Камиль Яшен - Хамза
- Хватит! Молчать!..
Миркамилбай с трудом поднялся на ноги.
- Молчать! - грозит он кулаком Хамзе. - Хватит!.. Сколько раз ты сам давал зякет бедным?.. Так что же ты трясёшь здесь своим поганым языком, как баран курдюком? Беднякам нужен зякет, деньги, а не твоя болтовня!..
- Беднякам нужны знания и просвещение! - взрывается Хамза. - А не жалкие подачки!
- Хамза, опомнитесь, что вы делаете? - подбежав, трясёт друга за рукав халата Алчинбек. - Зачем вы ссоритесь с ним? Ведь он же даёт деньги на типографию и учебники...
- Мне не нужны его деньги! - кричит в лицо другу Хамза. - Одна-единственная типография, несколько десятков учебников - всё это тот же самый жалкий зякет, милостыня, подачка!
- Вы больны, Хамзахон, вы рано встали, вам нужно снова лечь...
- И такой же зякет, такая же подачка те две-три новые школы, которые собирается открыть, да всё никак не откроет ваш дядя!
- Вы работаете у моего дяди, он платит вам жалованье!
- И это ничтожное жалованье - тоже зякет!
- Вы сошли с ума, Хамзахон! Вы можете лишиться своего места...
- Да-да, я всё время забываю, что вы тоже из этой семьи... Впрочем, теперь всё равно. Мне больше ничего не нужно ни от вас, ни от вашего дяди... Вы всё продаёте, всё покупаете - труд, человеческие отношения, женщин, невест, дочерей...
Дастархан нарушился, сдвинулся, сбился. Все гости вскочили со своих мест - крик, шум, ругань! Все говорят, размахивают руками, возмущаются, наступают ногами на тарелки и блюда.
Никто не слушает друг друга, все хотят доказать что-то своё.
И только один человек, казалось, оставался спокойным и безучастным ко всему на свете среди всеобщей кутерьмы и гвалта.
И это был, как ни странно, сам Садыкджан-байвачча. Он неподвижно сидел во главе разгромленного дастархана, глядя в одну точку. О чем он думал?
Торжественный вечер испорчен - это было теперь абсолютно ясно. Что ж, виноват он сам. Захотел собрать в своём доме "весь Коканд". Но его не существует, этого "всего Коканда". Нельзя посадить за один стол тех, кто не может, а главное - не должен сидеть за одним столом.
Впрочем, дело не в этом. Просто сегодня неудачный день - одни неприятности. С самого утра. Одна за другой.
Надо переждать. Если аллах немилостив к тебе, надо покорно пропустить этот день. Когда дела складываются удачно, этим ты обязан только самому себе - своему уму, своей воле, своей настойчивости, своему умению наживать деньги. Если же дела идут плохо, значит, аллах отвернулся от тебя. Не надо спорить с аллахом и искушать судьбу.
И всё-таки не только одного аллаха обвинял Садыкджан-байвачча в неудаче сегодняшнего дня. Было что-то другое.
Хамза. Он с самого начала как-то странно действовал на байваччу. Присутствие Хамзы в чём-то стесняло байваччу, расслабляло.
"Может быть, я просто опасаюсь, - подумал Садыкджан, - что этот щенок, этот скорпион с ядовитым жалом, этот сын ничтожного табиба напишет в газету и обо мне? Он, дьявол, ловок в своих писаниях. Его слова действительно жалят. Опозорит ещё перед всем народом, а?"
Вздор. Ерунда. Глупости.
И тем не менее этот щенок, этот скорпион сорвал вечер. Что делать? Выгнать Хамзу? Но он же гость... Когда через месяц Зубейда войдёт в этот дом его, Садыкджана, женой, что будут говорить люди?
Итак, финансовый союз с Миркамилбаем не состоялся. Но, может быть, одноглазый завтра проспится и всё забудет?.. Как же, забудет! Вон он стоит перед Хамзой и рычит на него, как собака на кошку. Что делать?
И вдруг байваччу осенило...
Он встал и двинулся к Миркамилбаю и Хамзе.
- Ты плюёшь в солонку, из которой берёшь соль для своей пищи! - орал на Хамзу пьяный Миркамилбай. - Через твою душу переступила даже собака! Твой рот подобен отверстию старого мешка. Но не слишком ли ты расхрабрился, смелый йигит? Умерь свой пыл, а не то, умирая, будешь нуждаться даже в саване!
А с другой стороны, Хамзу отчитывал Камал-кази. Судья, притомившись по старости лет, уже не был настроен так агрессивно, как полчаса назад. Он только увещевал строптивого поэта, только взывал к его разуму.
- Ведь на тебе лежит благословение святого Али-Шахимардана, - устало говорил старик Камал. - Как же ты мог поднять руку на зякет и на священный шариат?.. Уйми в себе шайтана, дитя мусульманина. Не торопись разбрасывать слова по статьям и газетам. Помни: слова человека, оставшиеся при нём, его рабы. Ничего из того, о чём ты промолчишь, не помешает тебе. Но если ты отпустил свои слова от себя и сделал их достоянием других, ты сам становишься рабом своих слов.
