Александр Немировский - Пифагор
И вот он уже снова в лесных дебрях, в сплетённом из ветвей и листьев шалаше, и учитель втолковывает ему одну из историй, сочинённых поэтом, имя которого Вальмики — Муравей. И он ощущает причастность к природе, позволяющую ему не только предсказывать землетрясения — этому его учил Ферекид, — но и воспринимать гармонию, возникающую при движении небесных светил.
Картхадашт
Привет тебе, дочь Океана,
Прибежище наше от бурь,
Где в берег оттенка шафрана
Вливается бухты лазурь.
С высот опоясанных Бирсы
На море взирает Танит,
И всех, кто пред нею склонился,
Она от напастей хранит.
Две декады спустя Пифагора как наварха приведённых в город кораблей торжественно принимал Малый совет Картхадашта. За длинным прямоугольным столом — советники, с каждой стороны по четырнадцать. На пальцах, а у кого и в ноздрях — золотые кольца. Двойные подбородки.
Лбы в морщинах, лысины, седины. Умные проницательные глаза, устремлённые к двери из чёрного дерева с рельефно вырезанным знаком хранительницы Совета богини Танит.
Дверь распахивается. На пороге муж в пурпурном одеянии до пят, подпоясанном ремнём из витых золотых нитей. Суффет Абдмелькарт. Рядом с ним чужеземец, совершенный, как изваяние эллинского бога, но в потёртом дорожном гиматии и босиком.
Шарканье ног, вскинутые в приветствии ладони, шелест одежд, удивлённые возгласы. Вошедший подходит к узкой стороне стола и опускается на сиденье со спинкой из слоновой кости. Советники садятся. Пока суффет представлял гостя как человека, оказавшего государству услугу, Пифагор, слушая вполуха, оглядывал лесху, великолепное убранство которой соответствовало славе и могуществу владычицы морей. На стенах поблескивали серебряные чеканные блюда и чаши, пластины, инкрустированные золотом севера — янтарём, ожерелья из драгоценных камней, раковины неведомой формы, шкуры каких-то животных.
— Как видите, — доверительно проговорил суффет, — сегодня со мной нет никого, кто должен переводить речь чужеземца. Он в этом не нуждается, ибо превосходно изъясняется на нашем языке.
Сидящие в зале оживились. Ведь из-за вражды с эллинами Сикелии недавно запрещено изучение и использование в общественных местах эллинского языка. Ловко же удалось суффёту обойти этот запрет.
Абдмелькарт оглядел зал.
— После завершения церемонии, — закончил он, — наш гость собирается обратиться к вам с приветствием. Пока же я передаю слово глашатаю.
Абдмелькарт тяжело опустился на сиденье. Глашатай зачитал проект постановления об объявлении Пифагора, сына Мнесарха, почётным гражданином Картхадашта и вручении в признание его заслуг золотой цепи.
После принятия постановления под одобрение присутствующих суффет надел на шею сидевшего рядом с ним гостя массивную золотую цепь со знаком Танит из янтаря.
Пифагор поднялся.
— Отцы великого города, — начал он, — благодарю вас за оказанный мне почёт. Я воспринимаю эту награду как воспоминание о тех далёких временах, когда ещё не было ни Мидии, ни Персии, когда не существовало вражды между финикийцами и эллинами, когда сидонянин Кадм основал семивратные Фивы, обитатели острова Эвбеи беспрепятственно селились близ Библа, когда в воображении эллинских сказителей океан был рекой, а Внутреннее море заселено Скиллой, Харибдой, сиренами и другими дивами и чудовищами. Открывателями торговли и мореплавания на этом море были ваши предки, отличавшиеся пытливостью ума и предприимчивостью. Это они проложили путь в океан, к землям, богатым драгоценными металлами. Так пусть же золото и серебро не разделяет завистью и враждой тех, кто живёт под одним солнцем, а соединяет их, как братьев, населяющих одну землю, полную ещё загадок и тайн.
Лесха взорвалась рукоплесканиями. Такой речи здесь ещё не произносил никто. Уже входя в зал совета, Пифагор обратил внимание на стену, украшенную цветными камешками, но только выходя он понял, что это начертание владений Кархедона. Синим цветом было обозначено Внутреннее море, голубым — змейки рек, жёлтым — суша, чёрными точками — города. Наряду с ливийским побережьем вырисованы треугольник Сикелии и Ихнуссы в форме следа человеческой ступни. Интерес Пифагора не остался незамеченным.
