Валерий Волошин - Ленинград — срочно...

— Это Горелов, — уточнил Бондаренко, — помощник начальника установки.

— Во-во, он самый. Такую идею предложил — дух захватило! Можно создать телевизионную установку, которая сигнал с осциллографа «Редута» сразу передаст на главный пост. Представляешь, сколько сразу времени сэкономим. Ведь картинку, разворачивающуюся перед глазами старшего оператора, будет одновременно видеть и дежурный офицер главного поста. Тот сразу сигнал на КП: налет!..

— Голубчик, предложение технически очень смелое, — подтвердил Форштер. — Горелов уже давно работает в области передачи телевизионных сигналов на большие расстояния, с довоенного времени. Думаю, если создать ему необходимые условия, он сможет осуществить свою идею.

— Поэтому я у тебя его заберу, пусть на главном посту работает, — заключил Соловьев.

— Не отдам. Что хотите делайте… Я до самого товарища Жданова дойду, а не отдам! — взволнованно выпалил Бондаренко.

— Что-о?! Не слишком ли много на себя берете, капитан! — гневно засверкал глазами Соловьев.

— Но поймите, товарищ полковник, — оправдывался Бондаренко, — сами убедились в том, что только при наличии хороших инженеров «Редут» может выдать тот максимальный результат, который удовлетворит ПВО. А тут — со штатами неразбериха, для станций только подбираем позиции, пытаемся настроить аппаратуру, радиомастерской даже нет! — повернулся он к директору завода. Но тот безучастно смотрел в окно. — И потом, я давно знаю об идее Горелова. И Осинин, и сам он — все уши мне прожужжали.

— Как! И ты молчал?.. Да я тебя за это, знаешь… — возмущенно повысил голос Соловьев.

— А зачем раньше времени языком чесать? Если бы я вам обо всех идеях докладывал, которые выдвигают инженеры, операторы, радисты — у вас бы голова кругом пошла. Вы только моего Осинина послушайте — столько предложений! А возможности?..

— Вот я и хочу Горелову предоставить возможности для работы.

— Очень хорошо. Но только, товарищ полковник, не забирайте инженера из батальона. Мы уже думали с Осининым, с Ермолиным советовались. Пусть Горелов на пятом «Редуте» и проводит свои изыскания, помощников ему выделим. Тем более теперь станция будет находиться на здании НИИ. Он может там даже опыты лабораторные проводить! Так и сформируется наша радиомастерская.

— Ох и хитрый же ты, капитан, — не то осуждающе, не то с похвалой пробасил Соловьев. — Ладно, будь по-твоему. Но только я тебя в покое не оставлю, пока вы с этим сержантом не поставите мне на главный пост телевизоры.

Бондаренко вылез из машины. «Эмка» рванула, обдав капитана мелкими брызгами. Он с минуту постоял, глядя ей вслед, потом пошел к своему зеленому, в пятнах лимузину…

Из дневника старшины Михаила Гаркуши:

«Переехали в город. Паршивая штука — воющие бомбы. Самолеты налетают до двенадцати раз в сутки…

Несколько бомб упало во дворе штаба. Убит красноармеец Олейников. Тяжело ранены Исмагулов, Манжос, легко — Макаров, Монахов, Галинов.

Дом напротив нас разрушен. Какой-то девушке осколками перебило обе ноги. Ее нашел Устюжинов в развалинах. Отправили в госпиталь…»

Как ни старался Купрявичюс настроить приемник, изображение отраженного сигнала на экране не улучшалось.

Инженер отложил в сторону отвертку и вышел из аппаратной.

— Ну что? — спросил его Ульчев. Купрявичюс покачал головой. Посоветовал:

— Не следует пока рыть блиндажи. Придется, наверное, переезжать. Искать более подходящее место.

— Комбат приказал развернуть «дозор» здесь, — возразил Ульчев и вдруг резко спросил — А может, вы мудрите, в позиции ли дело?..

Купрявичюс вспыхнул:

— Нет, это черт знает что! Идите, сами попробуйте, — показал он на дверь фургона.

— Я не инженер.

— То-то же!

Подкатила черная «эмка». Из нее вылезли высокий полковник и неуклюжий штатский в ватных штанах и телогрейке.

— Начальство пожаловало, сам полковник Соловьев! — изумился Ульчев…

Вскоре уже на всю округу гремел голос полковника, который поверг Купрявичюса в отчаяние.

— При чем здесь комбат?! Вы как инженер установки куда смотрели? Почему не подсказали, что условия тут не соответствуют техническим требованиям? — отчитывал он Купрявичюса.

