Ричард Львиное Сердце - Ирина Александровна Измайлова
Магистр досадливо поморщился:
— Нет. Он поклялся Богом, дал слово рыцаря. Словом, вся эта чепуха для него имеет значение. Тебе этого не понять.
— Ну что вы, что вы, как же не понять? Как раз понятно. Потому вы, рыцари, так часто оказываетесь побеждёнными, что для вас имеют значения всякие слова, клятвы и прочий подобный вздор. Вот бред-то!
В глазах колдуна мелькнуло что-то вроде усмешки, и он, сделав ещё глоток, заметил:
— «Вы, рыцари», ко мне не относится. Я, как ты знаешь, всему этому значения не придаю. И легко нарушу клятву, данную при совершении крестного знамения. А вот ты, если считаешь его просто жестом, ни к чему не обязывающим, выходит, легко можешь себя им осенить. Да? Ну так осчастливь меня — перекрестись! Докажи, что и вправду не боишься креста, равно как и я его не боюсь!
На лоснящемся лице бен-Рувима появилось выражение, которое можно было бы принять за угрозу, если б само лицо не казалось таким забавно-недоумённым. Да и выражение это лишь промелькнуло и тут же сменилось прежним — спокойно-равнодушным:
— Я не боюсь креста. Но не стану осквернять себя жестом, который вы придумали, чтобы притворяться, будто сами себя распинаете! Вы играете в это распятие, хотя вам надо бы касаться вовсе не лба, плеч и чрева, а ладоней и ступней. Распинали ведь, прибивая за эти места, или я не прав? Для чего же мне уподобляться этой вашей игре и этой вашей лжи?
Парсифаль засмеялся:
— Ты ещё и пытаешься извратить смысл крестного знамения? Ну-ну! А наложить на себя крест ты не можешь потому, что вам, евреям, это делать запрещено, не так ли? Поэтому не изображай передо мной человека, свободного от каких бы то ни было условий!
Шпион, в свою очередь, захихикал, но тотчас снова стал серьёзен.
— Всему своё время, магистр, всему своё время. Когда-нибудь нам можно будет делать и это. Когда в этом будет смысл. Когда мы... мы с вами сможем править миром открыто, а не с помощью всяких там императоров Генрихов или султанов Саладинов.
— Не узнаю тебя! — удивился Парсифаль. — Ещё недавно тебя корёжило, стоило только упомянуть о том, что первыми, кто поклонился Распятому, были именно евреи.
— Это совсем другое! — сказал бен-Рувим тихо. — Это совсем-совсем другое, высокочтимый магистр. Те были не евреи. То есть они стали не евреями: их так уже нельзя называть, и они куда хуже всех остальных. Нет, я говорю о том, что кому-то, возможно, придётся называть себя христианином, исполняя при этом все правила. Но это будет возможно лишь в те времена, когда для большей части людей христианство станет внешним украшением, когда его постараются приспособить к своим надобностям, а молиться будут одному лишь золоту. Я говорил об этом там, в Палестине, с помощником великого магистра ордена, с Ожером Рафлуа. Он не понял меня. Даже он!
— А я, ты считаешь, пойму?
Магистр братства Святого Грааля подошёл к очагу, поворошил поленья длинным железным прутом. Огонь, лениво ползавший по обрубкам осины, целиком охватил одно из поленьев и взметнулся высоким языком, бросив дрожащий свет на сухое лицо колдуна. Оно как будто ещё сильнее заострилось, а взгляд устремлённых на шпиона глаз вновь наполнился зловещим зелёным блеском.
— Вы поймёте, вы как раз поймёте, — кивнул Шмуль бен-Рувим. — Рафлуа всё же пытается быть и тамплиером, и рыцарем, и слугою Князя Тьмы, и блюстителем внешних законов. Он разборчив в выборе средств. Например, его покоробило моё предложение заключить союз со Старцем горы. А вот вы на это пошли. Ещё бы не пойти, раз на Востоке Старец и его слуги обладают таким могуществом!
— Видел я их могущество! — презрительно бросил Парсифаль. — Они не сумели справиться с одним-единственным рыцарем-бродягой, с этим самым Тельрамундом. А я немало уплатил твоему Старцу. И помню об этом.
— И я помню. Но тут уж не моя вина. Придётся ассасинам в следующий раз помогать нам бесплатно. Я позабочусь об этом. До меня дошло, что Саладин умирает. Думаю, после его смерти там настанут весёлые времена, и нам надо будет постараться подольше продлить войну мусульман с христианскими странами, чтобы хорошо попало и тем и другим. Ну а когда мусульмане выживут христиан оттуда, мы напишем историю Крестовых походов, в которой докажем, что Бог, кто бы и как бы Его ни называл, был вовсе не на стороне крестоносцев. Век за веком мы будем переписывать эту историю, внушая презрение к алчным рыцарям, которые пошли воевать не за Святую землю, а, как мы напишем, только ради богатства и власти! Мы заставим смеяться над ними, а смех убивает лучше ваших мечей. Куда лучше! С рыцарством надо кончать, магистр. Вы-то это отлично понимаете. А ещё нужен страх! С теми, кто живёт в страхе, ничего не стоит справиться. Вот для этого и нужны ассасины, которые являются из-за угла ночью и днём, посреди толпы, в городе и в пустыне. Их кинжалы достают воинов и герцогов, отравленные шипы впиваются во всякого, кто мешает Старцу горы. Так пусть ему мешают те же, кто мешает нам!
Парсифаль продолжал крутить железным прутом в очаге, с кажущимся невниманием прислушиваясь к бесконечной болтовне бен-Рувима. Тот говорил о том, о чём колдун давно думал и сам, но воодушевление шпиона тревожило магистра. Колдун отлично знал, что Шмуль работает на самых разных хозяев, выбирая, кто в какой момент ему выгоднее. Правда, с тамплиерами он был связан уже много лет, и у ордена не было случая усомниться в преданности «оборотня», как звали его меж собой великий магистр и его помощники. Братство Грааля какое-то время относилось к бен-Рувиму осторожно, однако его широчайшие возможности, возникшие благодаря налаженным связям в самых различных странах, заставили Парсифаля приблизить его к себе. Сейчас тамплиер доверил опытному шпиону то, что
