Александр Тамоников - Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1
В Нагасаки цесаревич провел девять дней. Не афишируя себя, можно сказать, тайно, Николай Александрович знакомился с городом. Он неоднократно посещал пригород Нагасаки Инасамуру, которую называли русской деревней. В семидесятые годы здесь некоторое время проживали шестьсот моряков с фрегата «Аскольд», потерпевшего крушение. Именно тогда тут возникли смешанные семьи и появилось первое русское кладбище.
Местное население доброжелательно относилось к русским, торговцы были рады им. Николай посещал и питейное заведение с символичным названием «Кабак Кронштадт».
23 апреля русская эскадра перешла из Нагасаки в порт Кобэ. Там была организована торжественная встреча высокого гостя, на которую прибыл принц Арисугаваномия Тарухитэ. Японское правительство уделяло большое внимание данному событию, надеясь на улучшение довольно сложных российско-японских отношений. Можно отметить, что это был вообще первый визит наследника иностранного престола в Японию.
27 апреля цесаревич и сопровождающие его лица по суше добрались до города Киото, где остановились в отеле «Токива». В тот же день у гостиницы собралась толпа, раздавались злобные выкрики.
Николаю Александровичу доложили, что в русскую дипломатическую миссию поступил документ угрожающего характера, подписанный кровью.
Цесаревич ознакомился с ним и спросил у князя Барятинского:
– Следует ли нам ожидать каких-то открытых враждебных действий?
Князь пожал плечами:
– Трудно сказать, ваше высочество. Не думаю, что кто-то из местных решится на покушение, все же вас сопровождает принц Японии. Но готовиться надо ко всему. А посему я намерен просить разрешения на усиление вашей личной охраны нашими офицерами, а также полицейскими японской стороны.
Николай взглянул на Барятинского, который был старше его на двадцать пять лет.
– Вы хотите, чтобы в Японии будущего российского императора посчитали трусом, испугавшимся угрозы какого-то психопата и криков толпы? Хорошее же мнение сложится обо мне здесь по вашей, князь, милости.
– Но безопасность, ваше высочество, превыше всего. Прошу не забывать, что я являюсь руководителем путешествия и на мне лежит ответственность за вашу жизнь.
– Я все прекрасно помню, однако запрещаю предпринимать какие-либо меры по усилению охраны. Ее и так достаточно, чтобы обеспечить мою безопасность.
– Воля ваша.
– Вот и договорились.
Николай и не подозревал, что своим решением ставит собственную жизнь под реальную, а не мнимую угрозу.
29 апреля цесаревич Николай Александрович, Георгий и Арисугава Тарухитэ отправились из Киото в город Оцу. Их везли рикши. Николай впервые видел их и удивлялся выносливости людей, которые без каких-либо внешних усилий тащили коляски.
В Оцу цесаревич и принцы посетили храм Миидэра, почитаемый японцами, любовались красотой озера Бива. Они заглянули на базар, где Николай купил много сувениров. Японцы приветствовали гостей, махали флажками.
Процессия, состоявшая из сорока колясок, двигалась медленно. Улицы в Оцу узкие, народу много. Охрана по этикету обязана была находиться лицом к августейшим особам. Это не позволяло им видеть происходящего за спиной и соответственно реагировать на враждебные действия.
Неожиданно полицейский Цуда Сандзо бросился к повозке цесаревича, выхватил саблю и дважды ударил его по голове. Николай выскочил из коляски. Сандзо кинулся вдогонку. Принц Георг, следовавший следом за цесаревичем, быстро сориентировался и попытался задержать преступника. Он успел ударить полицейского тростью, но тот не остановился.
Николая Александровича спасли рикши Мукохата Дзисабуро и Китагаити Ититаро. Они сбили с ног Сандзо и скрутили его. Охрана русской свиты связала бесчувственного преступника. Толпа разбежалась. Николая Александровича доставили в ближайший галантерейный магазин. Там его быстро перевязали и предложили лечь в постель.
Цесаревич отказался, сел у магазина, закурил и сказал Георгу:
– Это ничего. Лишь бы японцы не подумали, что происшествие может что-либо изменить в моих чувствах к ним, в моей признательности за их радушие.
– Нашли о чем думать, Николай.
– Это важно, Георг.
Наследник русского престола был под охраной переправлен в здание префектуры города Оцу, где ему оказали квалифицированную медицинскую помощь. Через несколько часов цесаревича и сопровождающих лиц тайно отвезли в Киото, в гостиницу.
