Юрий Герман - Россия молодая. Книга вторая
— То-то, что не надо было в море идти! — сказал один, загорелый, с пушком на верхней губе, остриженный кружочком. — Верно бирюч кричал, шведы и впрямь…
— Надо, не надо! — ответил другой. — Харчить-то брюхо просит, вот что худо. Без моря как прохарчишься…
Третий — старичок с веселым блеском в глазах — сказал насмешливо:
— Лонгинов-то Нил Дмитрич за столом сидел, а нам не подносят. Нет, серчает старый пес; вишь, ходит. Ходи, ходи, немного выходишь…
Молодой засмеялся, прикрыл рот ладонью. Потом сказал серьезно:
— Хаханьки да хиханьки, а дед сердитый. Как бы и впрямь животы нам свои здесь не скончать…
Песок все сыпался — тоненькой золотистой струйкой. С криками, косо, на распластанных крыльях неслись к воде чайки. Шведские матросы угрюмо посматривали на русских. Ярл Юленшерна негромко спросил Окке:
— О чем они говорят?
— Обдумывают, как поступить! — осторожно ответил Окке.
— Они начнут обдумывать после того, как мы повесим половину из них! — сказал шхипер Уркварт. — Я знаю, что это за народ!
Юленшерна покосился на шхипера и приказал звать корабельного профоса. Широкоплечий, низкорослый матрос, с вывернутыми ногами, быстро полез на мачту — закидывать петлю на нока-рею. Из люка неторопливо, позевывая в кулак, вышел профос Сванте Багге, в красном колпаке, с голыми волосатыми руками.
— Кого? — спросил он, обводя русских взглядом.
— Всех, начиная с самого младшего! — велел Юленшерна. — И побыстрее!
Сванте Багге закричал матросу, что неверно закидывает петлю, матрос поправил как надо. Песок пересыпался весь из верхнего пузырька в нижний. Матросы — Кристофер, Билль Гартвуд с серьгой в ухе, Швабра — подошли к самому молодому русскому. Швабра знаками велел ему снимать кафтан. Окке торопливо перевел:
— Одежду сними, человек, одежду…
Русский огляделся, как бы недоумевая, загорелое лицо его стало совсем детским, он оттолкнул Швабру, сказал сердито:
— Очумели? За что вешать-то?
— Я жду! — сказал Сванте Багге.
Старичок вышел вперед, загородил собою молодого, постучал себя кулаком во впалую грудь, сказал Швабре истово, раздельно, как глухому:
— Меня для начала! Он — молодой, вьюнош! Меня — делай!
Перекрестился дрожащей рукой, поклонился своим низко, попросил:
— Простите, ребята, ежели что было…
Рыбаки угрюмо молчали, старик отдельно поклонился кормщику Копылову:
— Прости и ты…
И зашептал:
— Чего столбеете, дурни! Прыгайте в воду, плывите! Мне не выгрести, а вы не старые, здоровые, покуда очухаются — вон где будете… Висеть на вешалке — не велика честь…
Копылов взял старика за плечи, посмотрел ему в глаза, поцеловался с ним трижды. Старик еще шепнул:
— Ярить их сейчас буду, а вы делайте как сказано. Ну, прощай!
Он расстегнул на шее заношенный воротник рубашки, сам, ловко ступая тонкими ногами, пошел к раскачивающейся петле, выцветшими глазами оглядел неприветливый берег острова, серо-зеленое море, лица шведских матросов, построенных по бортам флагманского корабля. Опять перекрестился и сказал громким злым голосом:
— Стреж до города Архангельского знаю, а не поведу! И не найдете вы, воры, такого человека на нашей земле, чтобы повел корабли ваши, не найдете иуду. Во, во!
Сложил кукиш, вытянул его Юленшерне, сам вдел голову в петлю, выбив ногою скамейку.
Профос Сванте Багге навалился всем телом на пеньковую веревку, визгливо заскрипел блок. Ярл Юленшерна сказал шхиперу Уркварту:
— Блок не смазан, выпороть виновного!
В это мгновение страшно закричал матрос Швабра. Ярл Юленшерна оглянулся на крик и увидел, что русские, назначенные к казни, разбросав матросов, прыгают в воду. Матрос Гартвуд корчился на палубе, матрос Швабра кричал в воде.
— Огонь! — скомандовал Уркварт. — Огонь по беглецам!
Но пока на палубу выбежали солдаты с ружьями, пока они поняли, в кого надо стрелять, прошло слишком много времени. Выстрелы гремели впустую, двое рыбаков уже вылезли на прибрежные камни, остальные подплывали к берегу.
— Тем, кто упустил русских, по тридцать плетей каждому! — приказал Юленшерна шхиперу Уркварту. — Может быть, они станут поумнее и поймут, в какую страну мы идем. Проклятые ротозеи! Пороть немедленно, сейчас же!
