Сакен Сейфуллин - Тернистый путь
— Это что еще за куклы там торчат?
Делегаты замерли. Президиум затрепетал, начал объяснять:
— Одна из женщин — жена Исы, другая — жена Айтжана. Обе они доводятся вам снохами.
— Гоните их отсюда! Здесь не место для бабьих сборов! — приказал толстяк.
Женщин моментально выставили из цирка.
Покончив таким образом с первым вопросом, сделали перерыв. Делегаты съезда мирно беседуют между собой. Толстый наместник бога на земле милостиво одарит словом то одного смертного, то другого. Присутствующие жадно внимают его драгоценной речи, ловят каждое слово на лету, как ловит брошенную кость голодный пес.
— Эй, Губайдулла! — позвал толстяк члена президиума Губайдуллу Алибекова. — Ты без конца твердишь, что часто бываешь в Петербурге. Бывай там сколько хочешь, но здесь, в моих краях, не мели ерунду.
Затем толстяк обратился к муллам:
— Эй, муллы, курите табак, тогда у вас перестанет болеть голова!
Никто не осмеливался ни обидеться на слова толстяка, ни возразить ему. Кто же он такой?
Он — потомок знаменитого Сырым-батыра, известный волостной управитель Салык.
Когда съезд закончил свою работу, Салык обратился к президиуму:
— Эй, вы там! Сейчас все без исключения должны пойти на кладбище. Будем читать коран на могиле павших в 1916 году.
Делегаты беспрекословно повиновались и, выйдя из цирка, толпой повалили на кладбище. Возле могил все уселись, скрестив ноги.
Члены президиума и вообще активисты оказались в переднем ряду— Халель, Жаханша, Губайдулла и другие. Длиннейшую суру корана «Табарак» терпеливо прослушали до конца.
Таков был характер новой власти на местах. Полноправных наместников бога на земле, вроде Салыка, можно было встретить и в других местах, с теми же повадками и отношением к новшествам.
Я уже не раз рассказывал о волостном управителе Олжабае, на которого было подано множество жалоб и который своего племянника Толебая протащил в областной комитет. Олжабай оставался безнаказанным, имел свою руку в среде новых представителей власти. Когда позднее пришли колчаковцы, Олжабай стал одним из активных руководителей уездной алаш-орды, а вышеупомянутый Салык — членом правительства алаш-орды в Западном Казахстане.
Авторитетные баи, вроде Салыка, всячески нападали и на нас в Акмолинске. Их повседневной заботой было уничтожение казахского комитета. Как только они ни обзывали нас, какую только клевету ни возводили на членов комитета. Именовали нас безбожниками, совратителями с пути истинного, возмутителями народного спокойствия.
Мы не сдавались, борьба закаляла нас.
Однажды в двенадцать часов дня мы созвали закрытое заседание комитета совместно с членами «Жас казаха». Разбирались некоторые секретные вопросы, поэтому у дверей мы поставили дежурного, чтобы он не впускал посторонних.
Был полдень, и народ, как всегда, окружал здание комитета. Только мы начали заседание, как за дверью послышался стук и сердитые выкрики. Слышно, что наш дежурный пытается успокоить напирающих, но безуспешно. Дежурный, наконец, не вытерпел и красный, с обиженным видом вошел в комнату заседаний.
— Целая толпа насела на меня, хотят силой ворваться, — пояснил он.
— Кто подстрекатель?
— Волостной Сыпан.
Сыпана мы знали как всесильного волостного. Лет двадцать пять подряд он бессменно служил волостным и был умной лисой, тонким и обходительным в разговоре и в делах, не то, что уральский Салык, который среди бела дня выбил однажды глаз одному из членов комитета в Жымпиты.
— Никого не впускай, объяви, что заседание закрытое, — настояли мы на своем.
Дежурный удалился, но через минуту послышались голоса громче прежних, дверь распахнулась, чуть не слетев с петель, и на заседание ворвалась группа жигитов во главе с Сыпаном.
— Что вам угодно от комитета?
— Ничего! — вызывающее ответили нарушители порядка. — Мы желаем присутствовать во время ваших разговоров.
— Заседание комитета закрытое, вы не имеете права здесь находиться.
— Почему закрытое? Какие могут быть тайны от нас? Мы будем присутствовать — и все!
Погорячились, понервничали, начали успокаиваться. Члену нашего комитета, казначею Нуржану Шагину Сыпан сказал следующее:
— Смотри, Нуржан, держи язык за зубами! А то я тебе быстро найду подходящее место.
Сыпан со своей свитой удалился, но заседание комитета было сорвано.
