Валерий Осипов - Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове
- Не могу объяснить.
- Но вам же знакома эта фамилия?
- Да, знакома. Это мой однокурсник по университету.
- Тогда в чем же дело?
- Я прошу отвезти меня в крепость.
- Я не понимаю вас, Ульянов. Вы снова начинаете упорствовать.
«Молчать. Только молчать. И требовать отправки назад в камеру. Иначе не выдержат нервы. Потеряешь контроль над чувствами. И тогда возможны ошибки. А этого я себе не прощу...»
Ротмистр Лютов, потянувшись, хрустнув костяшками пальцев, поднялся из-за стола.
- Я думаю, что сегодня уже следует заканчивать вопросы, - сказал он дружелюбно, поглядывая на Сашу. - Александр Ильич устал, да ведь и мы тоже люди живые. Пора закусить, отдохнуть. Желудочный сок - он ведь не зря вырабатывается. Что там наука на этот счет говорит, Александр Ильич, а?
Саша молчал.
- Последний вопрос, - упрямо поджал губы товарищ прокурора. - На какое время было назначено покушение? Потрудитесь, Ульянов, назвать час более точно.
- Ну откуда же ему знать об этом? - добродушно рассмеялся жандарм. - Ведь Александр Ильич у нас техник. Он покушениями не занимается. Он только бомбы динамитом набивает.
Ротмистр сделал знак писарям - вызвать конвой. Иванов и Хмелинский вышли.
- Между прочим, - Лютов положил Саше сзади руку на плечо, - товарищи ваши более разговорчивы и откровенны. Я, конечно, понимаю - принципы и так далее. Но ведь этак можно и в смешное положение попасть...
Вошел конвой.
- Расстаемся не надолго, Александр Ильич, - разгладил Лютов усы. - Всего лишь до завтра. Подумайте о моих словах. Не надо усложнять жизнь себе, а заодно и нам. Помните о ваших братьях в Симбирске.
Когда Ульянова увели, Котляревский нервно встал, шумно отодвинул стул.
- Я удивлен вашей бестактностью, ротмистр, - обиженно заговорил он, собирая листы протокола. - Почему вы прервали мои вопросы? Ведь он уже начал раскрываться. Он подтвердил показания Канчера по поводу...
- А я удивлен вашей ненаблюдательностью, господин товарищ прокурора! - грубо оборвал Котляревского Лютов. - Он уже закрылся, ушел в себя, а вы все еще продолжали спрашивать о каких-то мелочах. Вы же знаете мнение государя: взяты мальчишки! Основные участники заговора на свободе. В любую минуту покушение может быть повторено!
Ротмистр грузно прошелся по комнате.
- Нужно нащупать их связи на свободе. Нужно дать понять Ульянову, что мы знаем об этих связях.
- Я полагаю, что все связи давно уже обрублены. По делу арестовано около восьмидесяти человек. Их организация полностью разгромлена.
- Когда казнили желябовцев, все тоже были уверены, что террористов в стране больше нет. Однако ровно через год Желваков и Халтурин убили в Одессе Стрельникова. Вы знаете об этом не хуже, чем я.
Лютов поправил воротник мундира, дотронулся рукой до шеи.
- Если что-нибудь подобное повторится и сейчас, нам не простят этого никогда. Вот о чем нужно думать больше всего.
Котляревский молча перебирал листы протокола.
- Завтра он заговорит совсем по-другому, - ротмистр щелкнул пальцами, сделал уверенный жест рукой. - Завтра он назовет новых участников заговора. Ему нужна ночь, чтобы решиться на это. И если он не дурак, то он понял сегодня, что нам от него нужно прежде всего. А он далеко не дурак, и мы с вами имели возможность убедиться в этом.
Глава шестая
1
Симбирский холм - посредине России. Скачи от него в любую сторону - одной и той же длины будет дорога до края русской земли... Крестами и куполами своих соборов высоко вознесен холм над Волгой - похож на шишкастый шлем на голове былинного богатыря, врос в местность лобасто, плечисто, осанисто, кряжисто. С вершины его, как с дозорной вышки, гляди не наглядишься. Особенно в начале весны, когда новой синью распахнуты далекие горизонты и, предшествуя разливу вод, переполнена половодьем света бездонная чаша неба над головой.
Весна идет с юга, из-под Астрахани, след в след за солнцем, рождая новые краски, звуки, пробуждая соки земли, настраивая голоса и сердца на юный, светлый мажор. Ушли на север, в Казань и Нижний, кривые дороги: теперь там не в санях, в корытах ездить. Последние метели-пощелейницы еще стеклят лужи, но зиме все равно конец: громче песня большой синицы, осыпаются семенами сосновые шишки, серебристым теплым инеем опушила верба свои первые почки.
