Андрей Серба - Мечом раздвину рубежи
Картины– видения сменяли одна другую, действие перемещалось с суши на море, из великокняжеского терема -в болотистые леса из неведомых Витязине деревьев, в событиях принимали участие все новые лица, однако везде обязательно присутствовала юная дева-витязиня или женщина в летах, обитательница великокняжеского терема. Чем больше видела Витязиня, тем тревожнее становилось у нее на душе, она начинала ощущать себя не посторонним наблюдателем, как было всегда, а непосредственным участником разворачивавшихся перед ее глазами событий. Выходит, нечто из виденного имело отношение и к ней, затрагивало и ее судьбу. Но каким образом? Она уже на пороге смерти, никто и ничто не изменит сего положения вещей, а потому ее личная судьба не может быть связанной с участью ни одной из этих женщин, тем паче зависимой от нее. С личной судьбой – да, но ведь существует судьба Руси, служению которой Витязиня посвятила свою жизнь и которая всегда была нерасторжима с ее судьбой. Значит, сегодня боги явили ей женщину, которой суждено оказать решающее влияние на судьбу Руси, причем такое, что оно затронет и жизнь Витязини, по-видимому уже не земную, а заоблачную.
Широкая долина посреди гор со снежными вершинами, темнеющие вдали крепостные стены с высокими башнями. Ожесточенный бой между русичами и смуглыми, черноволосыми воинами с круглыми щитами и мечами, напоминающими по форме скифские и сарматские акинаки…( Акинак – слегка искривленный меч с расширяющимся и утолщенным к концу клинком.) Голубоглазый, светловолосый русич в залитой кровью кольчуге и с гривной на шее отбивается от наседавших на него чужих воинов. Дева-витязиня, прорубающаяся к нему на подмогу сквозь толпу врагов… Копье, ударившее в грудь светловолосого русича, меч-акинак, занесенный над головой юной девы. Яростная схватка русичей и врагов над лежащими рядом на земле телами светловолосого воина и витязини… Погребальный костер у крепостной стены, мертвый светловолосый русич с гривной в ладье на верху костра, ряды покоящихся ниже ладьи погибших дружинников, среди которых видна дева-витязиня…
А вот и последнее сегодня видение, слабое, со смутно различимыми фигурами. Великокняжеский терем, просторная светлица, двое беседующих в ней людей – знакомая женщина в летах и уже виденный с нею человек в черном одеянии. Но теперь в светлице два креста – один на груди мужчины в черном, другой – на женщине, а их отличие в том, что крест мужчины серебряный, большой и лежит поверх одежды, а женский крестик намного меньше, из меди и покоится прямо на теле… Кресты блекнут, исчезают, а перед глазамг Витязини появляется квадратная дощечка с нарисованным ш ней рыжеволосым мужчиной со скорбным ликом, схожая «теми, что висят в христианских храмах. Однако сия дощечке в красивом, резном золотом обрамлении висит не в христи анском храме, а в светлице великокняжеского терема!
Так вот отчего тяжесть на сердце и тревога в груди – боги предостерегали о зреющем в Киеве, причем в окружении великого князя, заговоре против веры предков, против многовекового уклада жизни русичей! Поругание веры, осквернение Перуна касается не только ныне здравствующих на земле русичей, но и пребывающих в другом мире – в вечнозеленых небесных садах Перуна. Как быть им, ежели на Руси восторжествует иная вера, вера иудея Иисуса, отвергающая прежних русских богов и посылающая мертвых русичей не к их пращурам, внукам Перуна, а в придуманные иноземцами-христианами рай и ад?…
На глаза снова опустилась ночь, поясница заполыхала огнем, дала знать о себе боль в суставах рук. И одновременно с этим Витязиня отчетливо услышала приближающиеся к ней легкие шаги. Чьи они – юной девы или женщины, будущей отступницы от Перуна? Вот шаги рядом, у валуна, и по тому, как тело вновь обволокла теплота, а душа обрела покой, Витязиня поняла, что у священного родника человек схожей судьбы, чье восприятие мира и склад характера ничем не отличаются от ее собственных в бытность девой-витязиней.
– Добрый… доброй…– прозвучал сбоку звонкий девичий голос и тут же запнулся: видимо, говорящая не знала, чего в данном случае пожелать Витязине – доброго вечера или доброй ночи.– С добрым наступающим днем,– наконец нашлась она.
– Что привело ко мне, дева? – спросила Витязиня.
– Вещунья, я не знаю, что делать… я на распутье,– сбивчиво начала гостья.– Боги создали меня женщиной-матерью, а судьбе угодно, дабы я стала витязиней. Воля Неба и зов судьбы постоянно борются во мне, не дают покоя ни днем ни ночью. Завтра я должна окончательно решить, кем быть: женщиной, дарящей новые жизни, или девой-витязиней, отбирающей чужие жизни. Дай совет, вещунья.
