Сергей Зарубин - Трубка снайпера

– А давайте так проверим, – вдруг развеселился Поплутин. –Чего вам не жалко? Ставьте! С любого положения прострелю! Кра­сивый кисет у вас. Поставите?

– Кисет? – подумал Номоконов. – Чего ж… Давай! Ишь ты… Ну, ладно… А потом так: я ударю в твою вещь. Согласный?

– Идет!

– Погоди, парень, – остановил солдата Номоконов. – Хорошему стрелку зачем зайца в угол ставить? Далеко я уйду, в яму, на палке подниму кисет, качать буду. Просыпешь табак – через денек-другой вместе пойдем дырявить фашистов. Промахнешься – до пота пол­зать будешь, слушаться, признавать. Три патрона возьмешь.

–Договорились!

Трижды свистнули пули Поплутина – не тронули они неожи­данно уплывавший в разные стороны кожаный кисет Номоконова. Огорченный промахами, Поплутин сердито смотрел на свою вин­товку, щелкал затвором.

– Теперь твой табак сыпать будем, – подошел Номоконов. –Вали, свою поднимай коробку, как хочешь качай.

Вынул Поплутин из кармана брюк небольшой, поблескиваю­щий на солнце портсигар, улыбнулся:

– Мой кисет подороже…

' – Эх, Мишка, – покачал головой Номоконов.

– Вы чего? – вспыхнул Поплутин. – Бейте! Я только так… Еще попасть надо!

–Ставь!

Номоконов ждал новой уловки и весь напрягся. Но всё про­изошло просто. На краешке рва появился поблескивающий пред­мет, вскинулся вверх, поплыл в сторону. Поймав цель на мушку, стрелок с наслаждением нажал спусковой крючок. Почувствовав удар пули, Поплутин бросил шест и вышел из укрытия.

Присели на землю, закурили. Поплутин задумчиво смотрел на свой портсигар, пробитый пулей, трогал заусеницы большой дыры, что-то насвистывал.

– У меня, Семен Данилович, невеста есть, Лидочкой зовут, –вдруг сказал он. – Это она подарила портсигар.

– Думаешь, мой кисет хуже? – улыбнулся Номоконов. – А если бы попал? Гляди, это жена шила, бисер ставила. Марфой называется.

– Я не об этом, – отвернулся в сторону Поплутин. – Не жалко, что пробили… На память еще об одном промахе оставлю. Извини­те меня, Семен Данилович… Буду слушаться.

– Тогда домой прибежишь, – облегченно вздохнул Номоконов. –К матке да к невесте. У меня глаз шибко меткий, а вот тоже учить­ся надо. Коробку для табака купишь, не жалей. А теперь практи­куйся, не теряй время. Чего-чего я скажу, потом лейтенант научит… Вот тогда страшный будешь фашистам.

«ПАНТАЧ» ПАДАЕТ ЗАМЕРТВО

В конце ноября 1941 года на трубке, которую курил Номоко­нов, появился маленький крестик. Важную птицу подбил солдат, убедился в этом и отметил особым знаком.

Была тихая темная ночь, в воздухе кружились снежинки, когда со своей трехлинейной винтовкой снова вышел Номоконов за пере­дний край. Он хорошо подготовился к выполнению боевой задачи. Белый маскхалат, надетый поверх телогрейки и ватных брюк, не стеснял движений. На теплые шерстяные носки были намотаны портянки, поверх ботинок прилажены мягкие волосяные бродни.

Патронов много взял Номоконов – полный комплект. Были у него сухари и банка консервов.

Накануне, осматривая в бинокль квадрат, закрепленный за ним, заметил Номоконов тропинку, змейкой тянувшуюся к островку ель­ника. В лесах Валдая не раз видел солдат старые следы лосей и ясно представил, как эти звери, когда кругом было тихо, отдыхали в ельнике, а ночами ходили к озерам и вытоптали тропинку. Те­перь у рощицы – вражеская траншея, проволочные заграждения, огневые точки, минное поле. Перерезали захватчики звериную тропку. Осенними ночами немцы рыли землю и на нейтральной полосе: длинный ус новой траншеи протянулся к островку леса, в котором был теперь немецкий опорный пункт и где Номоконов охотился когда-то на водовозов. На дистанцию прицельного ружейно-пулеметного огня подходили враги, обстреливали наши око­пы, выдвигали вперед своих снайперов. Короткие ожесточенные схватки вспыхивали ночами на рассвете, в вечерних сумерках. Дей­ствовали разведгруппы и штурмовые отряды.

Неподалеку от немецкой траншеи, наполовину опоясавшей ро­щицу, виднелся большой плоский бугор со множеством пней, и лейтенант Репин предложил посидеть там в засаде. Заметил Номо­конов: собираются фашисты в укрытиях, высовывают головы, пе­реходят по траншее в лес. Осмелели враги, зашевелились! Надо было утихомирить их, заставить ползать.

Чуть ныла сломанная в детстве нога, и это тоже было хоро­шим признаком. Еще вчера понял Номоконов, что наступает нена­стье, и, когда собирался на охоту, попросил выдать простыню и белый маскхалат. Не поверил прогнозу своего солдата лейтенант Репин, куда-то позвонил, а потом чуть покраснел и выдал все, что нужно было.

