Валентин Пикуль - Фаворит
— Я сочту за долг совести охранять Босфор от русских, а правоту моей миссии докажет само время.
Булгаков посоветовал послу не взирать на Россию через модный лорнет, купленный недавно в лавках Пале-Рояля:
— Моя страна живет не ради захватов, а тужится оберечь свое добро от хищников, защитить от насилия народы слабейшие. И не время приводит к опытности, а события. Одно течение времени для человечества всегда безразлично.
— Но ваша императрица…
— Подождем судить ее, — вежливо заметил Булгаков. — Египетских фараонов критиковали только после их смерти. Но при жизни они оставались непогрешимыми. Пробьет в истории роковой час, и Екатерина Великая получит на том свете свою бочку кипящей смолы. Чтобы более не касаться престолов, я вам замечу: Франция беднее России во много раз, но бюджет короля в Версале в восемь раз превосходит расходы двора великороссийского. И будет лучше, граф, если мы обратимся к вопросам коммерческим, допустим, к торговле Марселя с Херсоном, и тут мы найдем общую точку для развития благожелательности…
Но посол Версаля исподтишка уже настраивал Турцию на войну с Россией, и чем скорее, тем лучше. При очередной встрече на придворном селямлике Булгаков сказал, что французы со времен Ришелье уже достаточно пролили христианской крови, выступая на стороне султанов турецких:
— А вы не боитесь, граф, что скорое и неотвратимое расстройство дел Франции заставит вас искать прибежища в России, которую вы, версальские аристократы, столь хорошо ругаете? Уже нет дома в России, где бы не нашли мы француза — гувернером, кондитером, кауфером или просто нахлебником.
Булгаков напророчил верно: графу Шуазелю-Гуфье суждено было занять пост президента русской Академии художеств, но это случится гораздо позже, а сейчас он возмущенно ответил Булгакову:
— Не судите о нас, аристократах Версаля, по той несчастной француженке, которая живет у вас на положении содержанки…
— Вы преступили меру, сударь, — сказал Булгаков с легким поклоном. — Не возникает ли у вас благородное желание завтра утром прислать ко мне своих секундантов?
В ранний час, отъехав подальше от города, дипломаты скрестили шпаги. Клинок в руке Шуазеля-Гуфье обломался, концом лезвия он распорол мышцы на руке Булгакова.
— Политика разъединила нас, но, поверьте, во мне вы всегда сыщете искреннего друга, — сказал посол Франции.
Австрийским посольством в Петербурге заправляла сестра посла, вульгарная, очень живая графиня Румбек, которая, как никто из иностранцев, чисто выговаривала матерные ругательства, чем и потешала светское общество. Сам же посол, граф Людвиг Кобенцль, был по натуре беззаботный комедиант. Он брал уроки пения у итальянцев, сочинял сердечные драмы, которые Екатерина ставила на придворной сцене Эрмитажа, выступал в комических ролях старых герцогинь и вертопрахов, каждый раз вызывая бурные аплодисменты избранной публики.
Усталый курьер, выехавший из Вены в понедельник, достиг невской столицы в субботу. Отыскав Миллионную улицу, застроенную особняками знати, он поднялся на второй этаж посольства, волоча по ступенькам лестницы тяжелую сумку с секретными замками. Его встретил безобразный еврей-маклер, один глаз которого был заклеен пластырем.
— Давайте почту сюда, — сказал он с ужасным акцентом, — и ступайте на кухню, где вас отлично накормят.
— Я, кажется, ошибся адресом. Мне нужен посол.
— Я и есть посол его величества…
— Оставьте шутки! — сказал курьер, отступая с сумкою по лестнице вниз. — Я отвечаю за почту своей головой.
— Постойте, кого вы еще знаете в Петербурге?
— Тосканского посланника — барона Зедделера.
Пришлось разбудить Зедделера, который и подтвердил:
— Отдайте почту: ваш посол репетирует роль еврея…
Графиня Румбек через плечо брата вчитывалась в полученные бумаги. Иосиф II информировал Кобенцля, что альянс с Россией наложил на него тяжкое бремя, и он предпочел бы видеть на Босфоре чалмы янычарские, а не папахи русских казаков. Австрия, союзная России, будет и далее укреплять связи с Францией, враждебной России, и Кобенцль в Петербурге должен приложить все старания, чтобы русский Кабинет не догадывался о «двойной игре» венского правительства. В любом случае, писал Иосиф, доля австрийской добычи на Балканах в предстоящем разделе Турции должна превышать долю русских на Дунае.
— Не проболтайся об этом, — сказал Кобенцль сестре.
