Питер Хутхаузен - Враждебные воды
И уже в следующий миг, показавшийся всем вечностью, она начала всплывать!
Раскрученная турбина добавляла так нужного сейчас хода. Вперед, вверх, всплываем!!!
Американская подводная лодка “Аугуста”
— Господи! — все, что мог сказать акустик, с открытым ртом слушая, как подлодка, которую он считал советской, то есть вражеской, продолжала идти ко дну.
Он слышал треск и скрежет обшивки, по мере того как вода сдавливала лодку. Он понимал, что дела у русских плохи. — Докладывает акустик, — сказал он, — русские по-прежнему погружаются. Слышу шум воды, проникающей через обшивку. Ее двигатели еще работают, но… — он сделал паузу, слушая через большие наушники, — сэр, сейчас их раздавит!
Вон Сускил подумал, что так и надо этим подонкам, сунувшимся сюда на такой старой посудине.
— Старпом, отметьте координаты, может быть, они скоро понадобятся многим, в том числе советскому командованию… Стоп машина!
— Есть, — ответил рулевой.
— Скорость падает, — объявил старпом. Из сверхчувствительных гидрофонов, установленных на сферическом носу “Аугусты”, доносились ужасные звуки. Слушая их, акустик сомневался, действительно ли он хочет услышать то, что последует за этим: скрежет стали, раздираемой под сильнейшим давлением воды, грохот обломков или рев взрыва. Он слышал звук падающих на палубу тарелок. Какие звуки вырвутся из горла сотни обреченных людей? Новые наушники были хорошими, может быть, даже слишком хорошими.
Командир Вон Сускил стоял в боевом отсеке. Ни звука. Последнее, что слышали все, был грохот взрыва. Он прозвучал так близко, что на мгновение Вон Сускил даже испугался, что он произошел на их лодке. Все слышали леденящую душу фразу: “Ракетная шахта заполнена, и русские на стартовой глубине!” Был слышен вой турбины вражеской лодки, когда та пыталась резко прибавить скорость, подобно пойманной на крючок рыбе, которая пытается уплыть и спастись. Как глубоко они погрузятся, прежде чем их лодка разлетится на куски?
— Акустик! Подключи меня. Я хочу это послушать.
— Есть! — ответил акустик. Это войдет в историю подводной войны.
Вон Сускил надел наушники; теперь он мог слушать поступающую от сонара информацию. И он услышал вой турбины и воздуха в цистернах их лодки. Но кроме этого доносились еще какие-то непонятные звуки. Что-то зловещее.
Русских затапливало. Он слышал рев воды, рвущейся через трещину в обшивке, и шипение пузырьков воздуха, вырывающихся наружу через пробоину. Этот звук означал, что там гибнут люди. Такие же люди, как он, как члены его команды, за исключением того, что они были врагами. Русскими. Что же взорвалось? Если реактор, то будут загрязнены все пляжи Восточного побережья. В этом месте проходили мощные северные течения. Они разнесут радиоактивные воды от Каролины до Канады. Дьявольщина! Вспомнить хотя бы остров Трим-Айленд. Вон Сускил жил недалеко от завода. Люди тогда просто неистовствовали, а ведь загрязнение в результате аварии было незначительным. Загрязнение от К-219 просто уничтожит побережье. Интересно, сколько человек погибнет?
Тот же русский Чернобыль, только в самом центре Гольфстрима!
Если это техническая авария и с реакторами ничего не произошло, тогда всё в порядке. Американские морские базы расположены неподалеку, поэтому они смогут быстро спуститься на дно и подобрать то, что останется от русских. Очень быстро. Они уже делали это в начале семидесятых, в самом центре Тихого океана, когда затонула та старая советская подлодка — “Гольф”, К-129. Она тоже была ракетной, хотя и дизельной. Но какое дьявольское совпадение — те же цифры на борту обеих — К-219 и К-129! Исследовательское судно “Гломар эксплорер”, поднявшее К-129 с такой же глубины, еще на ходу и готово к работе. Будут ли найденные обломки представлять какой-то интерес для них? Возможно.
Даже если бы Вон Сускил и испытывал сострадание к гибнущему врагу, он был слишком большим профессионалом, чтобы понимать, что они ничем не могут помочь русским. Ничем.
— Докладывает акустик. Они по-прежнему погружаются и пытаются увеличить ход… — Внезапно он сделал паузу. — Подождите. — Из наушников вновь донесся грохот, перемежающийся мощным свистом. — Сэр, мне кажется, что русские только что продули балласт. По звуку можно судить, что они продули абсолютно все.