Штатский — директор радиозавода, тоже подлил масла в огонь:

— А как вы, милостивый государь, думаете питать «Редут»? От силовой машины? А где брать бензин? Электричества нет!

— Есть электросеть… — тихо возразил Купрявичюс. — На ириновских торфоразработках.

— Значит, и «Редут» нужно ставить в Ириновке. Свертывайтесь! — приказал полковник. — А по поводу вашей нерасторопности будет особый разговор.

…Колонна медленно потянулась назад, от озера к Ленинграду, мимо Ваганова, в шести километрах от которого приютилась на длинном узком косогоре деревенька Ириновка. На самом холме у околицы в туманной дымке вырисовывались очертания церкви. Купрявичюсу понравилось это место еще тогда, когда они проезжали мимо деревни, направляясь к Ладоге. Теперь же он выпрыгнул из кабины и зашагал по лужам в хвост колонны, к «эмке».

— Что стряслось? — вышел из нее Соловьев.

— Товарищ полковник, вот отличная позиция для «Редута», — показал Купрявичюс на косогор. — В тот сарайчик у церкви загоним установку, антенну — наружу, замаскируем — никто не догадается. И для землянок удобно, прямо в откосе их выроем — получится что-то вроде пещер.

— А где линия электропередачи? — спросил Форштер.

— Если напрямую, то километра два-три будет.

— Не пойдет, — развел руками директор завода. — Место хорошее, а не пойдет. Так вот-с, друг мой. Не сможете вы подсоединиться к электросети, придется новую линию тянуть. А для этого не дни, месяцы потребуются.

— Надо будет, и в дни уложимся, — не сдавался Купрявичюс.

Подошедший Ульчев поддержал инженера:

— Конечно, построим, чего там…

— Действуйте, — махнул рукой Соловьев. — Ты, лейтенант, затаскивай на гребень станцию и приступай к оборудованию позиции. А ты, коль проявил инициативу, — он смерил пристальным взглядом Купрявичюса, — иди в контору торфоразработок. Договоришься там о прокладке линии.

Но когда Купрявичюс приехал в Рахья, где находилось управление, и встретился там с техническим руководителем торфоразработок, то упал духом. Нет, подключиться к линии было можно, только напряжение ее — три тысячи вольт. А это значило, что следует потом еще монтировать понижающую подстанцию.

— Коль такое дело — пособим. Дам я тебе двух спецов. Они хоть и бабы, но электрики высокой квалификации, — попытался успокоить техрук Купрявичюса.

— Да разве нас всего два монтера выручат, тем более женщины?!

— Не скажи, не скажи. Они вкалывают похлеще иного мужика, без нытья…

На прокладку линии электропередачи вышел весь расчет, не считая дежурной смены и часовых. Бойцы валили лес, рыли ямы, ставили столбы, монтеры тут же взбирались на них, вешали крючья, протягивали кабель… Это был чудовищный, адский по тяжести труд войны.

Они протянули «высоковольтку» и установили понижающий трансформатор за двое суток! Зато теперь «Редут-6» «видел» великолепно.

Наконец-то Николая Калашникова снова включили в боевой расчет. Только не на «четверку», а старшим оператором «Редута-7».

В Манушкино прибыли под вечер. Всеми работами по оборудованию «дозора» руководил инженер батальона Осинин, и Калашников старался быть к нему поближе.

Засветилась на экране полоска электронной развертки. Калашников смотрел на нее, комментируя малейшее изменение зубцов-импульсов отраженного сигнала.

— Товарищ воентехник, смотрите, какая четкая картинка «местников», уж я ее, дорогушу, запомню! Наверное, лучше всего зарисовать, как вы считаете? Тогда ночью разбуди — и тут же воспроизведешь! А вот цель!

— Ну-ка, ну-ка…

— Да вот же, товарищ воентехник, смотрите, — ткнул Калашников в едва заметную, с волосок, полоску. — Видите теперь? Одиночка, от нас отдаляется. Интересно, что за самолет?

Осинин взял отвертку, подкрутил потенциометр настройки, и полоска проступила на экране четко, обозначилась ее вершина.

— Нет, это не бомбардировщик.

— Почему ты так решил?

— Понимаете, товарищ воентехник, у «юнкерса», например, вершина должна быть более пологая… Вот я чудак-человек, кому объясняю? — хохотнул неожиданно Калашников. — Вы ведь сами нам об этом на занятиях рассказывали! А эту отметочку, — он снова показал на экран, — я тоже запомню…

Они работали до полуночи. Утром, чуть свет, Осинина снова удивил Калашников, сидевший на пеньке невдалеке от шалаша-землянки и что-то записывающий в тетрадь.