Явдат Ильясов - Тропа гнева
— Клянусь нести тебе службу до последнего вздоха!
— Слушай, — продолжал Гобрия. — Сегодня греки начнут строить мост. Иди на тот берег, собери своих воинов. Охраняйте переправу до тех пор, пока мы, персы, не перейдем через реку. Не подпускайте к Аранхе ни одного человека, враждебного нам. Понял ты меня?
— Слушаю и повинуюсь.
Бахрам еще раз облобызал ногу царя и поспешно отправился на тот берег. После его ухода горбун повернулся к царю и протянул ему шнур Шах-Сафара.
— Ну как?
Дарий разразился проклятиями и приказал Датису:
— Схвати вонючего хорезмийца и посади его на кол! И Омарга! И Томирис! Брось голову этой коварной женщины в мех с кровью, как она когда-то бросила голову Кира!
— Ты что? — Горбун предостерегающе поднял руку. — Тогда взбунтуются все хорезмийцы, дербики и саки-хаумаварка! Они ударят нам в спину, и поход сорвется,
— Что же, оставим их без наказания?
— Нет. Прикажи воинам, чтобы связали триста самых знатных хорезмийцев и отправили их в Марг. Сейчас же пошли гонцов к сатрапам Согда и Бактра, чтоб они взяли заложников от дербиков и саков-хаумаварка. Так мы свяжем эти три племени по рукам и ногам. Ни Шах-Сафар, ни Омарг, ни Томирис не посмеют выступить против нас.
— О! — радостно улыбнулся Дарий. — Ты мудр, как Ахурамазда! Эй, Мегабаз!..
Вечером по дороге в Марг отряд конных персов погнал плачущих от горя заложников из видных хорезмийских родов. Шах-Сафар рвал на себе волосы: все пропало, изменник Бахрам обманул их, как шакал глупых уток! Омарг и Томирис под покровом темноты сели в лодки, поставили паруса и отплыли на юг.
Горбун люто ненавидел Томирис. Но еще более ненавидел он всех массагетов. И ради большой местн он поступился малой. Поступился на время. Настанет час, и Гобрия своими руками огрубит голову Томирис. Это будет тогда, когда войско Дария разгромит заречных саков. Так думал горбун, отпуская царицу дербиков из лагеря.
Четыре дня наводили греки мост через Аранху. Скрепляли цепями просмоленные лодки, настилали их жердями, хворостом, тугими связками тростника, засыпали землей. Река гневно ревела, переполненная желтой водой. Вода рвала цепи, уносила лодки. Рабы, которых персы согнали к реке из хорезмийских городищ, десятками тонули в мутных волнах.
Мастер Мандрокл, грек с острова Самоса, с утра до ночи прыгал с лодки на лодку и поносил глупых военачальников. Военачальники избивали палками нерасторопных надсмотрщиков. Надсмотрщики нещадно хлестали бичами нерадивых рабов. Отдав нужные распоряжения, Мандрокл забегал в шатер на берегу и торопливо осушал чашу вина, разбавленного водой; нутро эллина не принимало крепкого варварского напитка.
— Смотри, каковы на востоке реки, привыкай к ним, — говорил Дарий моряку Скилаку. — Вернемся из похода — отправлю тебя в плавание по реке Инд. Меня давно манит золото индийцев.
«А меня. — золото персов, — думад Koэc, стратег из Митилены. — Придет время, и мы, эллины, до него доберемся».
Мост был готов. На правую сторону Аранхи вышла разведка. Она обследовала берег и доложила царю: подступ немного болотист, но для прохода войск вполне пригоден. Врагов не видно. Бахрам несет службу верно. Царь выслал на помощь «орлам» и «соколам» заслон из конных лучников и приказал начать переправу. По зыбкому мосту осторожно проехала конница. Следом двинулись боевые колесницы, слоны, пешее ополчение и обозы.
Переправа отняла еще четыре дня. Поручив охрану моста отряду мидян, царь повел войско к Синим Горам. Тут, в своем родовом стойбище, Бахрам задал пир для повелителя персов. Было съедено много мяса, выпито много вина, зацеловано много чернооких девушек.
Слух о приходе персов ошеломил правобережных массагетов. Никто не знал о беде до последнего дня! «Бахрам, старейшина рода Орла из кочевых хорезмийцев, стал другом Дария, — торопливо рассказывали вестники. — Ахеменид сказал Бахраму: покажи мне дороги, и ты станешь моим сыном, а для страны массагетов — отцом. Горе нам, люди, тигр и стервятник объединили свои силы против нас!»
Измена Бахрама вызвала среди массагетов смятение. Бахрам знает в пустыне все колодцы! Он покажёт персам все тропы! Ему известны все стоянки! Роды покидали обжитые места и поспешно уходили на юго-восток, в глубину Красных Песков, на восток, к Яксарту и на север, в страну болот. Туда и обратно скакали гонцы. Куда направятся персы? О чем думают яксарты? Как поступят авгалы? Каковы намерения тохаров? Однако ни яксарты, ни тохары, ни авгалы не знали, как они поступят — так неожиданно напали персы.
