Николай Задорнов - Война за океан
Шестаков удалой и смелый. Сокольников тоже не уступит ему. Летом был на шлюпке загребным, с мичманом ходил на китобоя. Было это еще в Петровском, до того, как направили его в Николаевск. Пришел с китобоя и говорит, как, мол, славно живется людям у американцев. И он этого до сих пор не забывает и вспоминает в казарме. Мол, у американцев, наверно, хозяева добрые. Он и с китобоями лопотал, говорят, что-то. А Невельской все хвалит его за способности. На все руки, мол!
Березин нынче сам слыхал, как Сокольников в лесу сказал товарищам с досадой:
— Мы, воинские, должны знать ружье, а не топор. А какое право имеет мужик заставлять нас рубить лес? Да еще тыкать кулаком в зубы! Почему нас морят голодом, а за наш счет кормят гиляков?
Березин подозревает, что разговоры про селение беглых русских на Амуре ведутся для отвода глаз. А селение англичан, женатых на японках, — сказочка, а на самом деле метит эта компания совсем на другое.
Дисциплина в экспедиции, как и всюду в армии и на флоте, должна быть строгая. А офицеры-птенчики слабы. Невельской больше грозит, чем порет. Другой бы драл команду как сидоровых коз, а держал язык за зубами. Катя его нежно просит людей не наказывать. Но такие разговоры, какие есть между людьми в Николаевском посту, по уставу не полагаются. А люди ведут их и смущают других. Березин дал тычка одному, другому, но и он не хочет за других стараться и лезть в петлю. Приходится быть осторожным, хотя при случае он перетряс бы всю николаевскую команду, как старый тюфяк. А Салов что? Он увертлив. Словно и не видит и не слышит. А услышит, когда ему прямо в рыло говорят, — покричит, погрозит, но сделает вид, что не понимает, куда дело клонится.
С такими мыслями Березин ехал из Николаевска.
В нарте у Березина — миткаль, китайка, бязь, фланель. Невельской велел скупать соболей как можно больше, товара не жалеть, чтобы перебивать у маньчжуров торг. Верно, черта ли в этом товаре, если он лежит без толку на складе! Из магазинов выскребли последнее. Невельской хочет доказать гилякам, что мы торгуем честней, чем маньчжуры, пусть, мол, гиляки, привыкают к нам и к нашему товару. А вот Кашеваров, начальник фактории и порта в Аяне, смотрит на это формально и, основываясь на распоряжениях из Петербурга, велит ни в коем случае, как он выразился в бумаге, отправленной осенью заведующему факторией Российско-американской компании и начальнику экспедиции Орлову и приказчикам Березину и Боурову, под строгую ответственность не растранжиривать товар и совершать все операции с наибольшей коммерческой выгодой. Вот и поди! А Невельской — «не жалеть товара». И Березин между двух огней!
— Не скупитесь, Алексей Петрович, — говорил Невельской, провожая его из Петровского месяц назад. — Вы поймите, что я хочу. Не бросайтесь, конечно, нашим товаром. Но поймите: из всего, что мы делаем для гиляков, важней всего торговля. Она — главный нерв. Мы должны соблюдать материальный интерес инородцев.
Березин так и поступает. Миткаль и бязь гиляки берут охотно и несут соболей, которых прежде чуть не даром за водку забирали у них маньчжуры.
Березин смеет действовать вне повелений и ответственности не боится. Миткаль еще не так пойдет, как бязь, и соболя будут перехвачены у богатых купцов вроде Муньки.
«Березин не слушает бюрократов и ради престола и отечества не жалеет ничего! Всякий из приказчиков на моем месте, получив от хозяина наказ и разрешение продавать товар дешевле цены, не гнался бы за барышами, а в лепешку разбился, но уж наменял бы соболей себе. Привез бы их и в валенках, и за пазухой. Барыш тут сам в карман просится, только не зевай. Но Березин хоть и мещанин, но не хуже мичманов и лейтенантов понимает идею и еще не прикарманил ни единой шкурки, а скупил их дивно!»
Вот и деревня. «Это Тыр знаменитый, где Геннадий Иванович геройствовал с шестью матросами «вне повелений» — испугал полсотни маньчжуров!»
Вовремя приехали. Вечереет. Берег надвигается все выше, за ним тонут, скрываются дома деревни. Сиреневая мгла. За деревней лес, побелевший от мороза. Пошли к знакомому гиляку. Дом просторный, с двумя очагами и с теплым каном. Вкусно запахло звериным салом и вареной юколой. Женщины возились у очагов. Часть дома отгорожена — там собаки. Туда понесли ведро с пареной юколой.