В другой раз, во время заседания «Жас казаха», произошло следующее событие. Председательствовал я. Сидели полукругом. Рядом с председательствующим — секретари и члены правления: Адилев, Айбасов, Нуркин и Асылбеков, а напротив нас Серикпаев, Донентаев и другие. Комната была наполнена до отказа, не протолкнуться. Желающих послушать оказалось немало.
Заседание продолжалось до вечера. Перед заходом солнца у дверей неожиданно началась какая-то сутолока, послышались недовольные возгласы:
— Куда лезете? Чего напираете, и так тесно!
— Что случилось?..
Мы увидели, что сквозь толпу пробирались к нам поближе пять-шесть служителей культа с сердитыми лицами. Это были известные «святые» Акмолинского уезда — хальфе Галаутдин, достопочтенный мулла Омар и другие муллы. Мы вынуждены были прервать заседание и спросить, что нужно этим людям.
— Пока ничего, — неопределенно ответили муллы и, сев в переднем углу, начали между собой о чем-то совещаться. Затем Галаутдин неожиданно приблизился ко мне и предложил:
— Господин Сакен, вы должны прекратить выступления на несколько минут.
— Зачем?
Выступающий умолк, в зале наступила тишина.
— Подошло время намаздигер.[17] Прервите собрание, идите все на вечернюю молитву, — предложил хальфе.
— Нам сейчас некогда, хальфе, — возразил я.
— Что значит некогда? Болтать вы находите время, а совершить намаз некогда? Сейчас же идемте на молитву, — приказал Галаутдин.
— Но мы не совершали омовения, — продолжал упорствовать я. — Мы не готовы к намазу.
— Омовение вы еще успеете совершить. Сейчас прервите собрание и идемте на молитву, не то время намаза пройдет, — холодно, с нотками угрозы, продолжал хальфе.
Как тут быть? Меня задела за живое настойчивая наглость Галаутдина. Я оглядел лица своих товарищей, увидел напряженного, готового к схватке Бакена Серикпаева и чуть заметно кивнул ему. Он понял меня и сказал решительно и громко:
— Не говори глупостей, мулла!
Вслед за Бакеном с места вскочил Омирбай:
— Дай мне слово, Сакен!
Я предоставил ему слово. Муллы притихли в некоторой растерянности. Все присутствующие в зале затаили дыхание, ожидая, чем же кончится эта небывалая схватка молодежи со служителями культа.
Омирбай смело начал:
— Вы, муллы, обманываете народ, морочите нам голову, висите как дармоеды на народной шее! Вы двуличны, говорите одно, делаете другое, красноречивые и хитроумные лжецы! Покаетесь ли вы когда-нибудь в своих нечестных проделках? Почему вы явились сюда, какое вам дело до нас? Когда нас будут поджаривать в аду на том свете, вы сможете нам подать руку помощи?..
Муллы удалились ни с чем…
На этих примерах я хочу показать, что и волостные, и муллы действовали заодно против наших нововведений и всячески пытались оказать давление на наш комитет.
Надо сказать, что не только в Акмолинске, но и всюду по Казахстану, в той или иной степени успешно, духовная знать и бывшие царские чиновники единым фронтом шли против комитетов, пытались протащить в жизнь свои решения, навязать населению свои взгляды и по-прежнему остаться у власти.
Приведу еще один пример более позднего периода.
Это было во время колчаковщины.
Алаш-орда сосредоточилась в то время в двух местах: в Семипалатинске, где ею руководил Алихан Букейханов, и на западе Казахстана, в Уральской области, в Жымпиты, где руководителем был Жаханша Досмухамметов. Активными деятелями алаш на западе были Халель, упомянутый волостной Салык и другие.
Однажды все руководство западной алаш-орды собралось на квартире Халеля по случаю приезда известного хазрета Куаная, весьма высокого почетного гостя. Лично знали Куаная и относились к нему с уважением татарские и башкирские муфтии[18] в Казани и Уфе. Естественно, что здесь смотрели на него с подобострастием и называли «хазрет».
«Хазрет» Куанай сидел величественный и сердито-важный. Глядя со стороны, можно было подумать, что это пожаловал сам будда, до того неподвижен и значителен Куанай. Он молчит, зря слова не вымолвит, а если и скажет что, то каждое его речение воспринимается как божий дар. С олимпийским спокойствием взирает хазрет на свою паству, а члены правительства сидят скромно, тихо, как ученики перед учителем. Иногда в их угодливых взглядах на Куаная можно прочесть собачью преданность, так и кажется, что вот-вот они завиляют хвостами, как верные псы перед хозяином. Тут же сидел и глава правительства Жаханша Досмухамметов. Он в новеньком, с иголочки, изящном мундире, похожий па персидского военачальника Ризашаха. Жаханша обворожителен, хочешь — не хочешь, а так и тянет еще раз посмотреть на него. Жаханша— глава алаш-орды, Жаханша казахский хан…
