Маятник судьбы - Екатерина Владимировна Глаголева
Просто поразительно: стоит кому-нибудь из его родни возложить себе на голову корону, как он тотчас забывает, из чьих рук ее получил! Начинает заискивать перед своими подданными, радеть об интересах «приемного отечества»! Тогда как его должны заботить только интересы императора, интересы Франции! Италия, Испания, Голландия, Вестфалия — ничего этого на самом деле не существует! В мире есть только Франция и Англия, ведущие между собой вековую борьбу, и от того, кто из них победит, зависит будущее. Это не просто две страны, две империи — это две системы, два образа мысли и действия, и одна из них должна возобладать над другой.
Пятьсот лет назад Провидение послало французам, погрязшим в братоубийственной войне, деву-воительницу Жанну д'Арк, которая смогла их объединить под знаменем верности своему королю и ненависти к общему врагу — Англии. Двадцать лет назад, в разгар кровавой вакханалии, Франция обрела Наполеона Бонапарта, и только это помешало сплотившимся против нее хищникам, науськиваемым англичанами, взять ее за горло. Наполеон возродил Францию, напомнив ей о доблести, верности и долге; он увенчал себя короной сам, пусть и в присутствии римского папы: посланник Господа стал его помазанником; окруженный новым дворянством шпаги, французский император собирался окончательно сокрушить алчную нацию торгашей, забывшую об истинном благородстве. Французский гений, чьи быстрые и решительные приказы исполнялись бы молниеносно и беспрекословно, непременно взял бы верх над сборищем кичливых болтунов, превративших правительство в подобие биржи; непогрешимый муж и отец, подавая пример своим подданным, оздоровил бы нацию, избавив ее от подражания заморскому разврату, лицемерно прикрытому ширмой приличий. Жозеф, Луи, Жером, Мюрат, Эжен[1] должны были стать пальцами на деснице Наполеона, и что же?
Жозеф даровал Неаполю Конституцию и пытался подольститься к испанцам, учредил в Мадриде масонскую Великую ложу и заставил чиновников ежедневно присутствовать на мессе в своем дворце. Наполеон упразднил монашеские ордена — «король Хосе» разрешил монахам вернуться в свои монастыри. Он возвещал независимую и непобедимую Испанию, где кастильцы, арагонцы, баски и каталонцы подадут друг другу руки! Простак надеялся, что его полюбят за кротость и милосердие, но над ним лишь потешались. Доброта уместна с уже укрощенным зверем, а Испания превратилась в бешеного быка, раздразненного бандерильями. И все же Наполеон отказывал Жозефу во всех его просьбах об отставке: на королевском троне должен сидеть только Бонапарт, скипетр — не маршальский жезл. Ах, если бы не злосчастное отступление из России! Император был вынужден вызвать в Париж маршала Сульта и множество генералов, оставив Жозефу Сюше (который один стоит их всех). Англичан хорошенько потрепали под Бургосом, возможно, они не скоро оправятся, а к тому времени Германская кампания уже будет окончена. Но если нет… Полководец из Жозефа, конечно же, никакой, его стихия — торговля и переговоры.
Иное дело Мюрат. На бранном поле это вихрь, огонь, ураган, но посадите его в кабинетное кресло — и он становится безмозглым трусом, неспособным принять простейшее решение. В одном мизинце Каролины больше энергии, чем во всей личности ее мужа. Но даже и он, кого Наполеон всегда считал своей правой рукой (с зажатой в ней саблей), Мюрат, боготворивший Бонапарта с тех пор, когда тот был еще капитаном, мгновенно переродился, заменив шляпу венцом. Вообразил, что он и в самом деле король! Посмел издать декрет, по которому все чиновники-иностранцы должны были принять неаполитанское подданство, как будто королевство Обеих Сицилий не являлось частью французской Империи! Наполеон отменил этот декрет, но Мюрат все равно раздал все министерские портфели итальянцам, оставив в правительстве только трех французов. Он тоже пытался снискать любовь своих подданных, как Луи: тратил деньги на строительство школ, дорог, мостов, потакал купцам и местным промышленникам… И с большой неохотой покинул «свое» королевство, когда Наполеон призвал его к себе, направляясь в Россию, но там, на полях сражений, стал прежним Мюратом… Пока Наполеон не сделал глупость, вверив остатки Великой армии его попечению перед отъездом в Париж.
Разумеется, императору донесли о том, что в Гумбиннене, уже за Неманом, неаполитанский король собрал всех маршалов на совет, чтобы отговорить их служить «безумцу». Если бы он, Мюрат, в свое время не отверг предложение англичан, то спокойно сидел бы сейчас на своем троне, как австрийский император или прусский король… «Они государи милостью Божией, их создало время и привычки народов! — резко оборвал его Даву. — А вы король только по милости Наполеона и созданы пролитой французской кровью! Вы можете оставаться королем только благодаря императору и оставаясь верным Франции!» Честно признаться, Наполеон раскаялся в том, что выставил Даву главным виновником неудач при отступлении от Смоленска; «железный маршал» стал бы куда более распорядительным главнокомандующим и смог бы организовать оборону… Ну да что теперь об этом.
Из-за крепких морозов реки покрылись льдом, превратившись в ровную дорогу, и казаков уже видели на Висле.
Пройдя южнее Торна, русские смогли бы отрезать французов от Одера; нужно было действовать решительно и энергично, но вместо этого Мюрат прислал в Париж жалобное письмо о том, что разболелся, а потому слагает с себя командование Великой армией, передает его вице-королю, сам же выезжает в Неаполь. Туда, впрочем, он домчался за две недели — довольно резво для больного с лихорадкой и печеночными коликами.
Пожалуй, так было даже к лучшему: Эжен единственный из всех не отплатил Наполеону черной неблагодарностью. Отчим писал ему каждый день, ободряя и подсказывая. Невозможно, чтобы русские, которые оставили пятьдесят тысяч человек под Данцигом, десять тысяч под Торном и столько же под Модлином, тогда как с левого фланга им грозят князь Шварценберг и генерал Ренье, в Грауденце собирается прусский корпус, а в Галиции — стотысячная армия австрийского императора, предприняли серьезные действия посреди зимы, тем более что и они измучены прошлогодней кампанией. Главное — не поддаваться панике и дать им достойный отпор! Эжен должен удержать Позен. Слева от него, под Штеттином — пруссаки, в Глогау — саксонцы. Если удастся набрать хоть немного кавалерии, то неприятель не сможет выйти к Одеру, Берлин и Дрезден будут в безопасности. И нужно любой ценой сохранить Варшаву. Тогда весной мы развернем генеральное наступление и отбросим врага обратно за Неман.
Поглощенный мыслями о летней кампании, Наполеон встал перед письменным столом, заложив правую руку за жилет, чтобы приветствовать графа Бубну, просившего об аудиенции. Справляясь о здоровье императора Франца и его супруги, отвечая на обычные учтивые слова, он составлял в уме инструкции для военного министра. Австрийский посланник произнес длинную фразу и замолчал, выпятив вперед упрямый подбородок. Что
