Уинстон Грэм - Росс Полдарк
Росс энергично качал. Первый душ не смоет всё, но, по крайней мере, станет началом. В этом он останется непреклонным. Девушка обладала истощенным маленьким тельцем, которому женственность лишь начала придавать формы. Помимо следов порки Росс увидел на спине и ребрах синяки - там, где ее колотили мальчишки нынче днем. К счастью, они, как и Демельза, были босыми.
Она никогда раньше так не мылась. Девушка фыркала и глотала воздух, пока вода порциями выливалась ей на голову, обтекая тело, и бежала дальше, впитываясь в землю. Гаррик повизгивал, но отказался сдвинуться с места и получал свою порцию воды.
Через некоторое время, испугавшись, что может ее утопить, Росс остановился, а когда струя иссякла до тоненького ручейка, пошел в кладовку и притащил оттуда первую попавшуюся под руку тряпку.
- Вытрись этим, - сказал он. - А я принесу тебе какую-нибудь одежду.
Войдя в дом, он задумался, что это может быть. Вещи Пруди, даже если и достаточно чистые, на девчушке будут висеть как на пугале. По размеру больше всего подошли бы вещи Джима Картера, если бы у него имелась какая-нибудь еще одежда, кроме той, что на нем.
Росс направился в собственную спальню и обшарил ящики, проклиная себя за то, что не подумал наперед. Он не мог вечно держать девчонку дрожащей на заднем дворе. Наконец, он подобрал собственную сорочку из голландского полотна, кушак и короткий халат отца.
Когда он вышел, то обнаружил, что Демельза пытается прикрыться той тряпкой, которую он ей дал, а ее волосы по-прежнему лежат мокрыми темными прядями на лице и плечах. Росс не отдал ей вещи, а приказал следовать за ним на кухню, где горел очаг. Ему всё-таки удалось не впустить в дом Гаррика, он подкинул еще дров и велел девушке встать перед огнем, пока она не обсушится, а потом надеть импровизированное платье, как ей вздумается. Она моргнула со слезами на глазах, а потом отвернулась и кивком показала, что поняла.
Росс отправился расседлывать Брюнетку.
Глава седьмая
Демельза Карн провела ночь в большой кровати-алькове, в которой прошли последние месяцы жизни Джошуа Полдарка. Сейчас её больше негде было разместить, а позже ей можно будет устроить спальню между бельевой и комнатой Пэйнтеров, но пока помещение забито хламом.
Демельзе, всю жизнь спавшей в крохотном коттедже на соломе и с мешком вместо одеяла, эта комната и постель казались немыслимой роскошью невообразимого размера. Одна кровать была размером с комнату, где она спала с четырьмя братьями. Когда Пруди с ворчанием и причитаниями показала девочке, где она проведет ночь, та решила, что остальные трое или четверо слуг позже разделят с ней постель, а когда никто не пришел и, похоже, ее оставили в одиночестве, она долго не могла заставить себя лечь.
Она была не из тех детей, кто заглядывает далеко вперед или глубоко задумывается, образ ее жизни этому не способствовал. В полном детей коттедже у нее не было времени просто рассиживаться и размышлять, даже работать и размышлять, да и какой был прок от того, чтобы думать о будущем, а не о настоящем, когда сегодняшний день отнимал всё время и всю энергию, а порой и все слезы? Так что инстинкт велел ей принять этот внезапный поворот судьбы как данность, пока он не закончится - с радостью, но философски, как она воспринимала драку на ярмарке.
Ее пугала лишь эта неожиданная роскошь. Она также не думала, что придется мокнуть под струей из водокачки, но грубость и наплевательское отношение к ее чувствам были для Демельзы вполне в порядке вещей, ее привычным опытом. Если бы после этого ей выдали пару мешков и отправили спать на конюшню, она бы подчинилась и решила, что всё идет как положено. Но такое развитие событий было скорее похоже на байки Старушки Мегги, которые ей, бывало, рассказывала мамаша Сампман. В этом заключалось нечто пугающее, что-то от ночного кошмара, а еще проблеск материнских сказок, где каждый спал на сатиновых простынях и вкушал с золотых блюд. Ее воображение радостно принимало такое в рассказах, но жизненный опыт ни за что не принял бы подобное в реальности. Странное одеяние было началом - оно бесформенно свисало, образуя смешные, пропахшие лавандой складки на ее исхудавшем теле, одежда была приятна, но подозрительна, да и спальня была приятна, но подозрительна.
