Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария
Дав наставление темникам, Святослав отпустил их к тьмам, а сам остался поговорить о ратных делах с дядькой Свеном. Разговор, как и все предыдущие, с самого начала похода, был непрост и жарок. Свенельд настаивал на возвращении, а Святослав доказывал, что надо идти дальше.
– Мы провели три больших сражения, потеряли слишком много коней и воев, каждая новая сеча может оказаться последней! – горячился обычно невозмутимый Свенельд.
– Для воина каждая сеча может стать последней, на то мы и есть Перуновы дети, – стараясь сдерживать раздражение, отвечал князь.
– Да ежели нас тут порубят, кто Киев оборонять будет? Об этом думать надобно, а не о том, как поскорее свою буйную голову под булат вражеский сложить. Это дело нехитрое, на наши шеи вражеских мечей всегда в достатке найдётся! – повысил голос Свенельд. – Каган очень силён, мы ведь встречались только с отдельными его тьмами, а как он выставит всё войско? Думаешь, он, узнав о смерти одного сына и разгроме второго, будет сидеть и дожидаться, пока мы здесь нагуляемся? Надо возвращаться! Теми победами, что одержали, мы только растревожили осиное гнездо, и теперь на нас может обрушиться целый рой…
– Пока отец Перун благоволит к нам и даёт скорые победы над врагом, не должны мы от сечи уходить! – не повышая голоса и глядя куда-то перед собой, упрямо гнул свою линию Святослав.
Натянутая до предела струна в душе бывшего воеводы лопнула. Свенельд взвился со своего места, будто его в самом деле преследовал рой обозлённых ос. С неимоверной для своего возраста быстротой он оказался возле своего коня и взлетел в седло, выкрикивая при этом ругательства на родном свейском языке, и на том же языке прокричал Святославу:
– Не желаю больше с тобой спорить, упрямец! Скоро сам убедишься, кто из нас прав, да, боюсь, будет поздно!
И Свенельд, нещадно стегая коня, ускакал далеко в степь, только пыль завихрилась вослед.
Святослав остался сидеть молчаливый и неподвижный. Всё кипело и бушевало в нём не менее, чем у Свенельда, может, поэтому он не двигался, боясь, что ярость выплеснется наружу.
На рассвете третьего дня, после Тризны по погибшим, дружина отправилась дальше к полуночи. К вечеру подошли к малой северской веси, располагавшейся на покатом холме, подножие которого огибала небольшая чистая речушка. С полуночи и полуночного восхода к веси примыкал лес, а с остальных сторон расстилалась широкая степная равнина.
Передовая тьма ещё не достигла окраины, а старший дозора уже осадил коня подле ехавших рядом Святослава, Свенельда и молодых Горицвета с Притыкой.
– Всё подчистую хазарами разграблено, княже! Кто из жителей в лесу схорониться успел, только те уцелели… Три дня тому напал на них хазарский воевода со своими воинами, бил мужей, мучил жён и детей, забрал что было и отошёл к восточному полудню…
– Видишь, княже, – сквозь зубы процедил Свенельд, – отпустил волка на волю…
Святослав помрачнел челом.
– Пусть соберутся жители, слово скажу…
Когда собрались все уцелевшие жители веси, Святослав обратился к ним:
– Братья! Люди славянские, знайте, вы будете отомщены!
Северяне с поклоном поднесли хлеб-соль. Женщины предложили военачальникам молока, мёда, лесных орехов и ягод – всё, что имели. Мужчины вынесли несколько вязанок шкур, чтобы уплатить Киевщине первую дань.
– Откуда же запасы мёда и мехов? – удивился Горицвет. – Ведь только что хазары вас пограбили…
Седой, сухонький, но весьма подвижный старик, по всему – старейшина веси, ответил с горькой усмешкой:
– Так не первый век мы под хазарами, приноровились. Что в лесных схронах бережём, что в иных тайниках. Да и торопились они нынче, видно, крепко вы им пятки-то подсмолили…
– Оставьте меха! – велел Святослав. – Дань уплатите в следующие Овсени, когда на ноги встанете…
– Слава тебе, княже, справедливый и честный! – низко поклонился старейшина.
Святослав ничего не ответил старику.
Не задерживаясь более, дружина отправилась дальше к полуночи. Несколько молодых парней из славянской веси, у которых хазары увели жён и невест, присоединились к войску, горя нетерпением поквитаться с грабителями.
Всё дальше уходила русская конница, минуя деревни и небольшие города северян, где изрядно пограбленные, где ещё нетронутые. И в каждой Святослав молвил своё княжеское слово, объявляя, что отныне они свободны от хазар, подчиняются Киеву и будут иметь от него защиту. Пополняли припасы тем немногим, чем были в состоянии поделиться усердно обираемые из года в год местные жители. Молодёжь, набираемая в дружину, закреплялась за опытными бойцами, каким являлся теперь каждый вышедший из кровавых сражений воин Святослава.
