Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария
– Отчего ж мы таких не заведём? – спросил Святослав.
– Больно дорого стоят. Наша конница ещё князем Ольгом заведена была, и с тех пор мы покупаем коней у греков. Койсоги просят за коня два золотых быка, а греки за одного продают…
– Потому что не чистокровные, они только шагом хорошо идут, а вскачь быстро выдыхаются, – заметил кто-то из темников.
– Значит, – рёк Святослав, – надо менять скакунов, поскольку на поле сечи быстрый конь даёт половину победы. Отныне велю щадить хазарских скакунов и пересаживаться на них, слыхали? – повернулся он к темникам.
– Слыхали, княже, будет исполнено!
– А теперь ранеными займитесь! – велел Святослав.
Он был недоволен собой и старался скрыть раздражение. Если бы не замечание Свенельда, бой с хазарами мог быть намного кровопролитнее. Да и сам-то сечей командовать должен был, а полез в бой первым, кабы не быстрые и дружные действия Горицвета с Притыкой… Эх, да что там! Впору деду Велесдару на свои промахи жаловаться…
Святослав скользнул рукой к правому голенищу и сжал старую рукоять засапожного ножа, будто повинился перед мудрым волхвом. Затем, спешившись, он пошёл по недавнему полю битвы.
Тихий стон и жалобное ржание донеслось справа. Князь повернулся на звук. Буланой масти лошадь то склоняла голову до земли, то вскидывала её и, косясь встревоженными очами, била копытом и ржала, как почудилось Святославу, призывно и жалобно. «На помощь зовёт», – догадался князь и поспешил к ней. У ног кобылы, раскинув руки, лежал молодой сотник из Горицветовой тьмы. Глаза его были закрыты, и только тихий стон срывался иногда с искусанных до крови уст. Из раны на плече сочилась кровь. Святослав встал на колени подле раненого, осторожно развернул окровавленные края кольчуги. Кожаный мешочек с травами висел у сотника, как положено, на груди на шёлковом шнуре. Нож князя одним точным движением перерезал шнурок. Щедро посыпав рану измельчённой смесью трав и истолчённых в пыль каменьев, Святослав сотворил волховское заклинание, прося кровь-руду затвориться и не покидать боле тела, которое в ней так нуждается.
Видно, умелым и сильным воином был тот хазарин, что ранил сотника, – разрубить кольчугу непросто, наверное, и ключицу повредил…
Святослав стёр травой капли крови с ножа и водворил его за голенище, решив не трогать раненого, пока рана не закроется спасительной корочкой. Навстречу извилистой цепью по полю шли дружинники, ища среди поверженных живых. А со стороны Дона двигались всадники – из погони возвращался Блуд с людьми.
Святослав подобрал копьё, воткнул в землю, водрузив наверх шелом сотника.
– Жив, – сказал он подошедшему воину, – РУДУ остановил, рану присыпал, пусть пока полежит, чтоб рана закрылась…
– Добро! – кивнул воин и занялся другими ранеными.
Святослав вернулся к своему Белоцвету, но в седло садиться не стал, а, взяв под уздцы, повёл к лесной опушке, куда уже подъезжали всадники Путяты и Блуда.
Князь шёл по краю поля сечи, крепкой рукой удерживая повод, потому как конь то и дело нервно ржал и тряс головой, когда мёртвые тела встречались на их пути.
– Ну-ну, спокойнее, брат, спокойнее, тебе ещё много смертей видеть придётся, так что привыкай, – говорил Святослав, поглаживая коня по умной морде. – А не будем врага разить, так он изведёт нас всех, разве только те останутся, кто в рабстве трудиться станет, – так уж лепше смерть красная в бою правом, чем неволя…
Святослав дошёл до опушки, где уже гарцевал на добром вороном коне, снаряжённом дорогой сбруей, возбуждённый и запылённый Блуд. Очи его, несмотря на усталость, радостно сияли. Невдалеке стояли связанные по рукам пленные хазары.
– Ай да Блуд! – рассмеялся Святослав. – Как же ты их настиг? Мы ведь все видели, что они ушли от погони.
– И они думали, что ушли! У Дона остановились и стали коней поить да ладить, а тут мы и налетели ястребами. Давно я о таком коне мечтал! – Блуд похлопал мускулистую шею жеребца. – Хорош конь, ой как хорош! – довольно восклицал он. – Не скачет – ветром над степью стелется! Да и хозяин его – птица важная, троих наших уложил, пока взяли… – Блуд кивнул, и к Святославу подвели пленного воеводу.
«Видно, славянской крови в нём на треть, не менее, – отметил про себя Святослав, – кожа светлая, да и ростом для хазарина высок». Пронзительный взгляд из-под тёмных бровей мимолётно кого-то напомнил, но кого?
– Развяжите! – велел князь.
Освободившись от пут, пленный потёр запястья, разгоняя застоявшуюся кровь. Рядом со Святославом уже стоял толмач – тот самый русоволосый широкоплечий словенец, что первым перешёл на сторону киян у Перуновой Прилуки. После потери в том треклятом бою лучшего друга в одночасье осеребрились густые словеновы кудри, и все стали звать его за раннюю седину Сивый.
