Виктор Поротников - Спартанский лев
Задержавшись на пороге, она оглянулась на Симонида, который в нерешительности топтался на месте, переводя взгляд с Клеомброта на Леонида. Ему очень не хотелось показаться бестактным перед хозяином дома.
Леонид выразительно кивнул, тем самым позволяя Симониду последовать за Горго.
— Иди, иди, не смущайся! — с усмешкой обронил Клеомброт. — Подобные выходки Горго обычное дело, л Оказавшись наедине с царицей в полутёмном смежном помещении, из которого вели двери во внутренний дворик и на женскую половину, Симонид почувствовал, что та взяла его за руку. Он ощутил её волнение, поэтому заволновался и сам.
Попросив у Симонида прощения за испорченную по её вине песню, Горго вдруг заговорила о спартанском юноше Леархе, который этим летом стал победителем на Олимпийских играх в пентатле и должен был поехать на зимние Немейские игры, чтобы состязаться там в двойном беге.
— Я хочу попросить тебя, Симонид, сочинить эпиникию в честь Леарха, — тихо проговорила Горго, запинаясь. — Если конечно... Если конечно он победит. Я готова заплатить тебе, сколько ты скажешь.
— Этот юноша, наверно, твой родственник, царица? — осторожно поинтересовался Симонид, мягко завладев рукой Горго.
— Нет, он не родственник, — тихо ответила та. — Я люблю его!
Это признание растрогало Симонида до глубины души. В этот миг ему стало ясно, какая глубокая пропасть разделяет Горго и Леонида. Причина этого даже не в возрастном неравенстве. Просто Горго создана для мужчины иного склада.
— Я обязательно поеду на Немейские игры, царица, — сказал Симонид. — И если боги даруют Леарху победу в двойном беге, то я непременно сочиню эпиникию в его честь, денег за это я с тебя не возьму, ибо твоё доброе расположение ко мне есть лучшая награда.
И, наклонившись, Симонид поцеловал Горго руку.
ЛЕОТИХИД, СЫН МЕНАРА
Так получилось, что Немейские игры совпали с приездом в Спарту послов с острова Родос.
Царь Леонид, поначалу горевший желанием поехать в Немею, мигом отказался от этого намерения, когда узнал, какая беда привела родосцев просить помощи у спартанцев.
Родосские послы, их было двое, в присутствии эфоров, старейшин и обоих спартанских царей поведали о тех бесчинствах, которые творят персы на острове.
— Родосская знать унижена тем, что персы взяли в заложники высокородных дочерей, которые ныне пребывают в гаремах у персидских вельмож, — перечисляли свои обиды послы. — Юношей-заложников персы обратили в евнухов. Наши сограждане лишились всех боевых кораблей, персы отнимают у нас даже корабельный лес. Персидский царь обложил Родос высокой денежной податью. И это, невзирая на то, что родосцы не принимали участия в Ионийском восстании. Родосцы даже не пускали к себе беглых карийцев, на которых была кровь персов. Варвары довели нас до отчаяния. Наши сограждане тайно связались с жителями острова Кос, которые родственны нам по языку и обычаям, и, узнав, что у тех столь же плачевное положение, предложили косцам поднять восстание против варваров.
Косцы выразили готовность расквитаться с персами за свои унижения, но при условии, что в этой войне их поддержит Спарта. Ведь общеизвестно, что Спарта — сильнейшее государство в Элладе. К тому же спартанцы говорят на том же дорийском диалекте, что и обитатели Коса и Родоса.
Народное собрание родосцев постановило просить спартанцев заступиться за своих соплеменников, терпящих незаслуженные обиды от варваров.
Выслушав речи послов, государственные мужи Лакедемона долго и озадаченно молчали. Кто-то из старейшин был согласен оказать помощь родосцам и косцам. Однако право объявления войны было у эфоров,по лицам которых было видно, что ввязываться в войну с персидским царём, да ещё посреди зимы, когда в Элладе никто не воюет, они явно не хотят.
Перед тем как приступить к прениям, эфоры попросили послов удалиться из здания герусии.
Прения открыл эфор-эпоним Евксинефт, высокий длиннобородый муж, в больших голубых глазах которого сквозили надменность и ум. Длинные вьющиеся волосы живописно обрамляли его волевое лицо с прямым носом и твёрдым росчерком губ. Гиматий Евксинефта не блистал новизной, как и старые потёртые сандалии на ногах. Гоняться за богатством и внешней роскошью в Лакедемоне считалось постыдным, поэтому спартанские граждане, и родовитые в том числе, ходили порой в рваных или заплатанных одеждах, тем самым демонстрируя своё презрение к щегольству.
