Ольга Гурьян - Край Половецкого поля
Приказал коня оседлать, ворота отомкнуть, кричит:
— Поеду хана Гзака на единоборство вызову! Мой меч — его поганая голова с плеч! Освобожу Путивль!
Заслышала Евфросиния Ярославна его крики, выбежала, повелела своим сенным девушкам увести княжича в ее высокий терем, двери запереть, княжича сторожить, не выпускать. А чтоб скучно ему не было, пусть песни ему поют, в шахматы с ним сыграют или сказку скажут.
Позвала княгиня Евфросиния своих бояр думать, как им Путивль от напасти спасти. А бояре-то ведь все с Игорем ушли, только двое осталось: одному за восьмой десяток, другому под семьдесят.
Вышла княгиня в гридницу, на высокое кресло резное села и говорит:
— Бояре мои думствующие! Нет у нас ни храброй дружины, ни в городе сильных мужей. Почесть, одни жены с ребятами остались. Сама я женщина и ратному делу не обучена. Прошу я ваших многоопытных советов, как нам наш город от половцев оборонить.
Заговорил тут старший боярин. Собой-то сморщенный да сгорбленный он, на головенке белый пух, бороденка в три волосика, а говорит сердито:
— Отворил твой князь половцам ворота на Русь. Защищаться нам нечем, биться некому. Будем сидеть за стеной, пока стены стоят, а падут стены, так и мы костьми поляжем.
Княгиня Евфросиния отвечает:
— Мудр твой совет, а нам не годится. Я венгерского короля внучка, Осмомысла Ярослава дочь, храброго Игоря вдова, последнему Игоревичу вместо матери. Не к лицу мне сложа руки сидеть, половецкого плена дожидаючись.
Говорит второй боярин:
— Одно нам спасение, одна надежда — великий князь Киевский, Святослав Всеволодович. У него храбрые дружины победительные. Великий князь Киевский всем нам отец. Собирает под свои знамена князей со всей Руси. Зовет суздальских и смоленских, рязанских и волынских. Надо нам послать к нему быстрых вестников, рассказали бы про нашу напасть. Он нам одна помощь и покров, половцам устрашение и гибель.
Княгиня говорит:
— Тотчас поспешно послать вестников!
И еще говорит:
— Поспеют ли? Пока их ладьи доплывут по Сейму и по Десне, и нам нельзя сложа руки сидеть.
Старый боярин сердито шамкает:
— Голыми руками сколь ни махай, толку не будет.
Княгиня отвечает:
— Руки у нас голые, а сердца смелые. Не хватит мужчин, способных биться, женки в их место заступят. Не отдадим Игореву отчину врагам на поругание.
Весь день гарцевали половцы в виду путивльских стен, а путивльцы готовились к осаде. Проснулись поутру — поле чисто. Верно, узнал Гзак, что храбрые дружины Святослава прогнали Кончака от Переяславля, убоялся, как бы Святослав и к Путивлю не пришел, половцам путь в степь не отрезал, награбленную добычу не отнял.
Ночью бесшумно снялись половцы, беспрепятственно в свои степи вернулись.
Глава тринадцатая БЕГСТВО
В степи, в половецком стане, князь Игорь в плену томится. Его шатер-то коврами увешан, войлоками выстлан. Прислуживают ему любимый слуга и конюший, вместе с ним в плен взятые. Вместе с ними князь на ловитву ездит, соколов в чистое небо запускает, за длинноногой птицей дрофой по степи скачет. А устанет, к себе вернется. На шелковых подушках развалится, а уж пред ним на ковре, на шитых скатертях, на серебряных блюдах еда приготовлена. Во всем угождают половцы князю, а крепко стерегут: ни на мгновение глаз с него не спускают.
Вот как-то возвращается князь с ловитвы, шагом по становищу едет, рассеянным взглядом на чужую жизнь смотрит. А навстречу ему идет русский паренек, два ведра тащит. На одной ноге у парня тяжелая колодка, он другой ногой шагнет, а эту подтягивает, и оттого все его тело скособочено. А собой парень худой, да немытый, да всклокоченный и одет в лохмотья, половецкие обноски.
Увидел он Игоря Святославича, остановился, стоит весь дрожит, смотрит на князя, прямо в лицо ему смотрит. Приостановил Игорь Святославич коня и говорит:
— Что-то мне твое лицо знакомое.
У парнишки горло перехватило, голос прерывается, едва ответить в силах.
— Как же? — говорит. — Не признаешь меня? Я на твоей конюшне три года служил. И раньше встречались. Не помнишь?
Конюший подтверждает.
— Это правда. С нашей конюшни конюх. Вахрушкой звать.
