Леонтий Раковский - Кутузов
— А кто он?
— Юсуф-паша, по прозвищу "Коджа" — большой. Прозвали за высокий рост: турок — как колокольня. Борода у него, словно у пророка, по пояс, но талантов никаких. В молодости служил у капудана Гази-Хасана, на адмиралтейские деньги торговал на фрегатах с лотка. Разбогател, купил чин паши.
— Как у них просто!
— Да, у турок решают все две вещи — деньги и кинжал.
— Что было бы, если б у нас торговец с лотка стал министром?
— У нас и такие были.
— Кто?
— Меншикова забыла? А сколько у нас министров хуже любого лоточника! — махнул рукой Михаил Илларионович. Помолчал и сказал: — Да, как воевать с турками, я знаю, а вот как удержать их в мире — еще не пробовал!
— Найдешься! Я где-то читала, кажется, у леди Монтегю, что если хочешь заслужить расположение турок, надо хвалить все ихнее.
— Ну, на эту удочку — на лесть — кого не поймаешь! — усмехнулся Михаил Илларионович. — Восток любит лесть, но больше любит подношения, бакшиш. Не зря Фридрих Второй говаривал: "Турок за деньги готов продать даже своего пророка!"
— Представляю, какие чудесные вещи вы повезете в подарок султану и всем этим пашам. Драгоценные камни, меха, золото…
— Надо будет выбрать верного человека для надзора за дарами. Я вообще наберу в свиту побольше своих людей. Вытребую из моего Бугского егерского корпуса.
— Кому же ты поручишь хранение подарков?
— Майору Павлу Андреевичу Резвому.
— А-а, это верно. Он вполне подходит: порядочный и преданный человек. Мишенька, а нельзя ли пристроить куда-либо Федю Кутузова?
— А что с него толку-то, с Феди?
— Свой человек. Возьми, голубчик!
— Разве что офицером для посылок — на большее он не годится, — ответил Михаил Илларионович. — А скажи, что нового во дворце? Императрица долго оплакивала смерть Потемкина?
Екатерина Ильинишна улыбнулась:
— Ты помнишь, мы когда-то играли у Груши комедию Детуша "Привидение с барабаном"?
— Помню, ты играла баронессу.
— Ну так вот. Баронесса убивалась по мужу до тех пор, пока портной не принес ей красивое турецкое платье. То же было и здесь: императрица скоро утешилась…
— А как чувствует себя ее новый любимчик Зубов?
— С каждым днем все больше входит в силу и все больше наглеет. И как ему не наглеть, если придворные льстецы уже уверяют, что этот Платон достойнее древнего Платона.
— Ну, знаете! — возмутился Кутузов.
— Льстецы и просители стараются попасть к чему в уборную, когда он одевается и причесывается.
— Это что ж, как было у мадам Помпадур или у кардинала Флери? — усмехнулся Михаил Илларионович.
— Наш Федя Кутузов пошел к нему с прошением — хотел перевестись в гвардию, но вынужден был уйти ни с чем.
— Зубов не принял его?
— Не то. У Зубова тоже есть своя фаворитка — обезьянка. Она живет у него на свободе. Прыгает по ширмам, столам, диванам. С печки на люстру, с люстры на плечи посетителей. Увидит у кого-либо высокий тупей, прыг на плечи и ну теребить его. Льстецы и просители терпят, а наш Федя испугался за свой пышный тупей и ретировался.
— А как наследник Павел Петрович? Все в том же небрежении?
— Да. По-прежнему живет у себя в Гатчине. Возится со своим гатчинским гарнизоном. До других дел императрица его не допускает. А сама она сейчас занята женитьбой старшего внука, Александра.
— Не рановато ли ему жениться? Позволь, а сколько же Александру лет? — вдруг задумался Михаил Илларионович. — Он, кажется, на год старше нашей Прасковьюшки.
— Да, он родился вскоре после наводнения; значит, ему только пятнадцать.
— Сыну подыскивала невесту, когда ему еще пятнадцати лет не было, теперь за внука взялась. А кто же невеста?
— Дочь маркграфа Баденского. Маркграфиня прислала в Петербург двух дочерей на выбор: Луизу тринадцати лет и Фредерику одиннадцати.
— Кого же выбрал Александр?
— Старшую.
— А что, какова она?
— Прелестна. У нее греческий профиль, большие голубые глаза, чудесные белокурые волосы, приятный голос. Она сразу же всем понравилась. Императрица зовет ее "сиреною". И вот теперь Екатерина и весь двор изо всех сил стараются помочь неопытным возлюбленным.
— Ну, сводников и учителей цитерному искусству[9] в Зимнем хватит!