Утром 1 мая состоялась встреча Николая и императора Японии Мэйдзи. Тот выразил сожаление в связи со случившимся и предложил направить в Россию специальную делегацию с официальными извинениями за инцидент. Возглавить ее должен был принц Арисугава Тарухитэ.
Николай Александрович отказался.
– В этом нет никакой необходимости, – ответил он.
4 мая пришла срочная телеграмма от Александра Третьего с приказом наследнику и всем сопровождающим немедленно убыть во Владивосток. До отплытия «Память Азова» посещали делегации, прибывшие из разных японских городов с подарками и выражением соболезнования.
6 мая на фрегат были приглашены рикши, которым наследник был обязан жизнью. Николай Александрович лично наградил их орденами Святой Анны, выдал крупное денежное вознаграждение и назначил пенсию.
6 мая цесаревичу исполнилось 23 года. В связи с этим он получил подарок от императора и жителей города Осака. В день отплытия состоялась еще одна, последняя встреча наследника российского престола с императором Мэйдзи на борту фрегата «Память Азова».
Происшествие в Оцу не прошло бесследно для будущего царя. В результате полученных травм Николая Александровича всю жизнь мучили головные боли.
Полицейского Цуда Сандзо, конечно, судили. Император Мэйдзи издал специальный указ об особой процедуре рассмотрения дел, касающихся сферы дипломатии, и вместе с большинством членов правительства настаивал на смертной казни преступника. Однако, как выяснилось, в Японии для этого не было законодательной базы. В итоге Цуда Сандзо приговорили к пожизненным каторжным работам.
Он выразил готовность покончить с собой, совершить сеппуку. Именно так правильно называется ритуальное самоубийство, вспарывание живота коротким мечом вакадзаси, но ему было отказано в этом. Через год Сандзо умер на каторге.
По мнению историков, изучавших путешествие цесаревича Николая Александровича на Восток, именно с того времени в русском языке появилось известное ругательство – «японский городовой».
Цесаревич отплыл из порта Кобэ 7 мая. 11-го числа он прибыл во Владивосток. Там, как и было предписано отцом, Николай Александрович должен был лично открыть строительство Великой Сибирской железной дороги.
Торжество было назначено на 19 мая. С раннего утра горожане спешили за город. В десять часов прибыли наследник престола, греческий принц Георг и великое множество всяческих высокопоставленных лиц. Наследник престола был встречен салютом артиллерийских батарей крепости и эскадры.
Для него были приготовлены тачка и лопата. Неподалеку стоял поезд, украшенный флагами и цветами. Цесаревич Николай Александрович собственноручно насыпал землю в тачку и отвез ее на полотно будущей дороги. Затем он и Георг заняли места в вагоне, и поезд медленно двинулся к городу. Тысячи людей шли рядом.
На строящемся вокзале Николай заложил в кладку серебряную доску, надпись на которой свидетельствовала о том, что 19 мая 1891 года началось сооружение Великой Сибирской железной дороги.
21 мая наследник престола покинул Владивосток. На обратную дорогу ушло два с лишним месяца. Путь по России пролегал через Хабаровку (Хабаровск), Благовещенск, Читу, Иркутск, Томск, Тобольск, Омск, Оренбург. По традиции, в каждом населенном пункте, где останавливался наследник престола, сооружалась триумфальная арка.
4 августа цесаревич прибыл в Санкт-Петербург. Путешествие на Восток, наполненное самыми разными событиями, закончилось. Спустя два года в свет вышел первый том сочинения Эспера Эсперовича Ухтомского «Путешествие на Восток Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича. 1890–1891». Книга сразу же была издана на английском, немецком и французском языках.
Федор в изнеможении сполз с Елизаветы, лег на спину и довольно проговорил:
– Хорошо-то как! Аж в глазах потемнело, будто сладость обухом в башку вдарила.
Елизавета, вдова тридцати пяти лет, положила голову на крепкую волосатую грудь любовника.
– И мне хорошо, Феденька. Так ни с кем не было.
– Пользуйся, покуда живой, – с усмешкой проговорил Федор Волков, от рождения Рыбанов, молодой мужик двадцати трех лет.
– Федя, а ты никогда не думал, что я и забрюхатеть могу?
– Чего это вдруг? От мужа покойного, с которым прожила, почитай, десять лет, не забрюхатела, от рыжего Тимофея тоже, а от меня вдруг залетишь? С чего бы это? Ты ж баба пустая.