясь на защитников уличной баррикады, она звала их вперед. Волосы у женщины были распущены, грудь обнажена, и что-то призывное было во всем ее облике. Под рисунком - гордые слова: «Парижская коммуна».
Что и говорить, красивая татуировка. У Леньки куда проще: звездочка и надпись: «Воспрянет род людской!» Ничего. Тоже видно, что коммунар и что будет биться, пока на земле воспрянет род людской!
Курсант надел гимнастерку и подошел к Валетке, погладил его по морде.
- Твой? Ах ты, коняга, - ласково сказал он. - Как поживаешь, дружок?
- Валеткой его зовут, - подсказал Ленька.
Курсант пошарил в карманах и нашел несколько сахаринных леденцов, прилипших к бумаге. Валетка не стал дожидаться, пока леденцы очистят, взял их трепетными губами и захрустел, помаргивая длинными ресницами.
С завистью смотрел Ленька на форму курсанта - красные петлицы на гимнастерке через всю грудь. На правом рукаве такая же красная стрела с пятиконечной звездой.
- Правду говорят, что у вас все коммунисты? - спросил Ленька.
- Правда.
- Все до одного? И командиры и красноармейцы?
- Все до одного, - с улыбкой глядя на Леньку, ответил курсант.
- А комсомольцы есть?
- Есть. Только с ними трудно.
- Почему? - не понял Ленька.
- Текучесть большая: сегодня в строю, а завтра залп над могилой. Отчаянный народ, в атаке не удержишь. Вот и теряем их...
- А ты сам комсомолец?
- Был до службы в армии. Теперь большевик.
- А Ленина ты видал?
- Конечно. И не раз. Стоял на посту в его квартире.
- Ух ты!.. - Ленька не мог себе такое представить. Хотелось еще что-нибудь спросить, но тут заиграла труба.