- Почему же ты молчишь? - кричал, брызгаясь слюной, Миркамилбай. - Почему не отвечаешь мне? Нажми на гнойник своего вдохновения, поэт, и выдави из себя хотя бы пару слов!..
У тебя же их в запасе, как в животе у верблюда колючек!.. Ты же был так красноречив совсем недавно, оплёвывая шариат и коран!.. Что, нечего сказать, да? Онемел, проглотил язык, ты, учитель нации!.. А когда не надо, распахиваешь свой рот, как ворота, завидуя тем, кто может давать зякет! Но ты умеешь только пищать и скулить, будто суслик, вставший на задние ноги.
Тебе не дано настоящего голоса для твоих пакостных речений.
И как только всевышний разрешает ходить по земле таким нечестивцам? Смотрите, мусульмане, как он жалок, этот сочинитель лживых статей, посмевший унизить и оскорбить нашу мужскую честь и расхвалить какую-то ничтожную бабу!
- А действительно, Хамза, почему вы не отвечаете? - спросил хозяин дома, встав рядом с Муминбаевым. - Заживает рана от стрелы, но не заживает рана от резких слов собеседника, если они задели тебя и если ты не дал им вовремя отпор. Или вам понравилось всё, что было сказано здесь о вас и ваших статьях?
Ярость полыхнула в груди у Хамзы. Он почувствовал приближение той минуты, ради которой пришёл сюда. Сейчас он скажет кое-что не только о зякете и мужской чести. Сейчас они услышат всё, что он о них думает.
- Значит, понравилось? - усмехнулся байвачча. - Ну что ж, мы тоже не в обиде на вас за ваши статьи. Конечно, кое-кто здесь погорячился, беседуя с вами, но ведь и вы, наверное, тоже погорячились в своих статьях, делая вывод о том, что зякет и шариат противоречат друг другу, не так ли?
Хамза молчал, опустив голову. Он ничего не понимал.
Ничего не понимал и Миркамилбай. Миллионер с трудом пытался сохранить равновесие.
Судья Камал по старческой немощности прикрыл глаза. Ему хотелось сесть. Всё равно куда. Стоявший рядом Алчинбек бережно поддерживал судью под руку.
И только у мудрого Юсуфджана нервно задёргалось веко.
"Коварный байвачча готовит ловушку, - решил кизикчи. - Но какую? Как уберечь от неё Хамзу?"
- Я знаю, почему молчал наш поэт, - сказал Юсуфджан.
- Вот как? - прищурился хозяин дома. - Почему же?
- Он слушал мнения читателей о своих статьях, - улыбнулся кизикчи. - Один мудрец, байвачча-ака, сказал однажды так:
"Чем говорить, предпочтительнее слушать". - "Почему?" - спросили у него. И мудрец ответил: "Иначе бог не дал бы человеку один язык и два уха".
- Прекрасный ответ! - засмеялся байвачча. - Вы, Юсуфджан, как всегда, на коне... Не зря говорится, что мудрость - лучшее украшение жизни. А мудрость возникает при спокойной, уравновешенной беседе. Не кажется ли вам, Юсуфджан, что нам пора снова сесть за дастархан? Мы все немного покричали друг на друга, дали поработать своим голосам и лёгким - необходимо восстановить затраченные силы, не так ли?
"Куда гнёт, куда гнёт, подлец? - лихорадочно соображал кизикчи. - И чем все это кончится?"
- Эй, кто там? - крикнул Садыкджан слугам. - Посадите гостей на их места!
А сам повёл под руку вокруг дастархана спотыкающегося Миркамилбая.
- Что такое? Что такое? - бормотал миллионер. - Куда мы идём?
- Той продолжается, - улыбался байвачча. - Хотите коньяку?
- Х-хочу, - икнул Миркамилбай.
- А сыграть в деньги?
- Обязательно! - обрадовался Муминбаев.
Хозяин дома усадил почётного гостя на подушку на его старое место во главе стола, сам сел рядом и достал из внутреннего кармана халата приготовленную ещё в самом начале вечера тысячерублёвую банкноту.
- Загадывайте номера, бай-эфенди.
- Первый, второй, третий, - клюнул носом Миркамилбай.
- Ваша сумма больше, - не проверяя, сказал Садыкджан, - вы выиграли.
- Ещё, - потребовал гость, пряча банкноту в бумажник.
Байвачча вынул вторую.
- Три последних, - назвал Муминбаев.
- Опять выиграли, - сокрушенно развёл руками байвачча, - даже обидно.
- Вам обидно, а мне приятно. - Миркамилбай уложил вторую тысячерублёвку рядом с первой. - Не выпить ли нам?
- С удовольствием, - взял в руки бутылку Садыкджан. - За вашу удачу.
"Все в порядке, - подумал он, разливая коньяк, - всё налаживается. За эти две тысячи одноглазый чёрт забудет всё, что здесь было. А завтра повезу его на дачу. Уж тут-то Муминбаев не уйдёт от меня. И завтра же, на даче, подпишем бумагу о всех биржевых операциях на сумму в четыре миллиона рублей".
- Ваше здоровье, бай-эфенди!
- Ваше здоровье, байвачча... Опять пьём коньяк - грех, грех...