На закате солнца в городище Кунхаза примчался с юга массагёт-кочевник. Он спрыгнул с коня, сел на корточки перед вождем апасаков и сердито спросил:
— Знаете ли вы, люди, живущиё в болоте, что делается на земле?
— Дорога к нам длинна, вести идут долго, — встревоженно ответил Кунхаз. — Скажи, что делается на земле?
— Из Марга вышло огромное войско. Спереди его сопровождает дух кровопролития, сбоку сопутствуют духи горя, сзади следует дух опустошения. Отряды ведет сам царь Ирана. Персы уже в Хорезме. Бахрам, старейшина рода Орла из племени хорезмийцев, стал проводником Дария. Наступило время битв, массагеты!..
Кунхаз побледнел.
— Мы пропали. Первая стрела царя персов ударит в апасаков. Бахрам поведет новых друзей на старых недругов!
Кунхаз немедленно призвал на совет родовых старейшин. Слух о войне поразил их, точно молния.
— Вот какие дни пришли, — уныло проговорил Кунхаз. — Прошу вашего совета…
— Покинем городища, уйдем к берегу моря, укроемся в зарослях! — сказал Рустам. — Персы не посмеют пройти туда, а если посмеют, все погибнут в болотах.
— Разве это совет? — воскликнул Рами, отец Артабаза. — О чащах на берегу моря рассказывают плохое. Говорят, в них обитают огромные тигры. Шипение тысяч змей леденит в жилах кровь. Воздух наполнен тучами комаров и москитов. По ночам у воды бродят неведомые чудовища. Их страшные крики сводят человека с ума. Не ходите к морю, массагеты. Пропадет скот, пропадут люди.
— Кроме того, — добавил Кавад, старейшина рода Щуки, — персы, захватившие так много морей, рек и болот, без труда одолеют еще одно болото и доберутся до нас через самые густые заросли. Нет, Рустам, твой совет не годится.
— О массагеты! — вздохнул Хурзад, старейшина рода Змеи. — Мой совет лучше вашего — запремся в родовых укреплениях. Враги постоят у ворот и отхлынут — кто проломит стены городищ?
— Пустые слова! — вскипел Сохраб. — Сын Гистаспа — не Бахрам. Я слышал: в отрядах Дария служат наемники из стран заката. У них имеются тараны. За три дня городища будут взяты приступом одно за другим. Разбойники уничтожат нас в наших собственных жилищах — разве это не позор?
— Для чего мне твои красивые речи? — рассердился Кунхаз. — Ты лучше скажи, как мы поступим, когда подойдут персы?
— Как поступим? А что говорит завет отцов?
— «Бей врага, пока не покинуло дыхание», — задумчиво проговорил Кунхаз.
То были слова неписаного закона массагетов. Закон этот жил в крови Кунхаза, не вытеснило его бремя власти, не высушила жажда золота.
— Пока не покинуло дыхание! — повторил Сохраб торжественно. — Смотрите. — Старик растопырил пальцы правой руки. — Каждый перст сам по себе слаб. "Но когда все персты вместе, получается… что? — Хорезмиец стиснул кулак. — Сила! Нет, мы не спрячемся в родовых городищах. Мы соберемся все вместе, в один кулак, и кулак этот обрушится на персов!
— Где соберемся? — спросил Кунхаз обеспокоенно.
— Тут, в главном городище племени.
— Но здесь тесно, мы не поместимся!
— Тогда дадим персам сражение на равнине.
— Ты в своем уме? Мы наберем всего около семи тысяч воинов, персов же — сто тысяч! Они перережут нас, как ягнят!
— Так что же? — загремел Сохраб. — Зато никто не скажет: «Массагеты, увидев знамя Дария, залезли в норы, точно кроты». Если мы испугаемся врага, духи наших предков не пустят нас на небо, когда мы умрем.
«Смотрите на этого бездомного и беспосевного! — подумал Кунхаз с насмешливым удивлением. — Он держит себя так, словно с детства только и делал, что водил в поход огромные полчища».
Старейшина апасаков некоторое время молчал, кусая губы. Низменные побуждения сердца говорили: «Осади этого наглого пастуха!» Разум же предостерегал: «Не соверши ошибки! Колоти себя сапогом по голове — все равно правда на стороне одноглазого».
— Ладно. — Кунхаз тяжело вздохнул. — Сражение, так сражение. Конечно, многие из нас погибнут, но что из этого? Кто на земле не смертен? Пока дети спокойно спали в колыбелях, пока скот жирел в загонах, пока пылало священное пламя, пока стояли медные коновязи, я правил племенем с вашего согласия; плохо или хорошо— вы знаете лучше. Но факел спокойствия погас, начинается война. Изберем военачальника, как велят нам заветы отцов. Я называю имя Сохраба. Помните — когда старейшина «оленей» пришел в наше племя, он дал клятву: «В трудное время защитим тебя своими кинжалами». Это время наступило, Сохраб!
