Виктор Поротников - Олег Черниговский: Клубок Сварога
Так продолжалось девять дней.
На десятый день случилось непредвиденное. Поляки, воспользовавшись беспечностью владимирцев, установили катапульты в непосредственной близости от угловой северо-восточной башни, такой высокой, что с неё просматривалась вся ближняя округа и ещё равнина за рекой.
Стража на башне подняла тревогу в тот момент, когда первые горящие стрелы упали на тесовую кровлю башни. Поляки выпустили больше тридцати больших стрел, обмотанных просмолённой паклей и зажжённых. Когда владимирцы поняли грозящую опасность, башня уже вовсю пылала, превратившись в огромный костёр. Сильный ветер быстро раздул пламя.
Лучники, посланные на стену Регнвальдом, вынудили поляков убраться подальше от городского вала.
Олег хотел было вывести за ворота конную дружину, чтобы уничтожить польский отряд и захватить катапульты, но Регнвальд удержал его, указав на затаившуюся в дубраве конницу.
- Болеслав только и ждёт этого, - сказал воевода. - Наверняка и немецкие рыцари, и дружина Изяслава тоже прячутся где-то поблизости. Хитёр, ничего не скажешь.
Догоревшая башня обрушилась с оглушительным треском. В стене образовалась большая брешь, заваленная обугленными брёвнами, источавшими горьковатый смрад недавнего пожара.
Все, что смогли сделать защитники, это не дать огню распространиться дальше по стене до другой башни и не позволить пламени перекинуться на городские строения.
Пожарище долго заливали водой, пока оно не перестало дымиться.
Олег собрал городских плотников и древоделов, которым надлежало как можно скорее заделать пролом, пока поляки не двинулись на штурм.
Однако работы не начались. К Олегу пришли выборные от владимирских бояр. Он встретил их на теремном дворе, где происходила разгрузка с телег крицой[64] железной руды, из которой в княжеской кузне изготовляли наконечники для стрел и копий.
- С чем пожаловали, бояре? - спросил Олег, глядя на знакомые бородатые лица.
Бояре слегка поклонились. Затем один из них, по имени Самуил, сказал:
- От Болеслава гонец был. Болеслав готов предоставить тебе, княже, свободный выход из города. По-моему, это для тебя лучший выход. Город от поляков нам не спасти, они все равно прорвутся через пролом в стене.
Самуил печально вздохнул, всем своим видом показывая, как нелегко ему говорить своему князю такое.
- В город поляки, может, и войдут, но в детинец - никогда, - жёстко бросил Олег.
- Князь, ты станешь оборонять детинец, а поляки тем временем, озлобившись, сожгут дома, жён и детей наших полонят, - сказал другой боярин, Земомысл. - Ведь в детинце не уместится все население Владимира.
Третий из выборных - Свиязд - поддержал своих спутников:
- Не надо заливать Владимир кровью, княже. Помощь от Всеволода Ярославича не пришла, а одному тебе с Болеславом не совладать. Ты шурин ему, потому он выпустит тебя вместе с челядью и дружиной. Ступай себе с Богом, князь.
- Уходи, князь. Не испытывай терпение Болеслава, - опять заговорил Самуил, - а уж мы сами о себе промыслим. Я женат на польке, у Земомысла дочь замужем за польским воеводой. Нешто мы с поляками не столкуемся!
- Я вижу, вы уже столковались за моей спиной, - с кривой усмешкой промолвил Олег.
Бояре опустили глаза. Видя, что владимирцы через мир с Болеславом желают избавиться от тягот войны, Олег не стал упорствовать и живо собрался в путь. Болеслав не чинил ему препятствий и даже предложил еды на дорогу, но Олег не взял.
* * *То был горький путь. Называть поведение владимирцев изменой Олег не хотел, но иного слова подобрать не мог. Обиднее же всего было то, что пришлось без боя уступить город Болеславу, поляк превзошёл хитростью.
Регнвальд успокаивал Олега:
- Пускай ныне Болеслав на коне, а завтра ты на коне будешь. Чаю, война с Болеславом токмо начинается. Всеволод Ярославич будет что есть сил сражаться за киевский стол.
Словно в подтверждение слов Регнвальда на второй день пути у реки Горыни Олег увидел большой стан Всеволодова войска.
Оказалось, что великий князь двинулся на Болеслава и Изяслава в спешке, не закончив войну со Всеславом. Он привёл за собой не только сына Владимира с его смоленскими полками, но и Бориса Вячеславича и Рюрика Ростиславича с их дружинами.
Олег, не преуменьшая опасность, честно поведал про многочисленность вражеской рати и про решимость Изяслава отвоевать великокняжеский стол.