У верховьев Дона начались земли вятичей. Поселения их как бы повторяли изгибы рек и озёр, располагаясь постройками в один ряд ликом к воде. Подворья были крепкие, основательные, – деревянные дома, конюшни, амбары, сараи, загоны для скота. В каждом селении кузница, поскольку в их земле добывалось болотное железо. Засеянные поля колосились рожью, пшеницей и просом.
– Кому дань даёте? – спросил Святослав у собравшихся поселян.
– Козарам, по шелягу от рала, – напирая на «о», ответствовал крепкий огнищанин, отбивая косу.
– А кто князь ваш?
– За князя у нас козарский тархан. А наш старейшина Звенибор в Дедославле обретается.
– И как только тут дома и посевы не пожгли хазары проклятые? – помыслил вслух Горицвет.
Свенельд скосил очи на князя и, помедлив, ответил:
– Не пожгли, потому как и дома эти, и землю, и людей добром своим привыкли считать. Вятичи – хазарские данники. А когда хозяева яйцо берут из-под курицы, гнездо не рушат!
Меж тем конница Святослава приблизилась к городищу, обнесённому валом с мощным частоколом и окружённому глубоким рвом с водой.
После расспросов «кто таковы» да «откуда», старейшина в сопровождении горожан вышел к князю.
– Рекут, Звенибор, вы хазарам дань платите? Отныне объявляю вас освобождёнными от хазар. Дань будете платить Руси Киевской и от неё защиту иметь! – провозгласил им юный князь.
Худощавый старейшина средних лет, с длинными русыми волосами, усами и бородой, переглянулся со своими то ли купцами, то ли советниками. Все они были одеты справно – в льняные и парчовые одеяния, в основном бело-красного цвета, кожаные постолы, на руках – многие перстни.
– Вятичи – значит «вятшие», великие. Мы большие люди, великий народ. Наши отцы пришли в сии края за вольной жизнью, и с тех пор мы храним свой уклад и сами за себя ответствуем…
– Так у вас же хазары начальники! – возмутился Горицвет.
– У нас с хазарами уговор, – продолжал Звенибор, – мы платим им дань, они не разоряют нашу землю, не мешают делам торговым…
– Дань будете платить мне, – с нажимом повторил Святослав, блеснув очами. – Отныне, реку вам, здесь будет земля Русская, и защита будет вам от Киева! – С этими словами князь вонзил в землю свой меч.
– Как скажешь, княже, – вздохнул старейшина. И тихо добавил: – Какая разница, кому платить, лишь бы мир был народу вятскому…
Тем временем остатки разбитых Святославом хазарских полков и тем стекались к Итилю.
Глава 5
Уйзен
Не смея поднять глаз на отца, осунувшийся и исхудавший, как долго преследуемый волк, предстал перед Каганом его сын Уйзен, готовый принять любой приговор родителя. Великий Каган глядел на сына и видел, что в облике молодого батыра сквозила какая-то несвойственная ему прежде усталость. И хотя смуглое лицо Уйзена оставалось неподвижным, в глубине чёрных зрачков, которыми он взглянул на отца, не промелькнуло ни искры прежнего живого огня и задора – они были глубокими и холодными, как криница осенней ночью.
Каган молчал, он думал. Не только из-за того, что он стоял над всеми хазарскими князьями и землями, называли его Великим, а ещё и потому, что владыка понимал и видел то, чего не могли охватить умом самые лучшие беи и тарханы.
Сейчас, глядя перед собой и поглаживая взобравшуюся на колени любимую персидскую кошку, он видел не только уязвлённого поражением сына, а опасность, нависшую надо всем Каганатом. Если его Уйзен-бей, один из лучших воевод, имея перевес в количестве опытных воинов, прошедших подготовку под руководством византийских стратигосов, потерпел поражение от совсем молодого урусского князя, то кто сможет обуздать этого Сффентослафа, которого его военачальники уже называют между собой Русским Пардусом, через несколько лет, когда он станет опытнее и мудрее?
Всё видел и понимал Великий Каган и, возможно, единственный из всех чувствовал всю опасность и последствия нынешнего поражения.
Если сейчас, когда князь урусов обескровлен постоянными сражениями и оторван от Киеффа, не покончить с ним, то через несколько лет Русский Пардус перегрызёт глотку Хазарскому Волку. Только сейчас, немедля, пока он не ушёл восвояси! Так и надо сказать Беку, который ждёт его, Кагана, решения и уже собрал у себя большой военный совет.
