Юзеф Крашевский - Король холопов
– Однако, она его жена.
– За эту жену вам нечего так вступаться, – произнес Грох, – она ни в чем не терпит недостатка. Король питает к ней отвращение, и ее устроили в замке в Жарновце, где она живет, как подобает королеве, но мужа не видит. Она уж больно уродлива…
Грох покачал головой.
– Он не мог с нею жить, – произнес Баричка, – хотя по церковному уставу он должен был… Потому что человек не рожден для роскоши… Он ее удалил… Пускай так… Но зачем же он ищет других женщин… И вводит людей в искушение и соблазн?
Это слова, отчетливо и строго произнесенные ксендзом Баричкой, не нашли сочувствия и подтверждения в его слушателях, отнесшихся к ним так же как Баричка раньше отнесся к жалобам на законы.
Неоржа и Грох опустили глаза. Они тоже были не без греха, а в те времена, когда людские страсти проявлялись с особенной силой, редко кто мог похвалиться праведной жизнью. Поэтому строгий суд ксендза Барички приняли с молчанием.
– Это вина короля, – продолжал духовный, – зачем он дает себя склонить к плохому… Почему он поддается своим страстям; но не меньше виноваты и наши капелланы, которые с ним имеют сношения, живут вместе с ним, видят все его безобразия и не хулят, и не порицают его за это. О его излишествах, вероятно, знает епископ гнезнинский, потому что он часто бывает при короле, знает и ксендз Сухвильк, который почти из королевского замка не выходит, знают и ксендзы… Но ничего не говорят.
Слушатели хранили упорное молчание.
Грох находил, что составление новых законов – это самый страшный грех короля, а Неорже казалось, что изгнание из Велички его коней – еще большее преступление.
– Если бы я был при дворе, – прибавил Баричка, – я не потерпел бы этих любовниц, о которых все знают и на которых указывают пальцами.
– Но в Кракове их нет, – шепнул Грох, указывая рукой в различных направлениях. – Они сидят в королевских поместьях, в Опочне, в Чехове, в Кжечове…
– Везде их полно, – говорил Баричка, продолжая возмущаться, –найдутся и в нашем городе… Это еще не все! – воскликнул он, – люди рассказывают о еврейках!
Грох и Неоржа, услышав это страшное известие, заломили руки от волнения.
– Этого не может быть, – вставил Грох.
Неоржа молчал… Разговор о короле прекратился, потому что по двору проскользнула какая-то фигура, и никто из них не желал быть подслушанным. Один лишь мужественный Баричка готов был всегда и перед всеми повторить свои слова.
Хозяин дома поднялся со своего места и ожидал появления в комнате человека, только что прошедшего через двор.
Двери медленно раскрылись, и на пороге показался хороший знакомый Неоржи, один из семьи Яксов Меховских; это была одна из богатейших семей в прежние времена; некоторые из них и по сию пору сохранили свои богатства; другие обеднели и к числу последних принадлежал вошедший в комнату Якса Микула.
У Неоржи была единственная дочь: говорили, что Микула намерен был к ней свататься, но… Якса принадлежал к двору короля, и на него косо глядели. Когда он вошел, наступило молчание.
По лицу вошедшего сразу можно было узнать о его знатном происхождении, хотя одет он был бедно. У него была красивая рыцарская внешность, но черты его лица были слишком нежными и мягкими для мужчины. В нем было что-то барское, несмотря на его скромную одежду.
Неоржа его холодно принял; он догадывался, что Якса, находившейся при дворе короля, принес ему какой-нибудь выговор или неодобрение. Он предпочитал не говорить с ним о происшедшем.
– Я пришел с вами попрощаться, – отозвался Якса, – потому что боялся, может быть вы уедете. Мне так казалось!
Хозяин пристально на него посмотрел.
– Конечно, мне здесь делать нечего, – произнес он, – но и торопиться мне не хочется, потому что я не желаю, чтобы кому-либо показалось, что я скрываюсь от разгневанного короля.
Якса в ответ молча на него взглянул.
– А что же король? – угрюмо спросил Неоржа.
– На охоте.
– Сердитый?
– Я его почти никогда не видел сердитым, – возразил Якса. – Он на секунду вспылит, но быстро сдерживает себя.
– А, вероятно, он на меня гневается! – воскликнул Неоржа.
Яксе не хотелось прямо высказать то, о чем он думает.
– Я этого не знаю, – проворчал он, – однако я полагаю, что если вы на некоторое время сойдете с его горизонта, то по вашем возвращении забудется обо всем происшедшем.
– Но я об этом не забуду, – пробормотал Неоржа.
Ксендз Баричка встал и, попрощавшись с дядей, ушел.
Грох и Якса остались.
