Оливия Кулидж - Крестовые походы
– Ну, это просто. – С непринужденностью профессионального рассказчика менестрель посмотрел вокруг, дожидаясь общего внимания. – Король носит на пальце оправленный в золото изумруд, доставшийся ему по наследству от бабки, императрицы Матильды. Зеленого камня такого же размера не удалось найти, но король велел изготовить для Вальтера перстень с красным камнем, который он мог бы носить на том же пальце. Этот камень служил сигналом для тех, кто хорошо знает короля Ричарда.
– Это был красный перстень! – воскликнул хозяин трактира, слишком пораженный ужасом, чтобы сдержаться. – Я его видел у него на пальце. Он представился купцом, но ты сказал, – он ткнул пальцем в Вильгельма, – и ты, и ты, и ты – все вы сказали, что это переодетый король Ричард, и нужно донести герцогу Леопольду. Что станется теперь с нами?
Наступила зловещая пауза, и все эти мужланы переглядывались, думая о гневе герцога Леопольда, который, очевидно, находился ближе и был страшнее проклятий папы.
Медленно подняв брови, менестрель спросил:
– Послушайте, если светловолосый высокий мужчина заходит на этот постоялый двор и называет себя купцом, то почему вы ему не верите? Разве можно считать правдоподобным, чтобы Ричард Плантагенет доверился, даже изменив внешность, стране герцога Леопольда, чей флаг он сорвал со стен Акры и швырнул в сточную канаву?
С опаской, хотя и запоздалой, хозяин оглянулся по сторонам. Менестрель намеренно уселся со своими новыми друзьями в углу, а они, в свою очередь, не позволили другим присоединиться к их компании, чтобы менестрелю хватило денег заплатить за пиво. От профессиональной скороговорки паломника, продававшего мощи из Святой Земли как средство против свирепствовавшего в то время падежа овец, от кашля и топота входивших с холода посетителей, от выкриков, требующих еще пива, в зале трактира стоял достаточно сильный шум, перекрывавший их разговор. Хозяин наклонился вперед через стол, приблизив лицо к менестрелю.
– Ходили слухи, – быстрым шепотом произнес он, – что у побережья разбился корабль и очень знатные люди, не назвавшие своих имен, выбрались на берег. Через несколько дней здесь появился высокий голубоглазый человек с двумя слугами, и на пальце у него было кольцо с рубином. Он был так утомлен переездом, что три дня лежал пластом у меня на постоялом дворе, а его лошадь была так измучена, что не могла двигаться дальше. – Он беспомощно развел руками. – Кем мне приходится английский король и кто я такой, чтобы рисковать навлечь на себя неудовольствие нашего господина герцога? На третий день Вильгельм вскарабкался по лестнице и заглянул в комнату, где они все лежали на моей лучшей кровати. – Осуждающим жестом он указал на Вильгельма. – Ты клялся, что это был Львиное Сердце собственной персоной!
– Клялся тогда и могу поклясться сейчас, – упрямо сказал Вильгельм. – Тысячу раз я его видел в лагере под Акрой.
– Несомненно видел, друг мой, – согласился менестрель. – Но как часто ты видел там короля Ричарда, а как часто его двойника? Вот что ты мне скажи!
Но Вильгельма было не так-то легко сбить с толку. Он упорно стоял на своем.
– Когда за ним пришли, он признался, что он король, и отказался сдаваться кому-либо, кроме герцога Леопольда. Мы его пальцем не тронули, пока герцог не прискакал из Вены. Он был рад-радешенек, что враг оказался в его власти! Его посадили на коня, связали уздечку с упряжью другого рыцаря, окружили отрядом всадников, и они ускакали. И никто ничего не говорил о двойниках.
– Но если этот человек не король, – вставил хозяин, собравшись с духом, – то где же может быть сам король? Ричарду Английскому не удалось бы пересечь Австрию не узнанным многими другими людьми, которым он известен так же хорошо, как и Вильгельму. Где король Ричард?
– А, уже в Саксонии в полной безопасности, – убежденно заявил менестрель. – Понимаете, он послал двойника промчаться до Вены, чтобы отвлечь погоню, а в то же время сам, сильно изменив внешность и имея значительную охрану, отправился другой дорогой. С вашей стороны было бы благоразумно проглотить языки, чтобы герцог Леопольд не узнал, как его надули. Государи не любят, когда из них делают дураков.
Было ясно, что вся компания сильно перетрусила. Кружки с пивом стояли забытыми на столе, в то время как мужчины ошеломленно переглядывались.