Снега лежат еще синие, спокойные, хотя и знают, что лежать им осталось совсем недолго: сквозь них уже проступают будущие голубые прожилки ручьев, нетерпеливое мартовское солнце уже высвечивает под ними дерзкую зелень будущих трав.
Огромной, теплой, щедрой волной идет по земле начало весны. Солнце, готовясь перешагнуть из южного полушария в северное, проводит смотр птичьим караванам перед Дальними путешествиями и, расчищая птицам дорогу от зимних туманов и февральской хмари, открывает ледоход сначала на небе, пуская первыми в путь лебединые стаи кучевых облаков. На их белом фоне картечью рассыпается воронье; скрипя обмороженными голосами и крыльями, кружат они друг над другом высоко в поднебесье, сшибаются и разлетаются в разные стороны, гортанно и хрипло покрикивая друг на друга, роняя вниз черные перья на прыгающих между сутулыми сугробами уставших от январских драк растрепанных воробьев...
Володя отвернулся от реки. Смолисто желтели стены домов в Подгорье, веселыми пятнами вспыхивали на солнце новые крыши. Хозяева чинили покосившиеся заборы - на снег летели кудрявые стружки. Цвели красными женскими платками лестницы и спуски, горбатились рыжие дороги. Четко печатались следы саней на поворотах. Деревья делили небо розовыми ветками, облака цеплялись за сучья, теплой влагой веяло от земли и от неба, все было наполнено ожиданием близких перемен, жаждой обновления, и казалось, что пройдет еще несколько мгновений, и все вокруг изменит свой вид - растают снега, вскроются реки, пробьется наверх трава и небо заполнится клекотом и журканьем перелетных птиц.
- Во-во оборвется, - неожиданно сказал кто-то сзади.
Володя обернулся. Позади него, мечтательно щурясь на Волгу, стоял молодой синеглазый крестьянин в рыжем, высоко под мышками подпоясанном армяке и новых желтых лаптях.
- Что оборвется? - не поняв, переспросил Володя. Синеглазый крестьянин провел варежкой по верхней губе, улыбнулся, бойко затараторил на манер приказчиков из магазина Юдина.
- Позимье, говорю, баринок, должно враз окончиться. Перестоялась ноне зимушка-то. Тимофей-весновей уж прошел, а мы - в город собираться - боимся сани запрягать: не придется ли бросить где, а коня в поводу домой вести... Одно слово, враз все оборвется.
- Может быть, - неопределенно сказал Володя.
- Оно, видишь ли, другой раз как получается, - придет весна ранняя, да ничего не стоит. Затает рано, а не растает долго. Как говорится, обнадейчивая, да обманчивая... А поздняя веснушка - она не обманет.
- Еще морозы могут ударить...
- Мартовский морозец с дуплом, - прищурился синеглазый, - не настоящий. Зима-то теперь и спереди и сзади.
- А как вы думаете - теплая в этом году будет весна? - спросил Володя, искоса поглядывая на молодого крестьянина. - Волга широко разольется?
Мужичонка сдвинул на лоб суконную колпачного вида шапку, поскреб в затылке.
- Про это дело, барин, старики хорошо знают, которые много годов землю топчут и примечают, что и как получается... Все же скажу тебе так: у нас по крестьянству перелетные птахи всем загадкам ответчицы. Садится, скажем, грач сразу на гнездо - весна будет общая, дружная. А ежели гусь низко летит - воды талой совсем не прибудет...
- А если высоко?
- Тогда жди большой воды. А вода и хлебу родительница, и всякой зелени. Вода на лугу - сено в стогу... Теперь возьмем утицу дикую. Прилетела она, матушка, сытая да ленивая - жди отзимка. А там и лето с градом - ни пахать, ни сеять нет резону. Все овсы побьет.
- Что же, совсем не пахать и не сеять?
- Совсем - нельзя, голодень удавку набросит. Но и на большой приварок не надейся.
- Так какая в этом году весна ожидается?
- Видишь ли, барин...
- Вы меня, пожалуйста, барином не называйте. Я не барин.
- А кто же будешь? Из дьяконов?
- Учащийся.
- Ну, да... оно, конечно... Так вот, милый ты человек, ничего нам про нонешние погоды еще не известно... Вот пройдет Прокоп-перезимний, последние сани на гвоздь повесит, тогда на Евдокею-плющиху старцы и скажут, когда пахать, чего сеять...
- А что это такое - Евдокия-плющиха?
- Это, парень, заглавный день всей весне. С ее весь новый год, вся новолетия начинается... Будет, к примеру, Евдокея красна - придет и лето доброе и теплая весна... А не снарядит Авдотья на пироги - протягивай, хрестьянская душа, ноги.
Володя улыбнулся.
- А вы образно выражаетесь.
- Кого?
- Хорошо, говорю, рассказываете о весне. Складно и красиво.