— В прошлое воскресенье на придворном театре ставили нарочито для молодого князя комедию "Новичок в любви". Александр громче всех бил в ладоши, а бабушка сияла от удовольствия, что комедия так трогает ее "ангела".
— Избалует она внука. Посмотрим, какой из Александра получится ангел. Не вышло бы так, как говорится в польской поговорке: "aniolek z pazurami" — не ангел, а черт. Сына держит в черном теле, а с внуком бог невесть как нянчится!
— Знаешь, Миша, мне очень жалко Павла Петровича, — сказала Екатерина Ильинишна.
— Да, его положение незавидное: человеку без малого сорок лет, а он все еще в наследниках ходит.
— Ты, Мишенька, съезди и в Гатчину. Во-первых, надо поздравить их: у Марии Федоровны летом родилась пятая дочь, Ольга. А во-вторых, Павел Петрович всегда так внимателен ко мне на балах: подойдет, поговорит. Не забыл, как мы детьми вместе играли на придворном театре, как танцевали и он всегда робел. Павел Петрович тепло вспоминает покойного братца Василия — Вася ведь частенько бывал у наследника. И к тебе Павел Петрович хорош. Он всех Кутузовых жалует. Съезди!
— Конечно, съезжу, — ответил Михаил Илларионович и пошел одеваться.
IIЕкатерина II встретила Кутузова по-всегдашнему очень радушно, была весьма внимательна к нему. Приняв его благодарность за столь ответственное назначение, императрица участливо справилась о здоровье Михаила Илларионовича, не забыла спросить о семье, сказав, что видела недавно "свою тезку", Екатерину Ильинишну, и что она прекрасно выглядит.
Кутузов не считал удобным спрашивать о самочувствии императрицы: она любила хвастать своим железным здоровьем и всегда подчеркивала, что ни разу в жизни не падала в обморок, как другие женщины.
Михаил Илларионович только как бы вскользь скромно заметил:
— Ваше величество одни знаете секрет вечной молодости…
(Хотя сравнивать двух Екатерин не приходилось: императрице Екатерине было шестьдесят три года, а Екатерине Ильинишне Кутузовой — тридцать восемь.)
Это замечание императрица приняла с признательной улыбкой.
Когда Кутузов в свою очередь спросил о Павле Петровиче, императрица ответила, что он благоденствует у себя в своей любимой Гатчине. И тут же полушутя пожаловалась:
— Он целую осень каждый день палил из пушек… Расстучал мне всю голову своей пальбой! — иронически улыбалась Екатерина, прикладывая пухлые, маленькие пальцы к своим чуть седеющим вискам.
— Его высочество всегда имел пристрастие к артиллерии, — с такою же улыбкой ответил Кутузов, вспомнив, как однажды в его присутствии Павел Петрович возмущенно говорил императрице о революции во Франции: "Не понимаю, чего толковать с этим сбродом? Я бы их тотчас усмирил пушками!"
А Екатерина тогда резонно заметила сыну: "Пушки не могут воевать с идеями!"
Михаил Илларионович знал, что Екатерина недолюбливает своей красивой, молодой, добродетельной невестки, жены Павла — Марии Федоровны, но вынужден был справиться и о ней.
Императрица досадливо махнула рукой:
— Что ей делается? Рисует цветики да рожает детей! Она на это мастерица!
Екатерине было не по душе, что великая княгиня хорошо играет, рисует и вырезывает на камне.
Кутузов не стал углубляться в эту тему — и так было достаточно ясно: между "большим", петербургским двором и "малым", гатчинским по-старому лежит пропасть.
Чтобы доставить императрице удовольствие, он спросил ее о внуках Александре и Константине.
Екатерина сразу оживилась. Она стала превозносить Александра — его красоту, обходительность, ум, его необычайные способности и таланты. По ее словам получалось так, что учителя и наставники не могут нахвалиться Александром, что он любит ученье, много читает и никогда не бывает праздным. Александр представлялся необыкновенным, замечательным мальчиком, равных которому нет никого на свете.
"Кажется, неглупая, рассудительная женщина, а вот об Александре судит, как всякая бабушка о родном внуке", — думал Кутузов.
О Константине императрица предпочла ничего не говорить: этого внука она не любила.
Зато точно такие же дифирамбы, как Александру, пела она его невесте, тринадцатилетней баденской принцессе Луизе.
— Вот милости просим, Михаил Ларионович, сегодня отобедать с нами, увидите эту восхитительную юную пару. Это Амур и Психея, — восторженно говорила Екатерина, провожая гостя, который уже стал откланиваться…
…В зале, смежной с "бриллиантовой", где обедала императрица, Кутузов застал несколько вельмож, приглашенных к царскому столу.