– Я сделаю все возможное, чтобы сохранить это дело в тайне, – обещал менестрель, у которого были собственные причины не желать распространения слухов. – Таким скромным людям, как мы, негоже вмешиваться в ссоры сильных мира сего. Возможно, было б лучше, чтобы поменьше людей видело, как мы разговариваем. – И он затянул непристойную песню, которую запомнил в одной из таверн, где уже побывал, расследуя некоторые слухи.
Это был легко запоминающийся мотив с красивым припевом и несколькими куплетами на местном диалекте, причем каждый следующий был еще более неприличным, чем предыдущий. Посетители таверны начали отбивать такт, подпевать и криками выражать одобрение. В этой атмосфере всеобщего веселья мало кто заметил, как ушел, ковыляя, Вильгельм, за ним его дружки, и никто не обращал внимания, что хозяин разливал по кружкам пиво молча, с самым мрачным видом.
Ночь менестрель провел на лучшей кровати вместе с двумя компаньонами, и самым тщательным образом ощупал матрас и кровать. Никаких следов прежних жильцов он не обнаружил, кроме блох, которых там оказалось превеликое множество. Возможно, частично по этой причине он поднялся рано, выпил жидкого утреннего пива и поспешил по темной, холодной, грязной дороге к Вене, к которой подошел на восходе солнца, когда открывались ворота. Он заговорил с выходившим коробейником и предложил две золотые монеты за доставку сообщения в Вормс. Поскольку эта сумма была равноценна выручке за целый год, разносчик с радостью согласился. Менестрель дал ему одну монету и пообещал, что другую гонец получит, если быстро доставит сообщение. Нужно было разыскать француза из свиты некоего епископа, прибывшего из Англии к германскому императору. Разносчик должен сказать этому французу: «Леопард захватил льва. Пусть орел поспешит огласить свое требование».
Герцог Леопольд устраивал в Вене прием по случаю Рождества с пантомимами, играми в жмурки и в фанты. С легким флиртом вручались и принимались подарки. Мерцая подожженным коньяком, блюда появлялись в зале под звуки труб. Жонглеры, менестрели и шуты развлекали гостей, придворные исполнители старались расширить свой репертуар. Эти последние вовсе не обрадовались прибытию менестреля, купившего себе нарядную одежду на золотые дукаты, которые он прятал в подкладке футляра для виолы. Господа и дамы особенно приветствовали человека, говорившего по-французски, поскольку рыцарские баллады зародились именно во Франции.
Искусство менестреля вскоре получило одобрение. Он мог заставить дам вздыхать над историей сэра Гавена, придворного короля Артура, а после заставить мужчин смеяться над сказкой о мышке, выручившей льва. Молодые люди, которые желали услышать последние любовные песни, обнаружили, что он способен поистине бесконечным потоком изливать прекрасные рифмы и нежные мелодии. Все решили, что перед ними какой-то знаменитый трубадур, хотя он сам, смеясь, это отрицал и называл себя Ниманд, то есть Никто. Распространились слухи, что он рыцарь, вероятно, даже принц, странствующий, изменив внешность, из любви к приключениям.
Как бы то ни было, менестрель не мог не петь. Его даже видели во дворе за пределами главной крепости замка, где он развлекал слуг песней, сочиненной королем Ричардом, который сам был трубадуром и любил окружать себя менестрелями. С его стороны было бестактностью упомянуть короля Ричарда при дворе герцога Леопольда, и один из тех, кто слушал его из башни, посчитал необходимым намекнуть ему на это. Менестрель поблагодарил, но в тот же вечер после ужина он выбрал для двора историю о Святой Земле.
Когда неверные захватили Иерусалим и смели все королевство, словно неудержимая волна, принц Рейнальд Сидонский, поручив свой замок заботам сенешаля, отправился сдаваться Саладину и при личном общении быстро его очаровал. Принц с большим знанием дела вел беседу об арабских поэтах, даже о Коране, и султан вообразил, что его можно обратить в ислам. Рейнальд тянул время, делая вид, что готовится принять решение, а сенешаль спокойно укреплял замок и запасал провизию. Наконец Саладин понял, что его дурачили, и с почетным эскортом отослал принца к воротам замка, под угрозой смерти обязав его приказать защитникам сдаться. Рейнальд по-арабски крикнул своим людям на стенах, чтобы они сдавались, а по-французски – делая вид, что переводит, – велел стойко держаться. Замок не был взят, но Саладин был слишком мудр, чтобы поддаться обману. Однако, узнав и полюбив принца, он простил его и держал при себе, как уважаемого гостя, пока за него не заплатили выкуп.
