Сергей Кравченко - Кривая империя. Книга 4
Тут православный государь заметил, что «Палестина, где провел земную жизнь Спаситель, где Он учил и где Он для спасения мира принял крестную смерть, находится на земле, принадлежащей туркам»! — вот ужас-то! А там «по приказу турецкаго султана, обиженнаго на императора Николая за тот разгром, который сделали наши войска в Турции в 1828 году, турки начали притеснять и обижать православных христиан», сволочи. А мы их жалели! Союзники наши бывшие — Англия и Франция — завидовали «успехам на Кавказе и в Сибири, где русское государство подходило к Восточному океану», и начали подбивать турецкого султана против России, обещали ему помощь.
Война началась в 1853 году — опять на Дунае и в Закавказье. Наши наседали на подножие Арарата, хотелось им, если уж не гроб Господень, то хоть пристань Ноя на вершине святой горы завоевать. В конце-концов на Кавказе удалось нахватать много всякой всячины, но удовольствие от этого было испорчено Крымской войной.
В этот раз началось с того, что 18 ноября 1853 наш черноморский флот уничтожил в Синопской бухте все турецкие корабли. Тогда за Турцию вступились англичане, французы и итальянцы. Просвещенная Европа отправила свои пароходы и войска во все русские моря. 14 мая 1854 года эти пароходы разрушили Керчь, вошли в Азовское море и 22 мая приблизились к Таганрогу. Впереди шло восемнадцать паровиков, за ними — еще 50 парусников и плавучих батарей. Явились парламентеры с ультиматумом: уходите миром, мы зайдем, снесем тут все к чертовой бабушке, гражданских не тронем. «Наши ответили соответственно». Видимо матом.
Началась непрерывная бомбардировка города, десант высадился и пошел в атаку на крутую гору у церкви св. Константина. Ну, этих 300 человек сбросили штыками в залив. Эскадра отошла на горизонт. 12 июля в мелководной луже Азовского моря поднялась буря. Англичане убрались на черноморские глубины.
2 сентября 1854 года союзная англо-французская эскадра начала высадку войск у маленькой деревушки Евпатория, и к 6 сентября на Крымском берегу уже загорало 30000 французов с 68 пушками, 22000 англичан с 54 орудиями и 7000 турок с 12 орудиями. У нас для этих туристов набиралось только 36000 человек обслуживающего персонала да 84 орудия. 8 сентября на берегах реки Альмы произошло тяжелое сражение. Англичане и французы, вооруженные нарезными ружьями, били издали, а наши гладкоствольные тульские до них не добивали. Пришлось нам отступать до самого Севастополя и сесть в осаде. 8 же сентября русские моряки утопили свои суда в горле Севастопольского залива. Парусники все равно не могли сражаться с пароходами. Вся корабельная артиллерия была расставлена по склонам.
Агрессоры готовились к штурму ровно месяц. б октября началась тяжкая бомбардировка и встречная перестрелка. Жертвы на позициях множились с пугающей скоростью. Ночью Европа выходила на берег из пенного прибоя и шла в штыки. По утрам обе стороны занимались развозкой трупов тележными вереницами. В этих хлопотах наступила и прошла теплая зима. 27 марта 1855 года в очередной раз, в отличие от погибших в этой войне, воскрес Христос. Праздновали прямо в окопах. Сюда же пришли гражданские дети и женщины в белых платьях. Бомбардировка, однако, не прекращалась. Десяток невинно убиенных отправились к виновнику торжества.
Прошла весна, настало лето. Штурмовка русских позиций продолжалась, принося ежедневный урожай по нескольку тысяч трупов с обеих сторон. 28 июня французский снайпер по отблеску на золотых эполетах выследил адмирала Нахимова и прострелил ему голову.
С 24 августа бомбардировка Севастополя стала непрерывной. То есть, артиллеристы сменяли друг друга, а пушки работали без перерывов. «По одному Малахову кургану действовало 110 больших орудий. Гул и рев пушек ни на минуту не прерывался. Смерть была всюду».
Наши стояли крепко, к тому же в окопах распространялась сплетня, что император дарует победителям освобождение от крепостного рабства. Имело смысл воевать храбро.
«27 августа в ужасном кровопролитном штурме союзники овладели Малаховым курганом». С его потерей Севастополь уж никак нельзя было удержать, но наши не сдавались, вопреки всем правилам. «Они зажгли все, что можно, разрушили батареи, взорвали пороховые погреба и уцелевшие суда, а сами переправились на северную сторону» залива. И 30 августа Севастополь пал. Союзники, потерявшие 73000 человек, замерли в Севастополе до конца войны.