— А ты не вставь это письмо в свою комедию…
Безбородко вошел к императрице с докладом:
— Курьер из Вены проехал Киев, не задерживаясь для ночлега, и потому вскрыть его сумку не удалось. Сейчас он будет долго отсыпаться после тяжелой дороги.
— В каком отеле он остановился? — спросила Екатерина.
— К сожалению, курьер остался в посольстве. Думаю, что все нужное мы узнаем из перлюстрации ответных депеш Кобенцля.
— Но я, — сказала Екатерина, — все равно заставлю этого грязного скарамуша писать Иосифу то, что нам выгодно…
Назревал торговый трактат с Австрией, а любой торговый договор — хорошо замаскированный акт политический. Бурный весенний ливень опрокинулся на улицы и сады Петербурга, когда Кобенцль в карете подкатил к подъезду Зимнего дворца.
— И вы… сухой? — встретила его Екатерина.
— Да, ваше величество, хотя и добирался пешком.
— Как же вас не замочил этот проливной дождь?
— О, это целая наука! — отвечал Кобенцль, враль вдохновенный. — У меня в Вене был знакомый патер-иезуит, научивший очень ловко пробираться между падающими каплями…
Екатерина пригласила посла к столу.
— Мне так опротивела эта политика, что я рада поболтать о ваших замечательных пьесах… Кстати, кто сейчас любовником у вашей сестры? А удалось ли ей узнать новые слова из русского лексикона? Этот гадкий Безбородко измучил меня вопросами: каковы ваши торговые альянсы с иными нациями, каковы в них тарифы и… Вы что-то хотите спросить, посол?
— Мой император заинтересован в плавании по Дунаю до его устья, чтобы затем плавать и по Черному морю.
— Я не откажу ему в этой любезности… Между нами: адмирал Грейг уже составил проект штурма крепостей в Дарданеллах со стороны моря. Потемкин в восторге от его планов! [36] Передайте его величеству, что я начинаю скучать без принца де Линя.
— Вена желает знать, где сейчас Шагин-Гирей.
— Он получил от меня чин генерал-поручика и готовит с нашей помощью экспедицию для захвата власти в Исфагане.
— Вы желали бы стать и владычицей Персии?
— Нет, Россия будет хозяйкой в морс Каспийском…
Через несколько дней из перлюстрации писем Кобенцля она убедилась, что ложная информация для Иосифа изложена убедительно. Хотя веселее от этого ей не стало.
— Австрия союзница никудышная, — сказала она Безбородко. — Я вот думаю: не взять ли мне эту похабницу графиню Румбек да не вышвырнуть ли ее из Петербурга?
— Зачем? — удивился Безбородко.
— А просто так. Хотя бы ради скандала…
За ужином в Эрмитаже, когда меняли куверты, пожилой камер-лакей резко удалился. Екатерина вернула его:
— Голубчик, с чего ты на меня обозлился?
Лакей тоже был вовлечен в политическую игру:
— Не на вас, ваше величество. Но спасу нет слушать, как эта старая ведьма ругается! — И он показал на графиню Румбек.
— Идите, — спокойно ответила Екатерина.
Лакей ушел. «Старая ведьма» осталась сидеть.
— Я сказала — идите, — громко повторила Екатерина.
— Это вы мне? — вспыхнула Румбек.
— Вам. Завтра вас не должно быть в моей столице…
Утром Безбородко, еще заспанный, спросил царицу:
— Но что вам даст удаление сестры посла?
— Графиня Румбек вгрызлась в дела посольские, словно червь в яблоко. Кобенцль, поглощенный актерством, привык получать от нее советы. Сейчас, лишившись поддержки, он станет метаться, как поросенок в мешке, умоляя меня вернуть сестру. Я это ему позволю. Но за это потребую от Румбек кое-каких услуг, о значении которых сам Кобенцль не догадается…
Румбек скоро вернулась в Петербург, снова оглашая салоны каскадами тех выразительных слов, которые обычно произносят извозчики, заметив, что шлея попала под хвост лошади. Но теперь она стала тайным агентом русского Кабинета при делах посольства своего же брата. Сколько ей платила за это Екатерина — неизвестно. Но Румбек жила в России долго и зажиточно…
Шведский король Густав III большие деньги, получаемые от Версаля, тратил на вооружение страны, а малые деньги, полученные из кошелька русской императрицы, он прогулял в путешествии по Европе. Неаполь тоже входил в программу его странствий, и здесь он повстречал графа Андрея Разумовского… Король и посол воспылали друг к другу нежною дружбой. Густав III сделал официальный запрос в Петербург: он хотел бы видеть Разумовского послом в Стокгольме.