Командир тоже услышал это. “Какой запас воздуха на русской подлодке?” — подумал Вон Сускил. Они будут продувать балласт, пока не используют весь воздух. Это делается только в том случае, когда ничего другого уже не остается. И тогда, возможно, лодка приобретет положительную плавучесть и погружение прекратится. Ее вытолкнет на поверхность как мыльный пузырь. Это будет означать конец боевого патрулирования лодки и, скорее всего, карьеры ее командира.
Всплыть возле вражеского берега, не получив разрешения от командования, — это для подводника то же, что для надводного моряка направить эсминец на песчаную мель. Для советской команды эти, должно быть, означало ссылку в Сибирь, хотя Сибирь была намного лучше, чем ледяная бездна океана.
Ему хотелось знать, будут ли русские действовать так же, как американцы. Возможно. Проблема в том, что если после продувания всего балласта погружение не прекращается, то больше уже ничего сделать нельзя. Ничего. Такое произошло с несколькими американскими подлодками. Например, с новейшим атомоходом “Трешер” более двадцати лет назад. Во время погружения у них отказал реактор, и им не хватило энергии и воздуха, чтобы всплыть. Место аварии потом исследовали глубоководные аппараты Американского Военно-Морского Флота. Вон Сускил видел эти фотографии. Это были снимки, которые подводнику лучше не видеть.
— Они всё еще погружаются, — сказал акустик. Он наблюдал за тем, как пленка все наматывается и наматывается на бобину магнитофона. Чем больше скорость, тем легче остановить погружение. Но они не успеют набрать ее… Спасет ли их продувание балласта? Он шепотом добавил: — Не думаю, что у них получится.
Вон Сускилу не хотелось дослушивать до конца — это выше человеческих сил, — и он сорвал наушники.
Акустик не имел такого права и был вынужден вслушиваться в слабеющие звуки, идущие из глубины. Какой кошмар — слышать, как умирают… Он замер, поднял голову, затем установил фильтры, уменьшающие посторонние шумы. Характер шума, издаваемый агонизирующей русской лодкой, изменился! Разница была едва различимой, но ведь именно за то ему и платили, чтобы он улавливал даже малейшие оттенки звука. Он продолжал слушать, а затем кивнул.
— Сэр! Докладывает акустик!
— Что еще случилось? — спросил Вон Сускил. Казалось, он был недоволен тем, что его снова отвлекают.
— Сэр, русские…
— Они погибли?
— Нет, сэр! Они… — Сделав паузу, он увеличил громкость и улыбнулся. — Они всплывают, сэр!
— Очень хорошо. Рулевой, поднять лодку на перископную глубину, — приказал он. — Мне кажется, надо взглянуть на них.
— Есть на перископную глубину.
Слабое движение балласта, небольшое отклонение руля, и “Аугуста” начала медленно подниматься к залитой лунным светом поверхности океана.
К-219
05.39–44 Широта — 30.43.9 северная, долгота — 54.24.6 западная. Всплыли в надводное положение.
Отныне для всего экипажа К-219 это точное время и место их второго рождения.
С момента взрыва прошло не более двух минут. Две минуты, отпущенные К-219, чтобы погибнуть, а затем возродиться вновь.
Азнабаев дрожащей рукой отметил координаты лодки, считывая данные из инерционной навигационной системы. И на всякий случай, для себя, отметил: до ближайшего берега — Бермудских островов — четыреста восемьдесят пять миль. Но это территория врага, а до коммунистической Гаваны — тысяча пятьсот шестьдесят. Именно там должен стоять в немедленной готовности к выходу советский корабль-спасатель, и ему понадобится не менее четырех-пяти суток, чтобы дойти до них. И это при условии, что они действительно готовы, а если их готовили как и К-219?
Опыт аварий на советских атомных лодках подсказывал, что всплытие не всегда означает спасение. 8 апреля 1970 года в Бискайском заливе погибла К-8, одна из первых советских атомных лодок класса “Ноябрь”. Тогда они тоже сумели всплыть, но после объемного пожара, потеряв продольную остойчивость, она затонула, превратившись в братскую могилу на дне океана для пятидесяти двух подводников. Больше половины ее экипажа.
Есть ли у нас жертвы после взрыва? — так подумали многие, если не все.
Другим аварийным лодкам везло больше. Печально известная К-19 по прозвищу “Хиросима”, потерпев аварию ядерного реактора в Северной Атлантике 4 июля 1961 года, также сумела всплыть и была отбуксирована на базу. Она тоже была из Гаджиево. Тогда от радиационного облучения сразу погибло восемь человек.