От этого поражения 18 февраля 1856 года скончался император Николай I Павлович. В строевом народе сохранилась его кличка «Палкин» — за приверженность телесным наказаниям, а просвещенная братия в лице Фридриха Энгельса заклеймила Николая обвинениями в армейской непригодности. Дескать, он кроме барабанного боя ничего не понимал, и не развился в командном отношении выше унтер-офицерского чина. Ну, это, конечно, товарищу Энгельсу, — большому знатоку русской армии, — виднее!
А вот чего действительно Империя не может простить Николаю, так это пассивного созерцания крамольной эпидемии. У какого настоящего Царя-генерала так расплодились бы пушкины, лермонтовы, гоголи и щедрины, непроспавшиеся герцены и прочие?..
На престол вступил сын Николая — Александр II Николаевич — «Царь Освободитель».
Ему и пришлось разгребать всенародную кучу-малу.
Сразу же, 18-го марта 1856 года был заключен мир по крымским и кавказским делам.
Часть 11. Гибель Империи (1862 — 1918)
Главная ОшибкаКто-то из претендентов в Императоры толково заметил, что захватить власть важно, а удержать ее — архиважно. По-нашему это звучит так: трудно построить Империю, но еще труднее — не дать ей развалиться. А для этого нужно неусыпно работать вокруг главного вопроса:
«НУ, А ДАЛЬШЕ-ТО ЧТО?».
И работать нужно сразу с двух сторон.
Первое — задавать этот вопрос себе и своим подручным.
Второе, — а это как раз и упускают из виду юные Императоры, — не позволять любознательным подданным задавать этот вопрос тебе.
Но человек так устроен, что задавать вопросы — это его любимое дело. Это — гораздо проще, чем просто работать, пахать, сеять, косить и молотить, а лишь потом печь пироги. Задать вопрос — лишь чуть-чуть пошевелить воздух, а результат можно получить нешуточный.
— Что делать?
— А вон под тем деревом, мужик, копай на три аршина и найдешь серебряну гривну, и сразу — в лавку за пирогами! И водки прихвати.
Так что, отучать людей от любопытства, да еще на Руси — дело бесполезное.
Ну, значит, нужно смириться с осквернением нашего благородного вопроса подлыми, капустными устами. И отвечать — соответственно эпохе.
Поначалу годился ответ «Подрастешь — узнаешь!», потом пришлось покрикивать «Не ваше собачье дело!». Ну, а дальше-то что? Нельзя же бесконечно отбиваться и отгавкиваться от ходоков и челобитчиков. Ну, запретили под страхом порки и смерти соваться лично к государю с жалобными грамотами, но вопросы-то остались, ушли в самиздат.
Поэтому умные люди всех времён следили, чтобы главный вопрос у народа не оставался безответным. Писец и Историк старались вовсю. Долго принимались объяснения о грядущем царстве божьем. Многие верили. Хорошо складывалось:
греши — кайся,
трудись — терпи,
надрывайся — болей,
унижайся — подыхай.
Ну, а дальше-то что?
А дальше — царство небесное!
Сплошные удовольствия — без греха, труда и унижений. Расслабленная игра на арфе по самоучителю, ленивое перепархивание с облака на облако, небесный нектар о сорока градусах, периодические инспекции грешной Земли — оторваться с некрещеными утопленницами в майскую ночь.
Потом в этой благодати усомнились — прямых свидетелей счастливого небытия не нашлось, а теоретикам как-то опасно стало верить. Количество скептиков на сотню лопухов перевалило критическую отметку. Возник неприятный исторический промежуток — Главный Вопрос стал частенько зависать в воздухе или срезаться нигилистическими репликами:
«Современная наука, милостивые государи, не дает объективных оснований предполагать наличие астральной субстанции», — или проще:
«Бога нет, истинный крест!»,
«Библия ваша — бре-ехня!».
Пришлось теологическую известь в имперской кладке подкрепить цементом земного, мирового господства. Кстати и земля наша разрасталась. Удачно присоединялись к матушке Москве ханства и улусы, призывным криком кричали из-за Дарданелл насилуемые болгарки и гречанки, а русские мужики как раз осваивали чукотские и сахалинские края. Руки наши просторно вытягивались от Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей, и обратно — до границы с Турцией или Пакистаном. И все дороги вели в Рим, — наш, Третий, московский...
Но вот, ровно через тысячу лет после пришествия Рюрика случились на Руси две новые утраты:
1. Народ потерял ярмо крепостного рабства.
