Всеволод Соловьев - Капитан гренадерской роты

Он уже о платке позабыл, как-то привык к этому неприятному ощущению во рту…

Его снесли вниз, в караульную. Сняли с него одеяло и закутали солдатской шинелью.

— А! Солдатская шинель, — подумал он. — Как же это я не догадался? Конечно, в солдатскую шинель должны закутать, во что же больше? Так будет теплее! Только вот как ноги?

Но о ногах регента никто не подумал, он так и остался босиком. Солдаты вынесли его на улицу, тут дожидалась подъехавшая карета Миниха, его посадили в карету. С ним сел офицер.

— Куда? — спросил кучер.

— В Зимний дворец! — отвечал офицер, захлопывая дверцу.

Карета уехала, и даже пьяный мастеровой не встретился ей на дороге.

Никто не знал и не подозревал, в каком странном маскарадном костюме проехался этой морозной ночью регент Российской Империи. Только солдаты, стоявшие группами около Летнего дворца, тихомолком послали ему свои неособенно любезные приветствия…

Герцогиня Курляндская, закрывшись с головой в одеяло, продолжала визжать все время, пока происходила борьба в спальне. Она перепугалась до того, что почти обезумела. Она слышала бряцанье оружия, слышала крики своего мужа, понимала, что его хватают, расслышала или, вернее, почувствовала, как он упал, как замолк, но она не решилась выглянуть из-под своего одеяла.

«Он молчит, не кричит больше, должно быть, его убили!» — И она сама перестала визжать, и лежала неподвижно, ожидая, что вот, вот, сейчас, и ее убьют. Но, может быть, ее не заметят! Надо лежать тише! И она совсем притаила дыхание.

«Уходят из комнаты! Все тихо». — Она взглянула: — «никого нет!» На полу, у постели, оторванный кусок рубашки герцога: — «что же это такое?»

Сама себя не помня, с выкатившимися страшно глазами, она кинулась из спальни, бежала по комнатам в одной рубашке и босиком, выбежала из дворца.

Солдаты, толпа… но она их не боится, она ничего не помнит; она забыла в каком она виде, не чувствует холода.

Подъезжает карета, в карету сажают кого-то. Она угадала, что это муж ее, и она бежит по двору, по снегу босыми ногами за ворота. Хочет кинуться к карете. Но какой-то солдат бросается и схватывает ее.

Она опять кричит и отбивается. Она вцепилась зубами в руку солдата, но солдат ни на что не обращает внимания и тащит ее.

— Что прикажете с нею делать? — спрашивает он, подтаскивая герцогиню к Манштейну.

— Отвести во дворец, — отвечает Манштейн и спешит скорей к Миниху за приказаниями.

Герцогиня продолжает кричать и кусаться.

— Отвести во дворец! — ворчит солдат. — Легко сказать, да как это я сделаю? И в какой дворец? Назад, что-ли, али туда, в Зимний?.. Карета-то вон, вишь, уехала, а другую где теперь взять? Что же, это, значит, на своей спине везти? Ишь, злющая, как вцепилась! Зубы-то! Зубы-то… вон до крови прохватила. Э, да где же с ней тут возиться!

Не долго думая, он отшвырнул ее от себя и быстро скрылся.

Несчастная герцогиня упала на кучу снега. Она уже перестала кричать. Она дрожала всем телом и, наконец, потеряла сознание. Долго так лежала она, раздетая, на снегу, пока, наконец, один из офицеров не подошел к ней. Он ужаснулся, увидя ее в таком положении, и крикнул солдатам.

Солдаты сошлись и окружили ее. Она не шевелится. Что же, сейчас, пожалуй, станут издеваться над нею? Да и как не издеваться! Теперь она бессильна. Еще, несколько часов тому назад, она мнила себя чуть что не императрицей; она протягивала свои руки для поцелуев сановникам и принцам; она была олицетворением человеческой гордости и тщеславия. По одному ее слову всех этих солдат и этого офицера расстреляли бы. Но теперь она бессильна! Она лежит обнаженная на снегу и только слабая дрожь, по временам пробегающая по ее членам, показывает, что она еще не умерла, еще дышит.

Ее все ненавидели, все, кто знал и кто даже не знал ее. Никто не говорил о ней ни одного доброго слова, так как же теперь не издеваться над ней! Но, между тем, ни офицеры, ни солдаты не стали издеваться.

— Ах, Боже мой! — смущенным голосом проговорил офицер. — Посмотрите, ради Бога, жива ли она? Ведь, как, бедная, выбежала! В одной рубашке! Этак схватит смертельную болезнь!

— Да! Ночка-то морозная и замерзнуть недолго! — говорит один солдат.

— Так возьмите ее скорей, разотрите, оденьте, снесите во дворец. Да бережней поднимайте! Скорей, давайте шинели! Нельзя же так! Ведь, в самом деле замерзнет!