На военном совете все молодые князья стояли на том, что надо дать битву, не вступая в переговоры. Особенно непримиримо был настроен Борис Вячеславич, который прямо заявлял: лучше всего покончить с Изяславом и его сыновьями в сече, дабы в будущем не было хлопот с их потомками.
Всеволод Ярославич после некоторых колебаний согласился с общим мнением, понимая, что и Изяслав наверняка горит тем же желанием.
В ночь перед выступлением Олег засиделся в шатре у Бориса.
Борис рассказал про поход на Полоцк, Олег поделился своими впечатлениями от встречи с Изяславом Ярославичем.
Выслушав Олега, Борис гневно воскликнул:
- Жаль, меня там не было! Уж я дотянулся бы до убийцы моей матери мечом.
- Что ты такое молвишь?! - Олег изумился. - Мыслимо ли такое?! По слухам, Изяслав, наоборот, сильно любил твою мать и часто навещал её в Вышгороде. А когда твоя мать внезапно скончалась, то Изяслав пролил немало слез над её телом, это многие видели.
- Может, впоследствии Изяслав и жалел о содеянном в гневе, но это не снимает с него вину за свершённое зло, - сердито сказал Борис. - У меня видоки[65] имеются, кои доподлинно знают, как умерла моя мать.
- И как же она умерла?
Борис помолчал, нехотя заговорил:
- Моя мать была очень благочестивой женщиной. Когда она овдовела, то Изяслав под видом заботы обо мне совратил её и держал в Вышгороде как свою наложницу. Я подрос, и Изяслав спровадил меня в Киев в греческую школу при Софийском соборе, дабы я не мешал ему и дальше совращать мою мать с пути праведного.
Однажды моя мать отказалась делить ложе с Изяславом и целиком обратилась к Богу. Говорят, ей было видение. Она даже хотела уйти в монастырь, однако этому воспротивился Изяслав. Он постоянно наезжал в Вышгород и продолжал приставать к моей матери с похотью. Об этом доподлинно знают два человека: бывший вышгородский посадник Огнив и служанка моей матери Лазута. Была ещё ключница Власта, но она недавно умерла.
Как-то раз случилось невероятное событие. Моя мать забеременела чудесным образом от Духа Святого. Прознавший об этом Изяслав пришёл в дикую ярость, а когда увидел большой живот у неё, и вовсе разума лишился. Негодяй так избил мою мать, что у неё случились преждевременные роды, которые и свели её в могилу. Это произошло на глазах у Лазуты.
Олег скорбно покачал головой.
- За все это Изяслав заслуживает только смерти, - уверенно сказал он.
- И он её получит! - воскликнул Борис. - Я уговорю Всеволода Ярославича, чтобы он поставил мой полк напротив полка Изяслава. Видит Бог, недолго осталось жить убийце.
Быстро пролетела короткая июньская ночь.
Утром, едва развиднелось за рекой, послышался шум идущего войска. По округе разносился топот копыт, скрип повозок, тяжкая поступь пехоты. Реяли на ветру польские и немецкие знамёна.
В стане Всеволода Ярославича стали готовиться к битве. Полки уже выстраивались на объятой солнцем равнине, и по рядам ратников передавался пароль, когда от Болеслава прискакал гонец.
Изяслав звал своего брата к себе на совет, дабы урядиться с ним миром. Чтобы Всеволод Ярославич не испытывал недоверия, он был готов дать в заложники на время переговоров своего любимого сына Ярополка.
Всеволод Ярославич согласился встретиться со старшим братом.
Русское войско стояло в боевом строю, когда из-за реки прибыл Ярополк с двумя слугами. Всеволод Ярославич в сопровождении двух воевод удалился в стан поляков.
Олег и Борис, движимые любопытством, приблизились к шатру великого князя, возле которого под надзором киевских дружинников находился Ярополк. Там уже был Рюрик, беседуя с Ярополком как с закадычным приятелем.
Ярополк с непоказным дружелюбием поздоровался с подошедшими Олегом и Борисом.
Олег ответил на приветствие, к Ярополку он всегда испытывал симпатию. Когда-то они вместе сражались с полочанами на Немиге-реке и с половцами на реке Альте. В ту пору их отцы были дружны и вместе выступали против врагов.
Борис не стал ни здороваться с Ярополком, ни вступать в беседу с ним. Щуря на солнце ослепительно синие глаза, Борис то и дело поглядывал на противоположный берег мелководной речки, где виднелись польские шатры, с явным нетерпением ожидая возвращения Всеволода Ярославича.