— Правда, правда, Вахрушка я, — говорит Вахрушка. Он ведра уронил, на колени пал, руки к князю протягивает, просит:
— Спаси меня, Игорь Святославич, что тебе стоит! Спаси меня и помилуй, а я тут непременно погибну. Хозяин нагайкой дерется, с собакой из одной миски ем. Она-то сперва, а уж потом я за ней доедаю. Ой, князь, вспомни, как мы тебя тогда от Долобска спасали! Ты тогда обещался не забыть…
Он поднял лицо, Игорю Святославичу прямо в глаза смотрит, слезно молит в отчаянии:
— У меня от колодки нога отсохнет!
Игорь Святославич нахмурился, говорит:
— Негоже это, чтобы мой слуга да поганому половцу служил. Алешка!
Подъезжает Алешка на сытом коне, хорошо одет, на кулаке сокола держит.
— Алеша, — говорит князь, — поезжай с Вахрушкой к его хозяину. Выкупи его и в мой шатер приведи.
Бросил он Алешке кошель с деньгами и дальше поехал. А Алешка кошель спрятал, вместе с Вахрушкой к его хозяину вернулся.
Туг стали они торговаться. Алешка по одной монете вынимает, из рук в руки половцу передает, а весь кошель не показывает. А половец монету возьмет и опять за другой ладонь протягивает.
Наконец договорились. Сбил хозяин колодку с Вахрушкиной ноги, Алешка его с собой увел.
Привел он его к княжьему шатру, а внутрь не пустил. Велел Вахрушке все лохмотья с себя скинуть и ногой их подальше отшвырнул. Сам лохань притащил, посадил в нее Вахрушку, своими руками его из ковша водой поливает. Своим гребнем резным, костяным волосы ему расчесал. В чистую одежду одел, сапоги ему вынес, приказал обуть. Нога у Вахрушки от колодки припухла, однако в сапог влезла, просторный сапог, с Алешкиной ноги.
Вахрушка думает:
«Ах, стыдно мне, я на Алешу напраслину взвел. Думал, он только о себе хлопочет, а он вон какой добрый. Обходительный, подумаешь — тысяцкого сын. И не зазнается, ведь вот какой хороший».
Алешка говорит:
— Ну вот, теперь тебя можно князю показать. А то дух от тебя шел, будто ты навоз возил. Теперь ничего. Как будто не пахнет. — Взял за руку, в шатер повел.
Уж теперь Вахрушка другой человек стал — и сыт и одет, в княжьем шатре на кошме у порога спит, князя на ловитву сопровождает. А вечером, если не спится князю, тяжкие думы спать не дают, Вахрушка ему тихую песню на дудочке сыграет. Алешка слушает, улыбается: «Мой выученик». А свои дудочки давно забросил — глупости это!
Вот живут они так и неделю, и другую. Вдруг вбегает Алешка, лица на нем нет, страшную весть приносит.
Как разбил Святослав Киевский половцев, с позором от Переяславля отогнал, так возвращаются они теперь, будто волки злобой дышат, местью пышут. Скоро здесь будут, всех русских пленных хотят до смерти убить. А есть тут один половец Овлур, он князю бежать поможет.
Игорь Святославич говорит:
— Не могу я коварного половца лживым словам довериться.
Алешка отвечает:
— Этот Овлур муж твердый, а был оскорблен от других половцев. Не может он этого оскорбления снести. И мать его была русская, из твоей, Игорь Святославич, области.
Подумал Игорь, а не хочется ему от половецкой сабли, да не на ратном поле, а в плену позорной смертью помирать. Согласился князь, послал конюшего к Овлуру, велел ему на той стороне реки с конями дожидаться.
Вот настала ночь. В княжьем шатре тихо, ни звука не слыхать.
Говорят сторожа половецкие:
— Охраняем мы князя, будто собаки прикованные. Ни днем, ни ночью не отдохнуть нам, не повеселиться. Теперь князь спит, а нам спать нельзя. А ночь, она долго тянется, как бы нам время сократить?
Пошли тут двое, принесли на плечах подвешенный к шесту мешок из конской шкуры. А мешок полон пьяного кумыса. Пьют сторожа кумыс, хмелеют, свои степные песни запели, из-за пазухи кожаные стаканчики с игральными костями достали, мечут кости, друг друга обыгрывают.
В княжьем шатре тихо, а все ж никто не спит. А снаружи гомон все громче.
Шепчет конюший:
— Пора!
И первый, приподняв полу шатра, наружу выполз. За ним и Игорь Святославич, и Алешка, и Вахрушка ползут. Незамеченными добрались они до речки, бросились в воду, переплыли реку. А на том берегу встречает их Овлур с конями.
Коней у него на поводу три, а реку-то четверо переплыли!
Князь говорит:
— Нам время терять нельзя, не послали бы за нами погони. Алеша, твой конь посильней будет, чем у конюшего. Он двоих шутя снесет. Посади Вахрушку ксебе в седло, догонишь нас.
Ускакал князь, конюший и Овлур.