Когда наконец-то Дмельза нашла в себе мужество испробовать постель, ее охватило странное чувство: она боялась, что большие деревянные дверцы кровати тихо захлопнутся и навсегда погребут ее здесь, она боялась, что человек, что привез ее сюда, несмотря на всю свою любезность и добрые глаза, это само зло, и как только она уляжется спать, он прокрадется в комнату с ножом или с плеткой. Да просто прокрадется в комнату. От этих страхов ее мысли перенеслись к узорам на истертом шелковом балдахине над постелью, к золотой кисточке колокольчика, к ощущениям чистых простыней под пальцами, к чудесным изгибам бронзового канделябра на шатком треногом столике у кровати, откуда свеча отбрасывала единственный огонек, стоящий между Демельзой и тьмой, огонек, который уже угасал и очень скоро совсем потухнет.
Она уставилась на темную дыру камина и начала представлять, как по дымоходу спускается нечто ужасное и спрыгивает в очаг. Демельза взглянула на старые мехи, на два странных рисунка над каминной полкой (один походил на Деву Марию), на подвешенную над дверью саблю. В темном углу у постели имелся портрет, но Демельза не разглядела его, пока в комнате находилась толстуха, а после того, как та ушла, не смела двинуться из отбрасываемого свечой круга света.
Время шло, и свеча замигала, перед тем как погаснуть, испустив к балкам потолка дымные завитки, похожие на старушечьи кудри. В комнату вели две двери, и та, что открывалась неведомо куда, представляла собой особую опасность, хотя и была плотно закрыта каждый раз, когда Демельза выворачивала шею, чтобы на нее взглянуть.
Что-то царапалось в окно. Демельза прислушалась с бухающим сердцем и внезапно уловила в этом звуке что-то знакомое, спрыгнула с кровати и метнулась к окну. Через несколько минут она догадалась, как его открыть, а потом внизу медленно появилась щель в три дюйма, и в комнату протиснулось клочковатое черное существо, Демельза сомкнула руки вокруг шеи Гаррика, чуть его не задушив от любви и тревоги, что он может залаять.
Близость Гаррика изменила всю картину. Пока Демельза несла пса к кровати, он лизал своим длинным шершавым языком ее щеки и уши.
Пламя свечи накренилось, а потом снова распрямилось еще на несколько секунд. Демельза поспешно притащила каминный коврик и еще один ковер - от двери, и из них соорудила на полу импровизированную постель для себя и щенка. Затем свет медленно погас, и пока один предмет за другим постепенно погружался в темноту, Демельза легла и завернула себя и пса, почувствовав, как и он успокаивается после перенесенных событий, а она шептала ему на ухо всякие нежности.
Опустилась темнота, и воцарилось молчание - Демельза с Гарриком уснули.
***Росс спал крепко, что и немудрено, ведь он совсем не спал прошлой ночью, но его всё равно беспокоили странные и яркие сны. Он проснулся рано и некоторое время лежал в постели, глядя в окно на яркое ветреное утро и обдумывая события последних двух дней. Бал и худая, неистовая Маргарет: общество аристократов и отверженных. Но для него ни то, ни другое не было своим. Это видела Элизабет. Это увидела Маргарет.
Потом ярмарка и то, чем она закончилась. Теперь, утром, ему пришло в голову, что вчерашний поступок с девчонкой может принести кое-какие неприятные последствия. Он имел смутные представления о том, как в таких случаях надлежит поступать по закону, к тому же смотрел на подобные вещи свысока, но полагал, что не может забрать из дома тринадцатилетнюю девочку без разрешения ее отца.
Он подумал, что поедет повидаться с дядей. Чарльз исполнял обязанности судьи больше тридцати лет, так что вполне вероятно сможет дать несколько дельных советов. Росс также размышлял об отчаянных ухаживаниях капитана Блейми за Верити. После первого танца они всё время танцевали вместе до тех пор, пока Росс не покинул бальный зал. Скоро все начнут болтать, и он гадал, почему Блейми до сих пор не поговорил с Чарльзом. Солнце уже стояло высоко, когда он отправился в Тренвит. Воздух этим утром был чрезвычайно свежим и ободряющим, цвета окружающей местности поблекли до пастельных оттенков. Даже пустынный пейзаж вокруг Грамблера не казался таким неприглядным после того опустошения, которое он ощутил вчера.
Когда в поле зрения появился дом, Росс снова подумал о том, с какой неизбежностью его отец проваливал всякую попытку построить что-либо, что могло бы соперничать со смягченной годами тюдоровской красотой старого дома. Здание не было большим, но создавало впечатление простора и явно было построено в то время, когда денег куры не клевали, а рабочая сила стоила дешево. Его построили вокруг небольшого дворика, так что главный зал и примыкающие к нему коридоры и лестницы выходили прямо к двери, большая гостиная и библиотека находились в правом крыле, а салон и маленькая зимняя гостиная - в левом, кухня и буфетная - в глубине дома, формируя четвертую сторону квадрата. Для своего возраста дом хорошо сохранился - построил его Джеффри Тренвит в 1509 году.