2. Мы примем их как гостей!
Вскоре с эскадры завидели еще какое-то рыбацкое судно. «Божий благовест» бросился его нагонять.
Лейтенант Юхан Морат приказал сыграть артиллерийскую тревогу, констапели, дожевывая обеденную солонину, побежали к своим пушкам. Артиллерийский офицер засвистал в роговой свисток трижды, это значило: стрелять только погонной пушке, остальным быть в готовности. Констапель вжал пальник в затравку, носовая пушка пальнула, по серым волнам глухо раскатился выстрел. Карбас продолжал уходить.
— Он недурно лавирует! — сказал Юхан Морат.
Артиллерист крикнул констапелю:
— Заряжай!
И погодя:
— Огонь!
Пушка ударила во второй раз. Было видно, как ядро обдало брызгами корму русского суденышка. Лейтенант Морат погрозил кулаком констапелю. Артиллерийский офицер сам побежал к пушке, оттолкнул констапеля, стал гандшпугом опускать медный ствол. Третий выстрел, видимо, по-настоящему напугал русских рыбаков, они сбросили паруса. Теперь их суденышко беспомощно покачивалось на воде.
Морат велел барабанщику бить абордажную тревогу. «Божий благовест» навалился на карбас левым бортом, солдаты, в железных нагрудниках, с кривыми ножами в руках, стали прыгать вниз — на рыбацкие сети, на куль ржаной муки, на нехитрые припасы, взятые с собою рыбаками в море. Матросы крючьями держали рыбацкое судно плотно у борта, сам Морат спустился на карбас. Пойманных было всего двое. Лейтенант не поверил, сам нырнул в маленькую каютку, где на столе нашел книжку по навигации. Книжка его удивила, он спросил про нее старшего рыбака:
— Кому пришло в голову изучать навигацию?
Старший не понял, младший ответил на хорошем немецком языке:
— Это моя книга. Отдайте ее мне.
— Все будет зависеть от того, как вы себя поведете в дальнейшем! — произнес лейтенант Морат.
И приказал надеть на пленников цепи-тройчатки с браслетами на горле и на кистях рук. Обоих рыбаков перевели на «Божий благовест», карбас был потоплен. Более в этот день никого задержать не удалось, и лейтенант велел идти к Сосновцу, где стояла эскадра.
В туманных серебряных сумерках белой ночи еще издали был виден повешенный на мачте флагмана русский рыбак. Лейтенант Морат удивился — почему только один? Артиллерист «Короны» Пломгрэн с невеселой улыбкой сказал Морату, что остальные убежали.
— Как так — убежали?
— Очень просто — убежали. Стали прыгать с борта в воду во время обряда казни. Альварес дель Роблес до сих пор ищет их на острове, но вряд ли найдет…
— Остров маленький! — сказал Морат. — Не найти нельзя…
Пломгрэн с сомнением покачал головой:
— Это отважные парни, Юхан. Убегая, они разбили голову матросу, а другого столкнули в воду. Пока мы спускали шлюпки, беглецы были уже на острове.
— Что шаутбенахт?
Артиллерист махнул рукой.
Морат обдернул на себе кафтан, прокашлялся; держа шляпу в руке, постучал в дверь каюты флагмана. Шаутбенахт крупными шагами ходил из угла в угол, фру Юленшерна, вся в розовом, сидела с ногами в кресле. Окна и двери на галерею были открыты, за кормою корабля глухо шумело море.
— Ну? — спросил Юленшерна.
Лейтенант доложил, что ему удалось задержать рыбацкий карбас, на котором, по его мнению, шли двое опытных моряков.
— Почему вы считаете их опытными? — спросил шаутбенахт.
Морат положил на стол книжку, которая была на карбасе. В глазах адмирала блеснуло любопытство.
— Если простые рыбаки читают навигацию, — произнес шаутбенахт, — то трижды прав его величество король, посылая сюда нашу экспедицию… С московитами, строящими флот, пора покончить раз навсегда…
Он задумался.
Фру Юленшерна сидела в кресле, глаза ее насмешливо щурились.
Лейтенант Морат молчал.
В трехстворчатых дверях, ведущих на галерею, показался полковник Джеймс в пудреном парике, с родинкой у рта, томный, надменный.
— На острове стреляют! — сказал он. — Надо надеяться, что наш дель Роблес поймал молодчиков.
— Весьма вероятно, что они его поймали! — сказала Маргрет из своего угла.
— Кто это — они? — спросил адмирал.
Фру Юленшерна засмеялась.
— Те, кто скрывается на острове.
— Пожалуй, все это не слишком весело! — произнес полковник Джеймс. — Фру смеется, но нам не смешно…
— Несколько раньше вы говорили о походе в Архангельск как об увеселительной поездке, — сказала Маргрет. — Как же мне не смеяться? Эскадра его величества не может справиться с дюжиной простых мужиков…