Березин снял тулуп и только сейчас, в тепле, почувствовал, как замерз. Казалось, насквозь промерзли и этот тулуп, и полушубок под ним, и суконная куртка, и вся одежда и обувь. Он все стянул проворно и в одной рубашке уселся на горячий кан. Березин роздал подарки — всем по куску хлеба. Моложавая гилячка засмотрелась на него, потом, улыбаясь, видно понимая, как это будет приятно гостю, подала чашку горячего жира с кусочками юколы и с насыпанной туда мороженой ягодой. Попов и казаки, так же проворно раздевшись, подсели к столику. И им подали по чашке. Рыжеватый ушастый Парфентьев поражал гиляков своим ростом и цветом волос.
Березин глотнул жирку и почувствовал, как славно жить на свете, где бывают такие перемены. Грудь сразу согрелась. Давленая брусника такая вкусная!
Березин в былые годы торговал от Компании разным товаром, в том числе и водкой. Сам всегда мог выпить и, бывало, выпивал. Но пристрастился не к выпивке, а к книге. И сейчас у него с собой водка. Но есть и книга «Отечественные записки», дал Бошняк. Там новый рассказ Тургенева, несколько раз перечитывал его Алексей Петрович. Водка с собой на случай болезни и также для угощения. А со скуки, может, и напьешься, хотя Березин умеет греться и без водки. Захмелеть в такой поездке, да еще после того, как усмирял маньчжуров и гиляцких их прихвостней на Вайде, — не дай бог! Тыр — место, посещаемое маньчжурами.
Пришел старик в лохматой шапке. Снял ее. Он лыс.
— Афони нету? — спросил старик по-русски.
— А-а, Чедано!
— Алексей!
Чедано поздоровался со всеми.
— Нет Афони! Он скоро придет сверху.
— Почему сверху?
— Пошел Амгунью на Горюн, оттуда пойдет обратно. Он ведет купца Николая.
— А-а! Эй, да ведь я первый дорогу вам на Амгунь показал!
— Что же ты не откроешь свой товар? — спрашивали Березина гиляки.
Березин уже отошел от усталости, но торговать не стал. Ему хотелось разжечь любопытство гиляков.
С охоты пришел сын хозяина, достал из мешка мерзлую рысь. Околевший язык торчит из ее пасти узким красным треугольником, на окаменевших ушах — кисточки. Гиляк стал широкой спиной к сидящим на кане, подвесил рысь под крышей.
— Правда, что они маньчжурам не позволяют с пьяными торговать? — спросил он Чедано.
Рысь оттаяла. С нее стала капать кровь.
Вечером менялись, играли в карты и рассказывали сказки.
Легли спать, как полагается, ногами к стене.
Невельской много раз предупреждал каждого уходящего в экспедицию, чтобы не нарушали никаких гиляцких обычаев, огонь из юрты не выносили, спать головой к стене не ложились.
— Мы среди многочисленного вооруженного дикого народа, — говорил он. — Помните, что, только уважая обычаи этого народа, мы сдружимся.
«Всех обычаев никто из нас не знает, может, я сам, не замечая, уж нарушал их тысячу раз! — думал Березин. — Почему головой к стене у них спать нельзя? Однако крысы по стене бегают, поэтому… Может, и в самом деле началось с крыс и вошло в обычай…
Действительно, деревня большая, гиляки — народ свирепый, прирезать человека и отобрать у него товар им раз плюнуть. Но что-то держит их, слушаются, покоряются, если скажешь, что, мол, у нас вот такое-то правило есть, водкой, мол, не спаивать… Впрочем, угостить еще придется».
Трое казаков по очереди караулили всю ночь.
Утром топограф Попов проснулся рано и долго тер глаза. Потом он сидел, о чем-то думая. Незаметно, однако, чтобы он был расстроен.
— Весна идет! — сказал он наконец и спросил: — Вы какой местности уроженец, Алексей Петрович?
— Я? — удивился Березин. — Из Сибири.
— В вашей местности хороших коров держат?
Попов мал ростом, вынослив, терпелив. Никогда никаких разговоров, кроме как о деле, никто от него не слышал.
— В вашей местности сметана бывает хорошая? — спросил он опять.
— Как же!
Попов рассказал, что видел во сне сметану и масло сливочное. Он вологодец, вырос на молоке.
— Да, но тут только во сне бывает сметана да свежее сливочное масло. А у нас на Охотском море никто и никогда не видел масла незаплесневелого.
— Масленица уж, видно, прошла, — заметил Попов и стал собираться. — Солнце светит, надо делать обсервацию. Разные сны снятся.
— И женщины?
— Как же!
— А мне нет, — соврал Березин.
В дом собрались гиляки. Начался торг. Тюки раскрылись, и казаки подавали куски товара.
— Вот миткаль! Сукно! Фланель!
Отдохнувший и повеселевший Березин распродавал кусок за куском. Появились соболя. Приходилось опять меняться, гиляки денег не знали.