— Родосцы сказали много, но не всё, — начал свою речь Евксинефт, поднявшись с кресла. — Послы забыли, и, я полагаю, намеренно, упомянуть, что незадолго до высадки персов на Родосе близ этого острова был потоплен финикийский корабль с отрядом персов на борту. И потоплен, по всей видимости, родосцами. Никто из команды того финикийского судна не спасся. Персидский царь потребовал у родосцев возмещения убытков и наказания для тех, кто истребил его воинов. Родосцы ответили надменным отказом. И тогда персы высадились на острове, посчитав, что родосцы замышляют зло против них.
Вот почему персы отняли у родосцев их боевые корабли, взяли заложников и обложили Родос высокой податью, как завоёванный силой. Мстительность и подозрительность у варваров в крови.
В конце своей речи Евксинефт предложил отказать в помощи родосцам, поскольку, по его мнению, в своей беде они виноваты сами. Воевать с персидским царём он считал делом не только бессмысленным, но и несправедливым: получится, что спартанцы сочувствуют беде родосцев, не принимая во внимание их вину перед персами.
Прочие эфоры единодушно согласились с мнением Евксинефта.
Среди старейшин такого единодушия не было. Многие из старцев, выступая один за другим, как могли ругали персов и выгораживали родосцев, настаивая на объявлении войны. Главным аргументом их было то, что сегодня персы хозяйничают на Родосе и Косе, завтра приберут к рукам остров Карпафос, тоже населённый дорийцами, далее захватят Крит, от которого до Пелопоннеса полдня пути по морю на быстроходном корабле.
— Ионийцы потому и потерпели поражение от персов, поскольку не получили помощи из Эллады, — с осуждением сказал кто-то из старейшин, непримиримо настроенный против персов. — Варвары сровняли с землёй Милет, завладели проливами в Пропонтиде[87], подчинили своей власти все острова в восточной части Эгейского моря. Если бы в своё время Афины и Спарта, договорившись между собой, выступили на стороне ионийцев, то ныне нам не пришлось бы устраивать спор относительно родосцев, взывающих о подмоге.
Старейшины, которые не желали воевать с персидским царём, указывали на то, что если бы азиатские эллины вели войну с персами с большей решительностью и все дружно поднялись на варваров, то враги непременно были бы разбиты на суше и на море.
— Ведь те же родосцы и косцы не участвовали в Ионийском восстании, — звучали голоса сторонников Евксинефта. — Вот и выходит, что родосцы навлекли на себя беду не потоплением финикийского судна в прошлом году, а тем, что не встали с оружием в руках против варваров вместе с ионийцами пятнадцать лет тому назад. Если у родосцев не хватило прозорливости тогда, значит у лакедемонян должно хватить прозорливости ныне. Коль мы ввяжемся в войну с персами, то нам придётся воевать одним, ибо большой помощи от родосцев и косцев мы не дождёмся.
Евксинефт предложил высказаться царям.
Первым взял слово Леотихид.
— Если случится так, что спартанцы проголосуют за войну с персами и поручат мне командовать войском, сразу предупреждаю всех присутствующих, что победы в этой войне я никому не обещаю, — промолвил Леотихид, мрачно сдвинув брови.
Во всём облике Леотихида чувствовалось недовольство, его густые светлые брови слишком низко нависали над глазами, отчего взгляд казался хмурым. Крупный рот имел лёгкую кривизну, благодаря чему отлично получались усмешки и ухмылки. Глаза были чуточку удлинены к вискам, как это бывает у египтян, поэтому порой казалось, что Леотихид взирает на окружающих с прищуром. Впрочем, из-за своей близорукости Леотихид зачастую так и делал. Он был мощного телосложения, но при этом ни разу за свои тридцать девять лет не отличился на войне как храбрый воин или умелый военачальник. Главным недостатком Леотихида являлось то, что он был посредственным во всём. Но при необъятной лени и неспособности проявить себя вождём или полководцем Леотихид тем не менее обладал тщеславием, завистью и частыми приступами уязвлённого самолюбия.
Эфоры и старейшины прекрасно знали Леотихида, поэтому сказанное никого не удивило. Все ожидали, что скажет царь Леонид, обладавший такой массой достоинств, что единственным недостатком являлось пожалуй, родство с покойным царём Клеоменом, оставившем по себе дурную славу.