Витязиня особенно не вслушивалась в слова гостьи, заранее зная, что спросит сама и что услышит в ответ. Таких, как сегодняшняя дева, у священного источника перебывали сотни, и вещунья всегда знала, кто действительно нуждался в ее советах, а для кого они были бесполезны. Ко вторым относилась и эта дева, ибо ее судьба была уже окончательно решена богами, которые даже явили Витязине, где и как завершится жизненный путь гостьи. Поэтому сейчас задача вещуньи заключалась не в бесплодных разговорах о выборе девой жизненной дороги, а в том, чтобы у нее никогда больше не возникало сомнений в правильности избранного сегодня пути и, вступив на стезю девы-витязини, она принесла как можно больше пользы Руси. Но для этого не вещунья, а гостья должна убедить себя в том, что иного пути в жизни, как стать витязиней, для нее не существует.
– Ты на распутье? Это чувство было знакомо и мне. Однако я не спрашивала ни у кого совета, а сама задавала себе вопросы и отвечала на них. Но коли ты решила прийти ко мне, вопросы буду ставить я, а тебе надлежит честно отвечать на них. Отвечать не мне, а себе, дабы верно и бесповоротно избрать дорогу, по коей тебе следует идти по жизни.
– Вопрошай.
– Ты сказала, что боги создали тебя для любви и материнства, а девой-воином ты надумала стать сама. Знаешь ли, от чего тебе надлежит отрешиться? Представляешь, чего ты себя добровольно лишаешь, чего тебе никогда не придется познать?
– Знаю.
– И ты готова отречься от богини любви Лады? От красавицы девы с розовым венком на златокудрой голове? Той, чей гибкий стан охвачен драгоценным поясом, а шея и грудь убраны жемчугами? Той, которой воспевают хвалу жрицы и вещуньи, а самые красивые девы водят в ее честь хороводы? Той, чьи венчальные венцы на головы невест возлагает сам великий князь, предварительно оросив свои чело и руки в священной воде?
– Вместо богини любви у меня будет бог воинов-русичей Перун,– твердо прозвучал ответ.
– И ты навсегда готова распроститься с Лелем, старшим сыном Лады, богом любви? С нагим, белокурым, крылатым, с коим никогда не расстается Лада? С тем, который мечет из рук искры, воспламеняющие сердца возлюбленных?… Ты готова отказаться от Полеля, среднего сына Лады, бога супружества? Одетого в тонкую полотняную рубаху, с постоянной улыбкой на лице, с одним терновым венком на голове и с другим в простертой руке? От того, при котором священный рог для пития, олицетворяющий супружескую верность?… Ты не желаешь встречи с Дидом, младшим сыном Лады, богом супружеской жизни и деторождения? С самым строгим из трех братьев, обряженным в полное одеяние мужчины-русича, с венком из васильков на голове? С ласкающим в руках двух горлиц, коим надлежит следить, чтобы связь между супругами никогда не прерывалась: растеряв любовный жар, они должны остаться добрыми друзьями… Ты не страшишься никогда не встретить Дидилию, верную супругу Дида, покровительницу не только благополучных родов, но и разрешительницу неплодных женщин? Ту, что молода и прекрасна и носит на голове вместо венца изукрашенную драгоценными каменьями и усыпанную скатным жемчугом повязку? Ту, у которой одна рука разжата, ибо ею она помогает чреватым женщинам, а другая сжата в кулак, поскольку в ней заключена сила против бесплодия?… У тебя хватит сил, чтобы по собственной воле лишиться покровительства семейства богов, наиболее любимых и чтимых русскими девами и женщинами?
– Хватит, ибо на смену богам дев и женщин ко мне на помощь придут боги воинов, мужчин и витязинь. Холодный разум, крепость духа, воинскую удачу дарует мне могучий Дажбог, сохранять жизнь и беречь тело от ран будет Живот, великий живохранитель и животодавец. Успех на поле брани принесет мне неистовый Лед, а весельем и жизненными наслаждениями поделится никогда не унывающий Услад. В судьбе витязини покровительство этих богов значит куда больше, нежели Лады с ее семейством.
Голос гостьи вновь прозвучал твердо и уверенно, и Витя-зиня подивилась силе духа, позволяющей ей столь мужественно держать себя, произнося страшные для переполненной любовью юной девы слова. В том, что дело обстояло именно так, вещунья не сомневалась. Место, где она встречалась с навещавшими ее людьми, было выбрано не случайно: здесь, посреди поляны у священного источника, сходились воедино и противоборствовали друг с другом ночные силы Неба, земли и леса. Холодно-равнодушной, отрешенной от забот и страстей живых людей силе Луны, посланницы мира мертвых, противостояла жизнеутверждающая мощь пробившегося из темных глубин подземного царства к свету священного источника. Его благодатное, живительное начало обретало наибольшую мощь именно в ночи полнолуния, когда Луна в очередной раз желала явить свое всевластие над миром.