— В годы составления этого плана, — сказал Абдмелькарт, — когда был ещё жив мой дед, чьё имя я ношу, нам принадлежала большая часть побережий двух великих островов и все окружающие их островки. Тогда, как я слышал, советники проходили мимо этой карты с высоко поднятой головой, а теперь стыдливо прячут глаза. Эллины, основав многочисленные города, загнали нас в западный угол острова. Тесня сикелов, они захватили равнинную его часть, дающую им хлеб и поставляющую рабов.
— Успехи эллинов в этих морях для меня не новость, — проговорил Пифагор. — Но какое мне дело до их завоеваний и богатств. Я вспоминаю медную доску Анаксимандра, дающую поверхностные и неточные представления об ойкумене, и сравниваю её с этим великим творением, позволяющим совершить мысленный облёт островов, увидеть окружающие их островки, вступить в бухты, полюбоваться Этной. Я вовсе не думаю о том, кто сейчас живёт в этих чёрных точках. Я счастлив, что мне, первому из эллинов, привелось увидеть это чудо. Любое открытие, кому бы оно ни принадлежало — эллину, вавилонянину, египтянину или финикийцу, — рано или поздно станет всеобщим достоянием. И я это понял ещё раньше, во время странствий по миру. Многое разделяет смертных, которые его населяют, делая их врагами, — боги, языки, предрассудки. Познание мира, в котором мы живём, будет способствовать объединению народов и прекращению вражды между ними.
— Прекрасная мысль! — отозвался Абдмелькарт. — Но человечество для мира не созрело, и я не уверен, что люди когда-нибудь её воспримут.
Собрание
Приближаясь к торговой гавани, Пифагор услышал шум голосов. У борта «Миноса» теснились люди в эллинских одеяниях. Мелькнули знакомые лица. Самосцы явно поджидали его. «Конечно же, — подумал он, — давно мне пора встретиться с согражданами, не догадывающимися ни о моих планах, ни о препятствиях, стоящих на пути. Да и мне неизвестно, что их волнует, к чему они стремятся».
— Выделите представителей! — прокричал Пифагор, пробиваясь к сходням. — Нам есть о чём поговорить.
И вот представители кораблей устроились на палубе и даже на канатах и перилах. Подождав, пока смолкнет гомон, Пифагор сказал:
— Нет смысла выслушивать ваши вопросы и недоумения. Я их понимаю. Ответить на главный из них — куда мы направляемся, — не смогу: он как раз сейчас решается на совете кархедонцев. Помолимся нашей Гере-заступнице, чтобы решение оказалось для нас благоприятным.
Обведя собрание взглядом, Пифагор продолжал:
— Рассмотрим положение, в котором мы оказались. По закону войны мы — пленники Кархедона. Декаду назад мы были воинами и гребцами флота царя царей Камбиза, а ещё ранее — самосцами, которых Поликрат принёс в жертву ради спасения острова от разграбления и сохранения единоличной власти. Кархедонцы могут отнять эти корабли, а нас сделать рабами. У меня есть некоторые основания надеяться, что этого не произойдёт и нам будет разрешено выйти в открытое море. Поэтому уже сейчас надо подумать о том, кому принадлежат вот эти корабли, на которых нас отправили в египетское рабство.
— Конечно, нам! — послышался возглас. — Ведь Поликрат, посылая корабли Камбизу, от них отказался, а Камбиз кораблей не получил.
По голосу Пифагор узнал в говорившем храбреца, на Кипре едва не разрушившего его планов.
— Ты прав, Леонтион, — согласился он. — Поликрат потерял право на эти суда, а Камбиз его не приобрёл. Но это не значит, что корабли принадлежат только нам. Это собственность всех самосцев — и тех, кто остался на Самосе, и тех, кто его покинул, опасаясь преследований. И если мы не хотим нарушить божественных и человеческих законов, следует вернуть корабли тем, на чьи средства они строились. Разумней всего привести их на Пелопоннес, где находятся наши изгнанники.
— А кому нужны эти корабли пустыми? — возразил юноша. — Ведь мы оказались в морях, через которые самосец Колей проложил путь в Тартесс. Почему бы нам не направиться к океану и не возвратиться, как он, с серебряными якорями?
— Правильно! Правильно! — раздались голоса.
Пифагор поднял руку:
— Бесспорно, вернуться с серебром лучше, чем с пустыми руками. Но в Элладу уже более ста лет никто не возвращался с якорными камнями из серебра. Морями, по которым когда-то так свободно плавали наши предки, ныне владеют кархедонцы, и, поверь, они выпустят нас отсюда, лишь будучи уверены, что мы поплывём не на запад, а на восток.
