Английский раб султана - Евгений Викторович Старшов
Он сидел в келье, облаченный в белые одежды своего ордена и погруженный в изучение кипы финансовых документов, время от времени давая нагоняй присутствовавшему там же брату-келарю. В дверь постучали.
— Кто там? — сердито спросил аббат, отложив в сторону бумаги и сняв аляповатые очки из шлифованного берилла.
Дверь приоткрылась, в образовавшейся щели появилась крысиная мордочка прислужника по имени Энтони, который почтительно-медоточиво проблеял:
— К высокопреподобному отцу Арчибальду пожаловал его досточтимый племянник Лео.
— Пусть войдет. А ты, келарь, учти: с таким подходом ты обратишь нашу обитель в притон нищих. Недоимки все взыскать неукоснительно, переменить поставщика зерна, печного мастера примерно наказать и взыскать из его жалованья стоимость всех убытков, произошедших по его вине. Будет жаловаться, припугни как следует огнем геенским, они этого боятся… А, племянник! Рад видеть!
Аббат с трудом поднялся из-за стола и, опираясь на костыль, пошел навстречу молодому человеку.
— Да сидел бы, достопочтенный!
— Ничего. Все равно надо выйти на свежий воздух, ведь стены имеют одно нехорошее свойство отращивать уши… — желчно пошутил аббат и как-то подозрительно поглядел на келаря.
Лео почтительно-осторожно взял дядю под локоть, и они медленно вышли из братского корпуса. Спуск по небольшой лестнице дался аббату нелегко, он ругался сквозь зубы.
Аббат Арчибальд Торнвилль был видным мужчиной, высоким, полным, гладко выбритым; острые глаза безжалостного циника смотрели цепко и пристально из-под седых кучерявившихся бровей. Тяжелое дыхание и костыль показывали всю тяжесть борьбы человека с подагрой, которую он явно и неуклонно проигрывал, но гордость не позволяла признать это, и адская боль вызывала только адскую же злость и шуточки. Лео был похож на дядю, по только не нынешнего, а той поры, когда аббат был посвежее и постройнее: статная фигура, светлые волосы, и взгляд пока еще лучезарный от молодости и по-своему наивной веры в жизнь. Весь облик Лео, а в особенности глаза цвета синего моря выдавали в нем происхождение от древних покорителей Европы — викингов.
— Опять с костылем передвигаться приходится, преподобный отец?
— Глупый вопрос, если ответ очевиден. Постарайся не задавать подобных вопросов, если не хочешь получить обидный ответ или сойти за дурака. И коль скоро нас ними не слышит, оставь это наше преподобие, и называй меня просто "дядя Арчи", как обычно без лишних ушей. Официоза мне и так хватает. А что касается подагры, то и в хорошей компании — вместе с философом Посидонием и сатириком Лукианом. Они смеялись над ней, а обсмеян, врага — значит, уже наполовину победить его. Вот так!
— Дядя Арчи, ты, как всегда, зол и жизнерадостен!
— Пожалуй что и так. Выйдем за стены, погода неплохая для нашего острова.
Сказано — сделано. Окружавший аббатство пейзаж был несколько уныл, представляя собою смесь болот, леса и пастбищ, изредка разбавляемый домушками и бараками монастырских работников, однако для весны было уже тепло и сухо, так что жаловаться не приходилось. Вдали устремлялась к небу стрельчатыми арками церковь Святого Леонарда середины тринадцатого века — именно благодаря цистерцианцам в Англии расцвела готика.
Прихрамывая, святой отец продолжил беседу:
— Я так понимаю, речь снова пойдет об имении. Что же, я в предвкушении этого разговора подготовил отчет по управлению им за три года, ты можешь с ним ознакомиться, и если будут какие вопросы — изволь.
— Я не сомневаюсь, что на бумаге все будет гладко и убедительно, но на деле… Я только день как вернулся оттуда, и увиденное повергло меня в грусть. Я не узнал родового феода!
— И что же тебя так удивило или возмутило?
— Многое. Лес вырубается. Родовой замок так и не восстановлен после пожара, и более того — успешно разбирается крестьянами на личные и на монастырские нужды: кладут из камня мельницы, устраивают садки для рыбы — черт-те что. Появились какие-то чудовищные печи, провонявшие все вокруг… Много чего появилось.
— Удивляюсь, что тебе это не нравится! — Дядюшка Арчи всплеснул единственной свободной рукой. — Ты видишь вершки, а корешки-то в бумагах. Всё движется, всё работает, всё приносит доход. За небольшое время я преобразовал бесполезное пустое место, высокопарно именуемое нашим родовым имением, в место полезное, в место доходное. То, что замковые постройки на камень идут, конечно, не очень хорошо, и я распоряжусь это прекратить, но, мой мальчик, будь реалистом — на какие деньги все это восстанавливать? У тебя они есть? И у меня их нет.
Аббат сердито замолчал, случайно, в порыве откровенности, затронув самое больное место своего хозяйствования, чем не преминул воспользоваться племянник:
— А я только что слышал, что ты сделал из имения доходное место!
— Так я от своих слов и не отказываюсь. Просто деньги и должны не лежать мертвым грузом в сундуке. Они расширяют производство, которое, в свою очередь, приносить новые деньги, на которые — ты понял? — И аббат несколько раз очертил рукой в воздухе окружность, каждый раз возвышавшуюся над прежним кругом и должную продемонстрировать наивному родственнику спиральное развитие того, что впоследствии назовут капиталом.
Да, аббат Арчибальд, сам того не ведая, был предпринимателем, возвысившись над "скупыми рыцарями", державшими накопленные сокровища в туне, однако сам он не знал, что он — предприниматель и даже капиталист, а подсказать было некому, ибо до появления в Англии Карла Маркса оставалось еще почти четыре века.
Отметив, как сладкозвучно поют нынче птицы, аббат продолжил:
— Вот ты сказал о вонючих печах. А знаешь, чем все может обернуться? — Арчибальд вытащил из кошеля при поясе бесформенно-тяжелый металлический комок и протянул Лео.
В ответ на немой вопрос юноши о том, что это, церковник ответил:
— Вот смотри, сынок. Чугун. Новый перспективный материал, легко поддающийся обработке. В германских землях его уже чуть не век плавят, только мы позади всех… Ничего, секрет производства я вызнал, вот с печами пока никак. Трескаются. Не выдерживают. То ли топливо не то, то ли материал для печей не подходит, Ее знаю. Не выходит пока. Только образцы подтверждают, что я на верном пути. Знаешь, сколько лесу идет топливом на эти опыты? Возить уголь по реке — далеко и дорого, с меня хватает лишних расходов на доставку руды. Пробую добывать торф и топить им, а это тоже трудоемко и неприбыльно. Народ калечится на его добыче, только повальная нужда и разорение поставляют нам работников.
— Вот ты и злишься из-за убытков.
— Ничего, меня утешают будущие прибыли. Представь, что такое этот чугун. Это пушки! Крепкие,