Солдаты бережно подняли герцогиню, скинули с себя шинели, закутали ее и понесли обратно во дворец растирать и одевать. И никто не встретил их в пустых комнатах. Фрейлены и камеристки герцогини, вся многочисленная прислуга, все, даже «дуры» и карлицы, попрятались, кто куда мог, и недодавали никаких признаков жизни.

— Юлиана, куда же ты ушла? Вернись, останься со мною! Не отходи от меня! — повторяла Анна Леопольдовна, следуя за Менгден, которая вышла было, чтобы причесаться и одеться.

Юлиана вернулась. Принцесса взяла ее за руку и крепко держала, не выпускала.

— Боже мой! Что — то там такое? Посмотри на часы! — шептала она. — Как долго идет время! Что там делается?

Юлиана взглянула на часы: — Еще рано! Всего пятый час в начале.

— Успокойся, ради Бога! — сказала она принцессе. — Разве в один час можно повернуть все это дело?! Теперь, того и жди, вернется фельдмаршал и уж, конечно, наверное все благополучно: иначе он дал бы знать.

— Ах, нет! Боюсь, Юля, боюсь ужасно! Ведь, Бирон всегда был подозрительным человеком, а уж теперь с этими заговорами, конечно, принял все меры. Схватили нашего фельдмаршала, адъютанта его и всех солдат перехватали… Что ж теперь будет?

Принцесса заплакала.

Менгден не знала, что и делать с нею.

Она стала всячески ее успокаивать, но ничто не помогало.

Принцесса выпустила руку своего друга, бросилась на ковер, закрыла лицо руками и стала молиться, но молитва не успокаивала. Каждая минута казалась ей чуть ли не часом.

— Что это? Что? Юля, поди посмотри!

Юлиана выбежала из комнаты и через несколько секунд вернулась с радостным лицом.

— Все, слава Богу, благополучно! — почти закричала она. — Регент здесь!.. Схвачен… Миних идет с докладом… и уже не оттуда, не через гардеробную, а парадным ходом.

Анна Леопольдовна схватилась за сердце, так оно вдруг шибко забилось.

Неужели такое счастье? Или, может быть, Юлиана обманывает? Но нет, вот и сам фельдмаршал. На его сухом, красивом лице изображается торжество. Он, улыбаясь, подходит к принцессе. Она протягивает ему руку, она его обнимает и плачет.

— Поздравляю, ваше высочество, все благополучно!

— Друг мой! Голубчик! Я уж и не знаю, как благодарить вас, — всхлипывает Анна Леопольдовна на плече Миниха, — как же это? Что же было? Скорей… скорей рассказывайте!

— Так он здесь, здесь в караульне? — вдруг забывая свои волнения и слезы, радостно всплеснула руками Анна Леопольдовна и даже подпрыгнула, как ребенок. — Здесь? И не вырвется?

— Где уж теперь вырваться! — улыбнулся Миних.

— Но постойте! Погодите! — вдруг опять тревожная мысль промелькнула в голове принцессы. — Ведь, солдат мало, вдруг его вырвут его приверженцы?

— Какие же приверженцы? — спросил фельдмаршал. — Мало что-то он нажил себе приверженцев! К тому же, я обо всем подумал. Все, кого можно опасаться, теперь, наверно, тоже уже арестованы. Я послал Манштейна к Густаву Бирону, а другого своего адъютанта, Кеннигфельса, к Бестужеву. Не бойтесь, никто от нас теперь не уйдет.

Анна Леопольдовна окончательно успокоилась и с несвойственной ей живостью отдалась порыву вдруг нахлынувшего на нее счастья.

Она то пожимала руки Миниху, то бросалась на шею Юлиане.

— Боже мой! Чем мне заплатить вам за это? Как мне отблагодарить вас?

— Теперь об этом нечего думать, — спокойно проговорил фельдмаршал, — теперь следует заботиться только об одном: получше, покрепче вам устроиться. Да еще нужно скорей объявить принцу, а то он до сих пор, кажется, ничего и не знает.

— Ах, об нем-то я совсем и позабыла! — самым наивным тоном сказала принцесса. — Да, конечно, нужно объявить ему. Поди, Юлиана, заставь его подняться, приведи сюда.

Миних на мгновение задумался.

— Так вот что, принцесса, — наконец, сказал он, — вы подождите здесь принца. Объявите ему сами, объявите, что по всеобщему желанию вы будете правительницей, а я сойду опять вниз. Я не думаю, чтобы принц стал с вами спорить… но если понадоблюсь вам, то вернусь.

— Оставайтесь, оставайтесь, — торопливо перебила Анна Леопольдовна, — лучше вы ему скажите, вы лучше скажете.

— Нет, мне неловко, — решительно возразил Миних, — я выйду.

И не слушая возражений принцессы, он быстро скрылся из комнаты.

Через несколько минут, в сопровождении Юлианы Менгден, показался принц Антон.

— Зачем вы меня подняли? — обратился он к жене, изумленно посматривая на ее сияющее, счастливое лицо своими заспанными, несколько опухшими глазами.