Посасывая холодную, давно потухшую трубку, Номоконов крался к немецкой траншее. Большие хлопья мягко ложились на лицо, на руки и плечи, заполняли следы. Солдат часто останавли­вался, замирал, но тишина была такая, что слышалось шуршание снежинок. Спокойно было кругом, – наверное, никому не хотелось стрелять в эту мягкую ночь первого снега.

Недавно Номоконов видел у штаба полка группу пленных нем­цев, и они почему-то показались ему длинноносыми.

– Однако, шибко будут мерзнуть зимой, – улыбнулся в темно­ту солдат.

Кому как… Наверное, со страхом смотрят фашисты на пова­лившийся снег, а таежному охотнику не усидеть в блиндаже. Каж­дый год, как только выпадал первый снег, выходил Номоконов из зимовья и по-хозяйски размеренно и бесшумно шагал к облюбо­ванной пади. Может, и в Нижнем Стане идет снег? Рано проснутся сегодня звери, оставят первые следы, заквохают удивленные глу­хари, затеют свои игры белки. Осыпая пушистый снег, стремитель­но взбежит на колодину резвый соболь. Но сейчас, наверное, уг­рюма тайга, молчалива. Нет в ней былой радости охоты по перво­му снегу.

Нет и у него, охотника, хозяйского шага. Война, ночной скрад.

Номоконов обошел озеро, постоял немного и тихо тронулся дальше. Встретился первый пень, и, ощупав его, солдат прилег. Ни шороха не слышалось, ни звука, и тогда, еще более осмелев, он крадучись переполз через гребень возвышенности. Вскоре встре­тилось сухое, обгоревшее дерево со сломанной вершиной. Номо­конов видел его днем в бинокль и вот теперь так удачно и точно вышел к нему. Солдат пошарил руками возле корней, нащупал сби­тые сучья. Он знал: неподалеку, на открытой поляне, есть старые воронки и, найдя одну из них, вынул из чехла лопатку. Солдат уг­лубил яму, срезал по бокам еще не промерзший дерн, положил сверху два сучка и накрыл их простыней. Ячейка сливалась с землей. Таежный охотник был верен себе и на открытом месте не любил делать сидки, возле каких-то ориентиров – враги обстреливали их. Номоконов подгреб, примял снег, тронутый ногами, прислушался и полез в укрытие.

Несколько раз он протягивал ладони, ловил снежинки, густо сыпавшиеся с неба, а потом положил голову на руку и стал ждать рассвета.

– Вали, снег, да побольше!

Сегодня вышли все двадцать восемь снайперов. Санжиев поблизости, а там, дальше, Кулыров, Горбонос, Лосси, Канатов, старший сержант Юшманов… И лейтенант Репин вышел на свой участок. Хорошо очищает Репин от врагов свой «командирский» квадрат. И молодые солдаты залегли: Лоборевич, Медуха, Се­менов, Князев… Наверняка увеличит свой счет и Михаил Поплутин. Начать было трудно, а теперь он воюет не хуже «ста­ричков».

Месяц с тех пор прошел. В холодную дождливую ночь вывел Номоконов своего ученика за передний край. Укрылись в воронке, под клочьями старой рыбацкой сети – с берега озера прихватил ее с собой пытливый умный парень. Навалили сверху ветоши, при­жались, согревая друг друга телами, потихоньку перешептыва­лись. А в полдень, когда перестал лить дождь, увидели немца.

Неподалеку, на бугре, метрах в трехстах, вдруг появилось что-то похожее на голову человека. Чуть дрогнул Поплутин от прикос­новения руки старшего товарища, стал наводить винтовку, но голо­ва исчезла. Минут через пять гитлеровец снова высунулся из укры­тия, приставил к глазам бинокль, и в этот миг Поплутин выстрелил.

На вершине бугра появилась серая тень, закрутилась, рвану­лась. Прежде чем мог сообразить Поплутин, спустил курок Номо­конов. Серая тень подпрыгнула и затихла.

– Нохой7, – сказал Номоконов.

– Неужели промахнулся?'– встревожился Поплутин и схватил бинокль. – Куда делся немец? Откуда выскочила собака? Почему она так рвалась?

Номоконов положил руку на плечо молодого солдата, зашеп­тал, успокоил:

– Одного запиши, Миша. Есть, я видел. Хитрый был, да все равно попался. С собакой сидел.

Ночью неслышно подползли к бугру, все ощупали, забрали у сраженного гитлеровца автомат, бинокль и гранаты. Поплутин унич­тожил наблюдателя, укрывавшегося в одиночной ячейке, замаски­рованной камнями и сеном. Непонятно было Поплутину, почему гитлеровец держал возле себя обыкновенную собаку, дворняжку. Тогда Номоконов взял руку ученика и провел ею по мокрой шерсти убитой собаки. Пальцы солдата наткнулись на туго натянутый по­вод, нащупали ошейник, небольшой кожаный кармашек, прикосну­лись к наморднику, закушенному зубами… Номоконов не опускал руки Поплутина: провел ею по тугим, вздувшимся, уже холодным соскам.