Воспоминание о короле снова взволновало Неоржу; он расхаживал по комнате и ворчал. Хотя он и узнал, что Якса находится в свите короля, однако он дал волю своему языку в надежде на то, что гость, сватавшийся к его дочке, примет его сторону и будет с ним одного мнения.
– Нам не такой король нужен, – произнес Неоржа. – Это король для холопов, но не для нас… Он знать не хочет дворян и их не милует, но и мы его поэтому тоже не жалуем.
Якса покраснел и живо воскликнул:
– Простите! Но мы, которые при нем находимся, мы его любим!
– Ну, так и на здоровье! – насмешливо сказал Неоржа и лицо его залилось румянцем.
Якса не мог дольше сдерживаться и, поднявшись со скамейки, прибавил: – Да, мы, которые ему служим, должны его любить, потому что он добр, справедлив и нам добра желает, но он несчастный человек.
– Он! – заворчал Неоржа – он! Чем же он несчастен? Сокровищница, бывшая пустой при старике отце, при нем наполнилась, ему не представило затруднений отсчитать немцам двадцать тысяч гривен; драгоценных камней и серебра у него без счета… Чего же еще ему нужно?
– Милый мой пан, – начал Якса ласково, – я не знаю, дает ли это счастье… У него нет потомка.
– Почему же он не живет с женой?
Якса промолчал.
Неоржа, выведенный из терпения этим маленьким отпором, уже больше не хотел глядеть на будущего зятя.
Обиженный гость, заметив это, слегка кивнул головой и удалился. Неоржа, окинув взглядом удалившегося, присел к столу рядом с Грохом, в единомыслии которого он был уверен.
– Как вы полагаете, судья, – тихо спросил он, – следует ли нам его переносить?
– Кого? – спросил гость немножко удивленный.
– Да короля! – промолвил Неоржа. – Когда-то дворяне сами выбирали себе королей, и если они им приходились не по душе, то свергали с престола.
– Но ведь это коронованный король! – робко прошептал Грох.
– Э, – возразил хозяин, размахивая рукой, – что нам в его короне! Я знаю, что здесь, в Кракове, мы ему ничего не сделаем, но нужно начать с другого конца. В Великопольше, в Познани найдутся такие, которые восстанут, потому что они совсем не довольны тем, что король не живет в Гнезне, и что их столицу превратили в маленькое местечко. Там каждому наместнику мерещится, что он, подобно Поморью, отделится и освободится из-под власти короля. Там одни обрадовались бы бранденбургцам, другие силезцам. Там…
Говоря эти слова, он взглянул на своего собеседника и вдруг запнулся. Грох, хотя и жаловался на короля, но таких дерзких речей не мог похвалить. Он многозначительно сдвинул брови, и Неоржа спохватился, что сболтнул много лишнего. Стараясь исправить свою ошибку, он сконфужено улыбнулся.
– Вот, я болтаю, – произнес он, – вот, болтаю! Это потому, что я не могу простить ему за лошадей! Они в Величке хорошо откормились бы!
Грох не дал себя ввести в обман этой переменой фронта.
– Напрасно вы о таких вещах говорите и вспоминаете об обиде, –проворчал он. – О чем великополяне думают – это Господь их ведает, но подобно тому как Винч из Шамотуль, будучи недоволен старым королем Локтем, должен был раскаяться в этом и впоследствии был наказан дворянами, так может случиться и с теми, которые попробуют восстать против Казимира, если они на это осмелятся.
Неоржа стоял задумавшись.
– Разве он такой же сильный, как его покойный отец, – начал он успокоившись, – воевать-то он не особенно способен… Ему бы только строить и все переделывать. Он женщин любит, на охоту ездить, турниры устраивать…
– В том-то и дело, что вы его не знаете, – произнес Грох, качая головой. – Все это правда, но вся беда в том, что у него такая же железная воля, как и у отца, да ум у него более хитрый и изворотливость большая. Неоржа был очень удивлен, слушая эти слова и недоумевая, что он может сделать против человека, характер которого ему не удалось определить; он пожимал плечами.
– Каково нам будет, когда он все перевернет вверх дном и захочет по-своему переделать, – сказал Грох, – это еще неизвестно, но он настоит на своем, – со вздохом добавил судья, встревоженный слухами о своде законов. – Нам придется плохо, – продолжал он. – Какое значение будет иметь тогда судья? Вероятно, он урежет нам наши доходы…
Потому что он больше заботится о мужике, о поселенце, о бедном темном люде, чем о нас и о дворянах… Но что он решил то… И докажет! Я его знаю! А то, что вы говорите о великополянах… То на это не особенно можно надеяться. Хотя рыцарство и не особенно пожелает, но найдется какой-нибудь услужливый воин в Венгрии…