Никто не ведал, был ли он говорлив прежде, но теперь слыл молчуном. Может, за немногословность и ценил его князь, да ещё за то, что Сивый хорошо знал не только язык хазар, но все их повадки и привычки.
– Я князь Руси Киевской Святослав. Ты что же, не ведаешь, что один сын Кагана Яшак казнён, а второй – Уйзен – разбит мной и отпущен в Хазарию с малым войском. Вся эта земля отныне принадлежит Киеву, и кто здесь остаётся, должен признать меня князем.
– А я – Ходжар-тархан, – отвечал хазарский воевода, – вижу, что ты воистину велик и храбр. Но не могу тебе подчиниться, поскольку мой владыка – только Великий Каган, – продолжал хазарин, бросая короткие, бесстрашно-нагловатые взгляды то на князя, то на стоящих вокруг русов. – Ты ведь первым на меня напал, князь, я только защищался. Потому дозволь и мне, как Уйзен-шаду, уйти в Хазарию и дай волю моим воинам, поскольку они с твоей дружиной бились храбро и смело, а урусский князь, как всем ведомо, почитает храбрых противников!
Святослав окинул взором пленных хазар, потом поле недавней битвы и вновь остановился на Ходжар-тархане. «Кого же мне напоминает его взгляд?» – опять подумал он. Потом махнул рукой и сказал:
– Гряди, воевода, домой. Отпускаю тебя и всех пленников с условием, что не станете ходить против Киева!
– Даю слово, честной князь, слава тебе!
Освобождённые от пут хазары тут же вскочили на подведённых им коней. Ходжар-тархан повернулся к своим воинам и что-то коротко сказал.
– Благодарить велит, – перевёл Сивый.
Хазары, проезжая мимо Святослава, что-то восклицали, улыбались, прикладывали правую руку к сердцу, зная, что, по русскому обычаю, это выражает признательность, но лишь оказались за границей поля битвы, стеганули лошадей и были таковы.
– Что-то кони у них тяжко идут, – заметил глядевший вслед Горицвет.
– Пусть благодарят своего Яхве, что живыми ушли, да ещё и коней получили добрых! – воскликнул Блуд. Потом плутовато сверкнул очами и добавил: – Ну, может, не самых добрых…
– А скорее, вовсе худых! – рассмеялся Горицвет. – Ну и ловок ты, брат Блуд, на бегу сапоги снимать! Ха-ха!
Стоявшие вокруг темники тоже рассмеялись. А Святослава вдруг осенило: вот же он, знакомый бесстрашно-плутоватый взгляд! Блуд сейчас в точности, как Ходжар-тархан, зыркнул очами, и повадки у них схожи, хотя внешность совершенно разная. Выходит, натура, она, что киевская, что итильская, единой бывает… Хм…
– Эх, княже! – сокрушённо вздохнул Свенельд. – Зачем опять отпустил врага? Скажи, Сивый, – повернулся он к толмачу, – держат ли своё слово хазары? Ты их хорошо знаешь…
– Не держат, – коротко ответил толмач, провожая взглядом маленькие фигурки уносящихся прочь супротивников.
– Про то ведаю, – отвечал Святослав, – и хочу, чтоб теперь по-другому стало. Если увижу впредь, что солгал, отсеку голову. А нынче отпускаю на все четыре стороны, чтоб заставить уважать их слово честное, слово воинское, что твёрже камня и железа быть может! – Князь возвысил голос так, чтобы его было слышно. Потом обратился к темникам: – Только храбрый и честный враг достоин милости и уважения, а трусливого бейте без пощады, такой недостоин на свете жить! Всякий муж страх имеет, но лишь тот, кто его одолеет, есть настоящий воин.
Князь помолчал.
– Сколько мы потеряли в сражении с Ходжар-тарханом?
– Тысячу убитыми, три тысячи ранеными, тысячу раненых коней, а пятьсот убитых. Две сотни коней пришлось добить, поскольку у них были поломаны спины и ноги, на мясо пойдут… – доложил Горицвет.
– Воистину храбр тот воевода, – вздохнул Святослав, – сколько наших людей положил…
– То не простой воевода, – заметил Горицвет, – знает и прямые, и обходные маневры, и Крылья умеет рвать, и в русскую Лодию строиться, и из Перунова кола выходить…
– Значит, мы должны стать ещё лепшими! – возвысил голос Святослав. – Отныне, – он сделал выжидательную паузу, а затем заговорил так, будто каждое слово хотел вложить накрепко в память своих подчинённых, – друзья мои, темники, спрашивать буду с вас вдвойне! Держите воинский порядок незыблемым и в стане, и в походе, и на поле битвы. Высылайте дозоры, проверяйте и изучайте всякое место впереди и вокруг себя: где какие леса, какие реки, какова их глубина и где броды, где западня вражеская может быть уготована. Сколько гонов от одной горы до другой, от озера до реки, от реки до леса. Обо всём вы должны ведать и воинов своих учить непрестанно, дабы они были борзыми, как вихрь, и сражаться могли с дерзостью и геройством! – Святослав закончил горячую речь, помолчал немного и сказал тихим ровным голосом: – Горицвет, выдели сотню, пусть раненых пока по огнищанским домам для присмотра и выхаживания развезут, потом, при случае, в Киев обозом отправим.
